13 апреля 1605 года в три часа пополудни царь Борис закончил трапезу и поднялся из-за стола. Внезапно у него хлынула кровь изо рта, ушей и носа. После двухчасовой агонии царь скончался. По обычаю его постригли в монахи под именем Боголена.

Судя по всему, царь умер от апоплексического удара. Но среди современников распространились слухи об убийстве или самоубийстве Годунова. Исключить вероятность отравления царя нельзя, хотя тут напрашивается естественный вопрос: кто это сделал? Если бы умер кто-нибудь другой, то тогда, разумеется, отравителем объявили бы царя Бориса. Тут же никто из современников и позднейших историков не приводит имен подозреваемых. Версию самоубийства следует исключить. Борис всю жизнь трогательно заботился о своей семье. Неужели он мог решить оставить ее на произвол судьбы в столь сложный момент? Заметим, момент был сложный, но не критический. Если бы Борис выздоровел, то война с самозванцем затянулась бы на неопределенный срок.

О смерти царя Бориса бояре объявили народу лишь на следующий день и немедленно начали приводить жителей к присяге. Текст присяги достаточно любопытен: «Государыне своей царице и великой княгине Марье Григорьевне всея Руси, и ее детям, государю царю Федору Борисовичу и государыне царевне Ксении Борисовне». Форма присяги была та же самая, что и царю Борису: повторено обязательство не хотеть на Московское государство Симеона Бекбулатовича, но прибавлено: «И к вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, с ним и его советниками не ссылаться ни на какое лихо, не изменять, не отъезжать, лиха никакого не сделать, государства не подыскивать, не по своей мере ничего не искать, и того вора, что называется царевичем Дмитрием Углицким, на Московском государстве видеть не хотеть».

Из самого текста присяги видно, насколько непрочно было положение новой династии. На всякий случай первой помянута царица Марья Григорьевна, хотя царевичу Федору было уже 18 лет. Современники писали о Федоре, что он хотя «был молод, но смыслом и разумом превосходил многих стариков седовласых, потому что был научен премудрости и всякому философскому естественнословию». Однако царю Федору Борисовичу явно не хватало решительности. Корону и жизнь можно было спасти, окажись на его месте восемнадцатилетний Александр Невский или Петр I.

Присяга новому царю в Москве прошла спокойно. Также без затруднений присягнули в Новгороде, Пскове, северных городах, Поволжье и Сибири, то есть везде, кроме района театра военных действий. Однако чувствовалось, что московская знать не намерена поддерживать Федора.

К началу 1605 года все наиболее значительные деятели из рода Годуновых: Дмитрий Иванович, Григорий и Иван Васильевичи и другие — умерли, а молодые Годуновы не имели авторитета ни у знати, ни у народа. Царица Марья Григорьевна также не пользовалась популярностью, все помнили ее отца, палача Малюту (Григория) Скуратова.

Одним из первых шагов нового царя был вызов из армии больших бояр Мстиславского и братьев Шуйских. Приехав в Москву, Василий Шуйский в очередной раз выступил перед толпой народа, призывая его верой и правдой служить династии Годуновых. Шуйский поклялся самыми страшными клятвами, что царевич Дмитрий давно умер, что он сам своими руками положил его в гроб в Угличе, а путивльский «вор» — беглый монах и расстрига Гришка Отрепьев, подученный дьяволом и посланный в наказание за грехи.

Новым главнокомандующим в армию царь назначил князя Михаила Петровича Катырева-Ростовского, а его помощником — боярина Петра Федоровича Басманова. Катырев-Ростовский получил боярство одним из первых сразу после коронации Бориса. Он ничем еще не успел себя проявить на военном поприще, и назначение это было продиктовано чисто местническими интересами. До опричнины Катыревы-Ростовские занимали высокое положение в Боярской думе. Поэтому Катырев, получив боярство, начал местничать с главой Думы Мстиславским. По тогдашней табели о рангах Катырев стал первым воеводой большого полка, а Басманов — вторым воеводой большого полка.

Главной надеждой царя Федора стал талантливый воевода П. Ф. Басманов. Назначение его в большой полк вызвало негодование родовой знати. Второй воевода полка правой руки князь М. Ф. Кашин-Оболенский отказался подчиняться приказу царя Федора, он «бил челом на Петра Басманова в отечестве и на съезд не ездил и списков не взял».

Поначалу войско дружно присягнуло царю Федору Борисовичу, но вскоре Катырев и Басманов потеряли управление над армией. Воеводы Василий и Иван Васильевичи Голицыны отказались подчиняться им и начали агитацию в пользу самозванца.

В конце концов 7 мая 1605 года большая часть царского войска под крепостью Кромы перешла на сторону самозванца, а остальные попросту разбежались. Далее события пошли лавинообразно. 31 мая население Москвы взбунтовалось. Царь Федор, его мать и сестра были взяты под стражу и посажены под домашний арест в старый дом Бориса Годунова. 10 июня во двор Годуновых пришли дворяне Молчанов и Шерефединов с отрядом стрельцов. Годуновых развели по разным комнатам, а затем убили царя Федора, а его мать Марию задушили.

Так погибла первая «выборная» династия Годуновых.

Главными действующими лицами страшной драмы, потрясшей русское государство, стали не Годунов, якобы доведший страну до кризиса, не бояре, затаившие на него злобу, и тем более не чудовский чернец Григорий, а ляхи.

Предположим, что Отрепьев бежал бы не на Запад, а на север, к шведам, или на Юг, к турецкому султану или персидскому шаху. В любом случае он стал бы лишь мелкой разменной монетой в политической игре правителей означенных стран. В худшем случае Отрепьев был бы выдан Годунову и кончил жизнь в Москве на колу, в лучшем — жил бы припеваючи во дворце или замке под крепким караулом и периодически вытаскивался бы на свет Божий, дабы немного пошантажировать московитов.

Именно поляки устроили разорение государства Российского, сопоставимое разве что с нашествием Батыя. В советских учебниках истории все объяснялось просто и ясно. В XIV—XV веках польско-литовские феодалы захватили западные и юго-западные русские земли, а в 1605 году устроили интервенцию в Московскую Русь, взяв с собой за компанию шведов. Увы, эта версия годилась лишь для школьников, думавших не столько о Смутном времени, сколько о времени, оставшемся до перемены. Анализа же причин «польско-шведской интервенции» советская историография дать не сумела.

Нам же, чтобы хоть сколько-нибудь разобраться в ситуации, придется совершить экскурс аж в конец XIII века.

В то время на юго-западе Руси Галицко-Волынским княжеством владел честолюбивый и умный русский князь Даниил Романович. С сильным русским князем даже начал заигрывать Рим. Папа предложил Даниилу корону в обмен на переход в католичество. В 1253 году Даниил короновался и стал первым русским королем, после чего желание сменить веру у него как-то пропало, то есть, попросту говоря, он надул святейшего отца.

Еще раньше, в 1250 году, Даниил Галицкий выдал свою дочь замуж за великого князя владимирского Андрея Ярославовича. Этот династический брак был одним их элементов союза двух сильнейших русских князей против Орды. Но, увы, у Андрея был обиженный братец Александр, который по завещанию отца и по воле хана Гуюка получил Киев вместо столь желанного Владимира. Обиженный князь в разоренный Киев даже не поехал, а три года провел в Новгороде, а затем поехал к хану Сартаку, сыну Батыеву, с жалобой на брата, мол, Андрюша с Даниилом нехорошее на тебя, великого хана, замышляют. Сартак поверил, отдал Великое княжество Владимирское Александру Ярославовичу, а на Русь послал знаменитую Неврюеву рать, опустошившую страну не хуже Батыя. Андрей Ярославович вынужден был бежать с женой в Швецию. А его брат через сто лет был причислен к лику святых!

В 1264 году Даниил Романович скончался, галицким королем стал его сын Лев. А за два года до этого произошло вроде бы незначительное событие, чуть было не перевернувшее историю Литвы, России и Польши: у великого князя литовского Миндовча умерла жена. Миндовч согласно языческим обычаям решил жениться на ее родной сестре, несмотря на то, что она была уже замужем за нальщанским князем Довмонтом. Миндовч послал сказать ей: «Сестра твоя умерла, приезжай сюда плакаться по ней». Когда та приехала, Миндовч сказал ей: «Сестра твоя, умирая, велела мне жениться на тебе, чтоб другая детей ее не мучила» — и женился на свояченице.