Подходит официант. Протягивает меню. Я передаю его Дэймону, а сама заказываю мисо и прошу передать на кухню, что это для меня. Дэймон тоже быстро что-то выбирает.
- Для тебя тут нечто особенное готовят? - спрашивает он.
- Нет. Просто я люблю очень горячий суп, на кухне это знают, и принесут кипящий.
Дэймон подвигается близко-близко ко мне и переворачивает лист. Там я. Улыбаюсь из окна своей хонды. Ещё страница, снова я. Портрет в пол оборота. В волосах запутались стрекозы.
- А так же только с ящерками можешь?
- Я чувствовал, что-то не то. Просто не мог придумать. - ишь ты, чувствовал он. - Скажи "да"?
- Я подумаю. - он огорчён, ему казалось, что любая согласиться. Да я и согласна. Мне нравиться, как он меня увидел. Мне ещё больше нравиться, как он меня запомнил.
- Марья, дай мне шанс! Я не разочарую. Посмотришь, - ух ты горячий какой.
- Не дави на меня, пожалуйста, - говорю я тихо и мягко - я не отказываюсь, просто беру тайм аут. Я уезжаю завтра.
- Надолго?
- Затрудняюсь сказать. В командировку. Обещаю, что когда вернусь, мы о чём-нибудь договоримся.
- А можно я буду звонить?
Демон -- дух не столько злобный, сколько страдающий и скорбный, при все м этом дух властный, величавый
Стою у обрыва и рычу, как конченый идиот. Кундалини, гнусного пурпурного цвета, обвивает правую руку, от запястья до предплечья. Жирный такой экземпляр, хотя всего два оборота. Гром надвигающейся бури поддакивает, словно бы подпевает мне. Мокро. Редкие разряды молнии не в силах исправить этой мерзости. Я мог бы развернуть этот шторм и отправить куда подальше. Мог бы и вовсе остановить. Да только я не желаю. А желаю я вот так стоять, рычать, мокнуть и самозабвенно всё это ненавидеть.
Но не судьба. Очередной всполох явственно вычерчивает полулежащий силуэт у низкорослой сосны на краю моего утеса. Он подобрал одну ногу к груди, вторую самоуверенно свесил в бездну, и снисходительно смотрит на меня. Похоже, мне не показалось, что шторм подпевает, видимо это отец уже некоторое время пытается намекнуть на свое присутствие.
Сказать нечего. Отмалчиваться или огрызаться смешно и глупо. Я просто подхожу и сажусь рядом, отдавая должное его такту. Мудрый отец мой сам найдет нужные слова. Он кладет руку мне на плечо и начинает менять звуки. Порывы ветра становятся ритмичней и мягче. Шум прибоя напротив, натягивается и наполняется щелканьем камней. Я привычно включаюсь в игру и добавляю звона в шелест листьев. Отец вливает во вполне уже сформировавшуюся гармонию скрип ствола, я отвечаю стоном чайки, слегка, правда, понизив тональность. Мы развлекаемся еще несколько минут, а потом наслаждаемся своим произведением. Я с удивлением обнаруживаю совершеннейший мир в глубинах себя. И вот тут отец начинает говорить.
- Сын, я хотел бы знать , что именно тебя так разозлило. Мне не хочется думать, что ты из тех, кого радует низложение чистых душ, но мне ещё меньше хотелось бы видеть тебя в рядах слабаков, отказывающихся от Великой Охоты.
- Я не слабак, - чер т побери, взрываюсь как юнец. В прочем , я довольно часто реагирую подобным образом на присутствие отца. Надо держать себя в руках. Пока я сам не почувствую в себе зрелость, отец и подавно её не увидит.
- Тогда назови причину.
- Скучно.
- Просто, что б убедится, что я правильно сейчас тебя понимаю - тебе скучно развлекаться, и ты считаешь эту причину адекватной и достаточной, что б позволить себе стоять на краю обрыва и рычать на стихию? Всё верно?
- Отец, проваливай в пекло, - беззлобно огрызаюсь я, с той только целью, что б ни улыбнуться, ни каким-либо другим способом не признать глупость своего поведения.
- Ещё одно подобное приглашение и провалюсь вместе с тобой, твоим островом и вулканом, - столь же беззлобно угрожает отец. - Или ты именно этого и добиваешься, что б твоя развратная торговка вместе со своим непутевым мужем и всеми любовниками сгинула в небытии?
- Какого чёрта, отец? Она тут совсем не причем. Просто мне следовало с ней немного выждать. Но эта дрянь так меня раздражала, что я покончил с Ритуалом до срока. И вот результат - потрясаю тварью обвившей мою руку.
- Но ты мог просто оставить её, чтобы не жаловаться на то, что она тебе противна. Зачем заставляешь себя?
- Не знаю. Не верю!
- Плохо! Плохо, что ты так и не научился находить и ценить в людях хорошее. Ты почему-то всегда не любил их просто за то, что они люди. Но этой причины не достаточно, если разобраться. Они ведь чрезвычайно интересны - люди. Многогранны и неоднозначны в большинстве своем. Жаль, что ты этого не видишь. Чертовски интересно размышлять над этой головоломкой. Попробуй избавиться от предвзятости. Тебя ждёт масса сюрпризов.
- Я пытаюсь! - рычу я, но потом, вспоминаю - м не симпатичен этот мальчик, живописец, её сын, - едва успев договорить, начинаю жалеть о сказанном, однако отец, вопреки ожиданиям, спрашивает без иронии.
- Серьезно? Расскажи мне о нем? Давай так, назови его главное достоинство и главный недостаток.
Хотелось ответить не задумываясь - "он пытлив, но нетерпелив". И почти получилось. Я уже набрал воздуха в легкие и открыл рот, но вдруг отчетливо понял, что это определенно наиболее очевидные его качества, но отнюдь не главные. Главной в его личности является творческая жилка, но черт меня побери, если кто-то считает это его достоинством. Нет, он, безусловно, талантлив, и в другой жизни мог бы стать великим, да только семья, мать и судьба уготовили для него совсем другое будущее. Он неравнодушен! И это точно можно назвать его главным достоинством, если бы не его вспыльчивый нрав, в этом случае следует сказать, что мальчик излишне впечатлителен... И тут я отчетливо представляю себе, как пытаюсь вытряхнуть горсть маслин из сосуда с узким горлом. Поднимаю глаза и вижу, что для отца вовсе не секрет, почему я молчу. В конце концов я всё-таки выдавливаю из себя:
- Он пытлив, но нетерпелив.
- Всё верно, - задумчиво бормочет отец, словно сам только что понял , - интуитивно правильный ответ приходит первым. Однако ценность разума в том, что он не допустит интуитивный ответ в качестве окончательного, - он подмигивает мне и уже более внятно продолжает, - а гибкость разума в способности вернуться к первому порыву после детального анализа.
- Ну , хорошо, я понял тебя. Может , попробую просто пообщаться с кем-нибудь из них, - очень не хочется продолжать эту беседу. Увидимся, - заканчиваю я разговор и понимаю, что отца рядом уже нет.
Иной раз мне кажется, что этот демон испытывает мою психику на разрыв. Что, интересно, он будет делать , когда он ... ну нет же, чёрт побери... ЕСЛИ он преуспеет?
***
М олча стою в тени, слушаю, и пытаюсь представить то, что Деметрий объясняет гончару. Гончар внимает со скучающим видом . Мысль хороша, бурлящие пенные вод ы и выходящая из них Афродита . Как только он собирается это воплотить? Тут не гончар нужен, и не художник, а инженер. Я давно заметил, что парень не равнодушен к богине любви, не смотря на то, что сам назван в честь богини земли и плодородия. Вот такой вот символизм - пенная любовь и приземленное плодородие.
- А как ты собираешься сделать пену? - д о гончара , как я вижу, начинает доходить изюминка . О н весело хлопает парня по плечу. Но это интерес, который гончар питает к мальчишке мне не нравится . И это не тот интерес, что зрелый муж порой испытывает к юноше, слишком уж не равен гончар Деметрию по рождению. Деметрий аристократ. Это корысть. Гончар рассчитывает заработа ть на подслушанн ых мыслях . Что ж, видимо, придется вмешаться. Но тут я как бы слышу голос отца. "Придется? То есть ты лично заинтересован в... в чем?". Его рядом нет. Просто он умудр ился внедрить в меня свой подход к вещам. И, порой, совершая интуитивный поступок, я, подсознательно, оцениваю его с точки зрения отца. Мне бы следовало быть ему благодарным, ведь беспристрастно говоря, привычка полезная. Однако я злюсь. Я недоволен, мне кажется, что отец грубо вмешивается в мою жизнь, её зоны, которые мне хотелось бы иметь приватными. И его совершенно не оправдывает в моих глазах то, что он понятия не имеет о своих вмешательствах, отравляющих мне существование. Да, мне и самому смешно. Но факт в том, что я не свободен от его влияния. И никогда мне не быть свободным. Но я продолжаю пытаться. Вот например сейчас я поступлю так как хочу, даже не потрудившись подобрать оправдание или даже объяснение.