Со всех сторон Малоуна окружил ухоженный парк – деревья, газоны, кустарник. Ему удалось подкрасться к даниту метров на пятьдесят, довольно близко к краю, чтобы также видеть, что происходит внизу. Вчерашний случай наверняка напугал Салазара. Испанец ни за что не станет рисковать, и его стражи готовы ко всему.
Малоун все еще толком не понимал, что происходит, однако это не имело никакого значения. Куда больше ему не давала покоя Кассиопея. И в особенности ее вчерашний визит к нему.
Ее было не узнать.
Последний раз они были вместе три недели назад, и тогда все было совершенно иначе. Они провели уик-энд в Авиньоне – гуляли по мощенным булыжником улочкам, осматривали достопримечательности, обедали в уличных кафе. Остановились они в старинной гостинице, с железного балкона которой открывался потрясающий вид на папский дворец. Все было просто чудесно. Как то бывало всегда, за исключением коротких кризисов.
Может, и сейчас так? Слишком много кризисов…
Впрочем, это Коттон мог понять. Как и он, Кассиопея не могла жить без приключений. Да, но какова цена за приключения?
Малоун прижался к массивному стволу каштана. Взгляд данита был по-прежнему устремлен вниз. Коттон тоже взглянул на город, который готовился к очередному рабочему дню. Зальцбург – город пешеходов. Почти все они куда-то спешили.
Вдали завыла сирена.
Малоун заметил пешеходный мостик через реку, который вел из старого города в новый. Он точно знал, что украшает его парапет. Миниатюрные замки́, всех форм и размеров, каждый намертво закреплен на металлической решетке. И каждый – олицетворение вечного союза двух любящих сердец. Обычно переплетенные инициалы любящих были взяты в кольцо этих самых сердечек. Символы любви, их тут было несколько сот. Местная традиция. Сродни той, что есть на Юге, где любящие вырезают сердца на деревьях.
Раньше он этого никогда не понимал. И вот теперь понял.
Им владело некое странное беспокойство с примесью обиды. Малоун был рад, что может побыть один, будучи не в настроении вести разговоры. Со всех сторон его обволакивала благословенная тишина. Он не считал себя циником. Скорее прагматиком. Но что, если он просто дурак?
Малоун поглубже засунул руки в карманы куртки.
Неожиданно он заметил, что из отеля вышла Кассиопея. Затем – Салазар. И, наконец, вслед за ними два коридорных с их чемоданами.
Затем к свободному пятачку у входа в отель подкатила машина. Кассиопея и Салазар сели в нее.
Из задумчивости Коттона вывел рев мотора. Как оказалось, это по асфальтовой дорожке, что пролегала через лес, катила светлая «Ауди». На верх холма можно было въехать с его дальней стороны, той, что выходила на восточные пригороды Зальцбурга.
Малоун спрятался за дерево, откуда пронаблюдал за тем, как данит оставил свой пост и бегом бросился к машине. Добежав, он юркнул в нее, и та сразу рванула с места.
Похоже, все смываются. Что ж, вполне предсказуемо.
Именно по этой причине в отеле его уже ждал собранный чемодан.
***
Стефани подождала, пока Дэнни Дэниелс переварит то, что только что зачитала Кэти. Выводы были очевидны. Отцы-Основатели нарочно оставили лазейку для выхода из состава Союза, если того пожелает какой-нибудь штат. Однако им хватило мудрости не включать это положение в текст конституции. Вместо этого они составили дополнительное соглашение, на которое при случае можно сослаться. Сделано это было для того, чтобы при ратификации основного закона у штатов не возникло опасений по поводу своего суверенитета.
Какое решение вынес Верховный суд по делу «Техас против Уайта»?
Наше решение, таким образом, таково, что Техас оставался штатом, и штатом в составе Союза, независимо от документов, с которыми мы ознакомились. И такое решение, по нашему мнению, не вступает в конфликт ни с каким актом или декларацией любого из департаментов национального правительства.
Вступает, еще как вступает! Более того, в прямой конфликт с Отцами-Основателями.
– Собрание проводилось втайне, – произнес президент. – Все изменения были приняты за закрытыми дверями, что идет вразрез с самой целью его проведения. Это само по себе нехорошо, а потом они еще принимают это решение…
– Выходит, Гражданская война была зря. Люди умирали зря, – сказала Кэти.
– Это ты к чему? – не понял ее Люк.
– Все просто, – пояснил президент. – Линкольн решил, что Союз – на века и выйти из него невозможно. Никаких дискуссий, никаких дебатов. Он сам внес это предложение. После чего ввязался в войну, чтобы отстоять свою точку зрения. И что же получается? Что из Союза можно выйти? Он не на века. Что, на мой взгляд, разумно. Я никогда не верил, что Отцы-Основатели создали Союз, который никогда не может быть распущен. Кто, как не они, сами боролись против тоталитаризма? Зачем им было воссоздавать его в новом виде?
Стефани задала вопрос, который наверняка задавал себе и Дэнни Дэниелс:
– И Линкольн это знал?
– Мэри Тодд, похоже, так и думала.
Стефани согласилась, вспомнив о письме первой леди Улиссу Гранту.
Его страдания во время войны были необычайно тяжкими и глубокими. Я всегда считала, что это последствия того, что он был главнокомандующим, но однажды муж признался мне, что это все из-за письма…
– И все-таки он ее вел, – заметила Стефани.
Дэниелс пожал плечами.
– Был ли у него выбор? Вопрос стоял ребром: или война, или гибель всей страны.
– Он мог бы предоставить право голоса народу.
– Этот журнал бесполезен, – сказала Кэти.
Дэниелс кивнул.
– Вы правы. Он – хорошая отправная точка, ибо показывает намерения. Но его недостаточно, если вы хотите что-то доказать. Чтобы однозначно доказать, что выход из Союза законен, нужен подписанный сторонами документ.
Стефани по глазам президента поняла, о чем тот думает.
И он был послан Бригаму Янгу.
Она посмотрела на Люка.
– И ты его для нас найдешь.
– Где же мне его искать?
У Стефани завибрировал телефон. Она посмотрела на дисплей.
– Мне нужно ответить на звонок. Это Коттон.
С этими словами она встала.
– Возьми ее с собой, – сказал президент, указывая на Кэти. – Мне нужно поговорить с моим племянником наедине.
***
В одной руке Малоун держал «Айфон», другой упирался в стену какого-то здания. Спустившись вниз со скалы Мёнхсберг, он вернулся в отель и вызвал себе такси до аэропорта. Коттон ничуть не сомневался: Салазар спешно уезжает. Но в каком направлении?
– Кассиопея и Салазар уехали из отеля, – доложил он Стефани.
– Мне она об этом не сообщила.
– Она зла на нас. Подозреваю, что у нее поехала крыша.
И он описал сцену ее визита к нему в номер.
– Я ей солгала, – призналась Стефани. – Я не сказала ей о тебе.
– Тогда нечему удивляться.
– У меня нет времени беспокоиться по поводу ее чувств. Здесь у нас чрезвычайная ситуация, и нам нужна ее помощь.
– Ей наплевать на вашу ситуацию. Дело касается ее и ее дорогого Хусепе. По крайней мере, так может показаться. Она сумела подобраться к нему, тут я должен воздать ей должное. Но я не уверен, что она знает, что ей делать дальше, потому что с головой у нее явно не то.
– Коттон, в данных обстоятельствах я не могу позволить, чтобы она действовала в одиночку. Мне нужна команда.
– Я хотел бы вернуться домой.
Так оно и было. Это не его битва. Тогда зачем ему подставлять свою задницу?
– Салазар практически признался, что убил твоего агента. Вряд ли Кассиопея это слышала. Но если и слышала, то у нее окончательно снесло крышу. Мне кажется, что она действует вслепую. Ей не хочется верить, что он на такое способен. И еще она хочет, чтобы я вышел из игры. Прямо сейчас.
– И куда же направился Салазар?
Стефани знала Коттона как свои пять пяльцев. Он никогда не позвонил бы ей, не имей он ответов на все ее вопросы. Показав в аэропорту свой жетон, он узнал, куда улетел Салазар.
