Полковник Мейсон отметил, что любое правительство, которое объявляет себя вечным, становится опасным, ибо оно выродится либо в монархию, либо в тираническую аристократию. Во что именно, он затруднился сказать, но что так будет, не сомневался. Конституция была создана без участия народа. Нельзя говорить людям: берите это или ничего, а если берете, то навсегда. В том виде, в каком мы имеем конституцию сегодня, он не смог бы оказать ей поддержку в Вирджинии, равно как не мог бы поставить свою подпись под документом, который он не поддерживает.

Мистер Рэндольф возразил против неопределенных и опасных полномочий, данных конституцией Конгрессу, и выразил сожаление по поводу того, что его мнение отличается от мнения большинства участников Конвента, особенно по окончании их трудов, и он всей душой желает, чтобы в текст был включен некий смягчающий пункт, который избавил бы его от столь щекотливого положения. Его озабоченность разделили многие присутствующие, опасающиеся, что штаты могут отвергнуть этот документ, если в нем не будет прописано право на выход из Союза. Что будет, если национальное правительство начнет подминать их под себя? И как мы помешаем ему это сделать, если штаты лишены права выхода? Должна быть сделана некая оговорка. В случае если его предложение не найдет поддержки, лично он сочтет невозможным поставить свою подпись под этим документом. Будет ли он возражать против него и дальше, это он пока затрудняется сказать, однако вполне может воспользоваться этим своим правом у себя в штате, если именно таково будет его окончательное решение.

Мистер Пинкни. Все эти заявления, сделанные уважаемыми участниками под занавес столь важного заседания, придают этому моменту особую торжественность. Ему также внушает озабоченность план, который может быть принят во всей своей полноте без каких-либо поправок, и что после его принятия любой штат навсегда будет связан этим решением. Он рассмотрел последствия, какие могут иметь место, если на другом заседании будут учтены замечания и поправки, предложенные штатами по вопросу правительства в целом. По его мнению, следствием такого эксперимента станет лишь неразбериха и еще большие противоречия. Штаты никогда не согласятся с их планами, а депутаты второго Конвента, которые соберутся, движимые мнением своих избирателей, никогда не придут к единому мнению. Конвент – слишком серьезная вещь, чтобы его повторять заново. При этом у него, как и у других, имеются свои возражения по поводу этого плана. В частности, он возражал против презренной слабости и зависимости исполнительной власти. Он возражал против права большинства в том, что касалось власти Конгресса над торговлей. Он был не согласен с тем, что молчанием обойден такой важный вопрос, как срок существования любого союза. Нет ли какого-нибудь решения, спрашивал он, которое помогло бы избежать опасности всеобщей неразберихи и окончательного принятия решения силой клинка?

Перешептывания в рядах представителей штатов указывали на то, что они задумались над вопросом мистера Пинкни. С тем чтобы переманить на свою сторону возражающих, было решено передать данный вопрос на волю неформальной дискуссии как содействующей большей решительности.

Стефани внимала каждому слову, которое читала Кэти Бишоп. Еще бы! Ведь сейчас они все – она, Люк, президент – стали первыми свидетелями тех горячих споров за последние двести лет.

– Невероятно, – произнесла Кэти. – Я читала записки Мэдисона… Собственно, им посвящена моя диссертация. Но в них и близко нет ничего из этого.

Стефани было понятно почему – ведь Мэдисон сам заявил, что данный протокол является дополнением к основному тексту и предназначается лишь для президентских глаз.

– Расскажите мне подробней про этот второй Конвент, – попросил Дэниелс.

– О нем было много разговоров. Некоторые делегаты волновались, что они вынуждены биться с предложением «все или ничего», в том, что касалось штатов. Надеюсь, вы помните, что их отправили в Филадельфию лишь для пересмотра устава Конфедерации, а не для того, чтобы, выбросив устав, начать все сначала.

– То есть считалось, что второй Конвент решит этот вопрос? – спросил Люк.

– Не решит, а смягчит. Их конституция, до последнего ее слова, будет разложена буквально по косточкам. Если все же ее не ратифицируют, то существовал запасной план – созвать второй Конвент и вновь пройти по пунктам, которые вызывают разногласия.

Президент усмехнулся:

– Это все равно что сказать «пусть Конгресс решит проблему». И в результате мы имеем пятьсот тридцать пять разных мнений. В конце концов они придут к компромиссу, но в семьсот восемьдесят седьмом году у страны просто не было на это времени. Мир тогда был жесток. Французы, испанцы, англичане – все они желали нашей гибели. И лишь ждали удобного момента, чтобы нанести удар.

– Конвент должен был принять решение, – продолжила Кэти. – И все знали, что у них лишь единственный шанс это сделать. Было слишком опасно затягивать пустопорожние разговоры, и они не стали этого делать. Слушайте дальше.

Мистер Шерман высказался за то, чтобы любой штат имел право выйти из Союза, если таково будет его желание. Лишь недавно сбросив ярмо тирании ценой пролития огромного количества крови, штаты не должны создать новое правительство-угнетатель, от которого им было бы невозможно избавиться, и он отказался быть причастным к его созданию. По его мнению, штаты вряд ли ратифицируют документ, лишающий их права выхода.

Полковник Мейсон согласился и заметил, что, поскольку положение штатов столь различно, необходима такая форма правления, которая более-менее уравняла бы их. Небольшие штаты скорее будут склонны ратифицировать документ, если получат право выхода в случае давления на них со стороны крупных штатов. Такая оговорка будет также сдерживающим началом для слишком ретивого национального правительства, поскольку будет сдерживать любую тиранию. Ведь любой штат, случись между ним и правительством разногласие таких масштабов и постоянного характера, что оно потребует отделения, будет иметь возможность это сделать. В противном случае большинство штатов получат возможность навязывать меньшинству свое мнение.

Полковник Гамильтон обратил внимание на то, что не должно быть слишком большой и слишком малой зависимости от мнения народа. Ограничения других ветвей власти будут слишком слабы, если ассоциация штатов будет мыслиться как вечная. Он подчеркнул, что ни одна империя не была вечной. Ни египетская, ни римская, ни турецкая или персидская. Все они рухнули, и причиной тому были их слишком большие размеры, чрезмерная сложность, угнетение, неравенство и расслоение граждан. По его мнению, штаты лишь делегируют часть своих прав национальному правительству, но отнюдь не свой суверенитет. Думать иначе – значит создать почву для недовольства внутри каждого штата.

– Они обсуждают пункт о выходе, – добавила Кэти. – Способ покинуть Союз. Этот пункт никогда прежде не обсуждался в контексте Конституционного Собрания. Из того, что я читала по этому вопросу, этот вопрос никогда не обсуждался открыто.

– Именно по этой причине Мэдисон обошел его молчанием в своих записках, – произнес президент. – И внес изменения в свои другие воспоминания. У него было пятьдесят три года на то, чтобы отредактировать эти записи на свой лад и вкус. Мы понятия не имеем, что тогда произошло. Нам известно лишь то, что счел нужным сообщить нам Мэдисон. Теперь же мы знаем, что кое-что он от нас утаил.

– То, что можно на законных основаниях покинуть Союз? – спросила Кэти.

– А вы как думаете? – ответил Дэниелс.

– То, что мы сейчас читаем, датировано пятнадцатым сентября тысяча семьсот восемьдесят седьмого года. Собрание окончило свою работу. Заключительное заседание состоялось семнадцатого числа и закончилось подписанием документа. Они делают это в самом конце, с тем чтобы рассеять опасения делегатов, что представляемые ими штаты могут не ратифицировать документ. В глазах делегатов штаты имели первоочередную значимость. Даже большую, нежели люди. Именно так думали все эти господа. Так было до восемьсот шестьдесят первого года, когда Линкольн в одночасье все изменил.