Подпись оказалась разборчивой.
Миссис Авраам Линкольн.
– Мэри Тодд была еще та пташка, – прокомментировал Дэниелс. – Прожила нелегкую жизнь. Потеряла трех сыновей и мужа. Затем боролась с Конгрессом, чтобы выхлопотать себе пенсию. Это было нелегко. Будучи первой леди, она сумела настроить против себя почти всех в Белом доме. В конце концов она всем так надоела, что ей решили дать денег – лишь бы отстала.
– Она не отличалась от сотен тысяч ветеранских вдов, которым дали пенсию. Она ее заслужила.
– Неправда! Еще как отличалась! Она была миссис Авраам Линкольн, а к тому времени, когда Гранта избрали президентом, никто не хотел даже слышать имя Линкольна. Сегодня мы почитаем его как бога. Но в первые десятилетия после Гражданской войны Линкольн не был той легендой, которой он стал впоследствии. Его ненавидели. Осыпали оскорблениями.
– Неужели они знали что-то такое, что неведомо нам?
Дэниелс протянул ей другой листок, на этот раз с машинописью.
– Это распечатка с той копии, которую ты держишь в руках. Прочитай.
После отъезда из Вашингтона я вела жизнь в полном уединении. Будь мой дорогой супруг в эти последние четыре года жив, мы бы провели этот отпущенный нам срок в доме, который дарил бы нам радость. Как страстно я любила Солдатский дом, где мы провели большую часть нашего пребывания в Вашингтоне, и мне больно, что теперь я так далеко от него и, с разбитым сердцем, призываю в молитвах смерть избавить меня от моего мучительного существования.
Каждое утро, пробуждаясь из тревожного сна, я едва представляю себе необходимость прожить еще один день столь же кошмарно, что и вчерашний. Без моего любимого мужа жизнь кажется мне тяжким бременем, и мысль о том, что скоро я покину эту юдоль скорби, вселяет в меня невыразимую радость. Каждый день я задаюсь вопросом – удастся ли мне сохранить здоровье и здравость рассудка? Прежде чем они окончательно покинут меня, хочу сообщить вам о некоем деле, о котором вам следует знать.
Потеряв всех моих близких, я на какое-то время о нем забыла, однако мысль о нем вернулась мне в голову прошлой ночью, когда я лежала без сна. Отбыв два года первого срока своего президентства, мой дорогой муж получил послание от своего предшественника, мистера Бьюкенена, – то самое, что передается от одного главы нации другому со времен мистера Вашингтона. Слова этого письма крайне расстроили моего дражайшего супруга. Он признался мне, что лучше б он никогда не получал этого письма.
Мы еще трижды обсуждали данное дело, и каждый раз он повторял эту самую жалобу. Его страдания во время войны были необычайно тяжкими и глубокими. Я всегда считала, что это последствия того, что он был главнокомандующим, но однажды муж признался мне, что это все из-за письма Бьюкенена. За несколько дней до его убийства, когда война была выиграна, мой муж сказал, что эти тревожные слова все еще существуют.
Сначала мой муж хотел их уничтожить, но вместо этого послал на запад к мормонам как часть сделки, которую он заключил с их предводителем. Мормоны сдержали свое слово, так же как и настал момент вернуть назад то, что он им передал. Что делать с этим дальше, муж не знал. Мой горячо любимый супруг так и не успел принять такое решение, и это нечто так и не было возвращено. Я решила, что, возможно, вам следует знать об этом. Можете распорядиться тем, что узнали, по вашему усмотрению. Для меня это больше не имеет никакого значения.
Стефани оторвала взгляд от письма.
– Мормоны все еще владеют этой информацией, – сообщил ей Дэниелс. – Она у них с шестьдесят третьего года, когда Авраам Линкольн заключил сделку с Бригамом Янгом.
– Эдвин рассказывал мне об этом.
– Вообще-то это был хитрый ход. Линкольн не стал форсировать в отношении мормонов закон о запрете многоженства. Янг, со своей стороны, не стал уничтожать телеграфные столбы и железные дороги, ведущие на запад. Как и не стал отправлять своих людей воевать на стороне южан.
– Письмо, передаваемое от президента к президенту… Оно на самом деле существовало?
– Похоже, что да. Нечто подобное упоминается в ряде секретных государственных документов. Ознакомиться с ними могут только президенты. Я читал их несколько лет назад. Намеки невнятны, но они есть. Джордж Вашингтон определенно передал своим преемникам нечто такое, что в конечном итоге дошло до Линкольна. К сожалению, шестнадцатый президент США был убит прежде, чем письмо попало в руки семнадцатому. И поэтому о нем забыли. Все, кроме Мэри Тодд.
Стефани заподозрила, что тут явно что-то нечисто.
– Чего именно ты мне недоговариваешь?
Дэниелс открыл папку и передал ей еще несколько листов с напечатанным текстом.
– Это чистовая версия записки, включенной в корпус засекреченных документов. Написана Джеймсом Мэдисоном в конце его второго срока в тысяча восемьсот семнадцатом году. Предположительно предназначена его преемнику, Джеймсу Монро.
Что касается записки, написанной нашим первым президентом, я, будучи четвертым по счету человеком, занявшим почетный президентский пост, присовокупляю данное приложение, которое следует передать тому, кто станет следующим предводителем нации. В субботу вечером мистер Вашингтон присутствовал на великом собрании. Он председательствовал на чрезвычайной сессии и лично знает обо всем, что там произошло. До того как занять мой нынешний пост, я понятия не имел о том, чем там все закончилось.
Я был рад узнать, что мистер Вашингтон распорядился, чтобы данный документ переходил от президента к президенту. Не пропустив ни дня Конституционного Конвента, ни даже минуты любого часа любого дня, я занял место перед председателем, тогда как остальные члены собрания сидели по левую и правую руку от меня. В данном благоприятном положении, позволявшем все слышать, я записывал все, что зачитывалось председателем или произносилось присутствующими. Ведение протоколов было продиктовано моим искренним стремлением к полноте и точности, и после моей смерти, которая, как я надеюсь, последует еще не скоро, они будут обнародованы.
Однако все последующие президенты должны знать, что эти записки неполны. Для всецелого их понимания понадобится нечто, что спрятано под моим летним кабинетом. Если следующий хозяин этого кабинета сочтет разумным действовать в соответствии с тем, чему мистер Вашингтон позволил сохраниться, то этот щедрый подарок может оказаться весьма полезным.
– После Мэдисона у нас было много президентов, – заметила Стефани. Наверняка хотя бы один из них решил взглянуть, что это такое.
– Данная записка никогда не прилагалась к документам и никому не передавалась. Она, по всей видимости, была засекречена, а затем найдена год назад в каких-то личных письмах Мэдисона, хранившихся в библиотеке Конгресса США. Ее не видел ни один президент, кроме меня. На мое счастье, тот, кто ее нашел, – мой человек. – С этими словами Дэниелс протянул Стефани еще один запечатанный в пластик лист, который вынул из той же папки. – Это оригинал записки Мэдисона. Что ты заметила?
Она заметила. Внизу стояли две буквы. IV.
– Римские цифры? – уточнила она.
Дэниелс пожал плечами.
– Трудно сказать.
Обычно разговорчивый и общительный, сегодня он был не похож себя. Никаких забавных историй, никакого громкого баритона. Дэнни Дэниелс напряженно сидел в кресле, на лице – каменная маска. Неужели он чего-то боится? Стефани никогда еще не видела его таким.
– Говорят, будто Джеймс Бьюкенен сказал незадолго до Гражданской войны, что вполне может стать последним президентом Соединеных Штатов. Я никогда – до этой минуты – не понимал, что он имел в виду.
– Бьюкенен ошибался. Юг потерпел поражение.
– В этом-то и проблема, Стефани. Он мог и не ошибаться. Но возник Линкольн, который сблефовал в игре в покер с парой двоек, хотя у остальных игроков были отличные карты, – и выиграл. Правда, в конце игры ему вышибли мозги. А я не собираюсь стать последним президентом Соединенных Штатов.
