-- Вы уже взяли в рабство животных, сами того не ведая. Почему же ты считаешь, что люди станут исключением? Я надеялся, мои машины помогут вам избежать рабства, но вы так с ними не совладали. Ничего, время ещё придёт, мы спрячем все это в храмах. Когда вы созреете, сможете найти путь к нашим тайнам. Первым напоминанием вам будет указание на наш родной мир. В храмах вы найдёте его, следуя каналами души.

Слуга нахмурился, потёр голову, мучаясь от раздумий и растущего страха перед будущим. Он не понимал, чем люди, столько времени жившие под покровительством великих богов, вдруг заслужили такое наказание? Почему они остаются одни, осиротевшими и испуганными, встречая лицом к лицу катастрофы и злобных гигантов, которые собираются заменить прежних царей.

-- Но почему вы уходите, я никак не пойму?! - воскликнул он, прослезившись. - Останься хотя бы ты, дарующий мудрость!

-- Я не могу, - холодно и безразлично ответил небтауи. - Там, - он указал на небо, - есть звезда, её показывают тропы душ в наших пирамидах. Она - мой дом, наш дом. И он в беде. Мы не безгрешны и воздаяние пришло и за нами. Тебе будет непросто в это поверить, ведь боги к вам относились как к родным детям, следя за вашим ростом и становлением. Мой мир гибнет, его не спасти, однако мы можем успеть спасти как можно больше сородичей. Мы затаимся среди звёзд и будем ждать, пока не найдём новый дом.

-- Живите же с нами! - дрожа всем телом, лоснящимся от пота, воскликнул виночерпий. - Здесь много места для всех нас, не пустим великанов и будем жить в мире со своими богами!

-- Мне приятно видеть, что в тебе взросло сочувствие к ближним, но выдержит ли оно все проверки и испытания. Мы пока не уверены, что такой союз окажется безопасным и для вас, и... для нас. Для этого боги и взяли некоторых из людей, в том числе твоего брата, дабы лучше узнать, что таится в ваших душах. И если свет простирается далеко в будущие поколения, мы придём. А если нет... - он оборвался, отведя взгляд на светящуюся полоску Итеру. - Приходи завтра в последний раз, - вдруг попросил он.

-- Почему в последний? - едва шевеля губами, спросил Ако, уже зная ответ.

-- Завтра закончится Золотой Век человечества, завтра последний бог уйдёт из этого мира. Никому не говори об этом пока. Я кое-что тебе покажу, кое-что, чего ты никогда не забудешь. А сейчас мне нужно подумать, снова.

Ако, забыв взять опустевший кувшин, вышел, оборачиваясь, будто собака, которую гонит из дому хозяин. Он был абсолютно потерянным и даже не помнил, как добрался до кровати.

* * *

В тот день все, кого забрали "на небеса", находились в общем зале. Избранные богами уже привыкли не только к странному облику друг друга и разным языкам, но и к устрашающему виду их наставников. Никогда в своей жизни Номмо не видел столь различающихся по внешности людей. Цвет кожи, глаза и их форма, черты лиц, звуки, что выходили из их ртов, он мог объяснить только одним - их всех принесли на золотых птицах с разных толо таназе.

Каждый находил себе дело по душе. Одни произносили названия каких-либо предметов на родном языке, смеясь тому, как странно они звучат. Другие общались с помощью дара, делясь знаниями и видениями. Кто-то сидел неподвижно, закрыв глаза, в попытках впитать мудрость, которую с великой щедростью открывали им жители Йу.

Номмо, как обычно, стоял у прозрачной стены, вглядываясь вдаль. Восход По толо напоминал ему появление алого Солнца над просторами Та-уи, куда он направлял свои мысли, из раза в раз стремившихся к одному человеку. К его родному брату.

Когда прозрачная стена закрылась, Номмо, зашелестев свободной мешковатой одеждой, подошёл к длинной скамье, сделанной из никогда невиданного им камня, и опустился на неё рядом с Зианом, сидевшим всегда неподвижно, отчего походил на статую. Из-за необычного разреза глаз сложно было сказать, закрыты они у него, или он, прищурившись, следит за тем, что происходит вокруг.

С улыбкой на смуглом лице, тусклый свет которому придавал угольный оттенок, Номмо смотрел на то, как его названные братья и сёстры проводят время. Особенно ему нравилась Ирмтруд. Его не столько привлекала иноземная красота девушки с белой кожей и светлыми, как пшеница, волосами, сколько её смех, её неудержимая энергия, зажигающая в минуты тоски по дому пламя, которое, зародившись в груди, растекалось по телу нежным теплом, даруя радость и ощущение покоя. Иногда несколько избранных собирались вместе, и она пела им песни своего народа. Никто не мог разобрать слов, но голос Ирмтруд всё равно проникал в самую глубь души.

Крепко подружившись с Икашатой, чьи черты лица "неизвестный скульптор" будто выточил из камня, Ирмтруд не упускала момента поплавать вместе с ней в бассейне, пока наставники не почтили их своим присутствием. Очередной день в душном помещении общего зала не стал исключением, и две девушки, привыкшие к прохладе морских вод у себя на родине, по очереди нырнули в голубоватые воды, служившие связующим звеном между частичкой мира людей и мира мудрецов-наставников. Яотл, всегда пристально наблюдавший за ними, подошёл к краю водоёма. Его мрачный вид стёр с лица Номмо блаженную улыбку, а произнесённое слово заставило сердце сжаться в непонятном испуге:

-- Вылезайте, - обратился Яотл на своём гортанном языке к двум девушкам.

Те устремили взоры на него и, не понимая, что он хочет, продолжили плескаться в прохладной воде. Тогда Яотл, сжав кулаки, использовал дар, вложив в него всю свою ярость.

"Вы оскверняете жилище наших богов! Вылезайте немедленно!" - пронеслось в головах всех присутствовавших. Такова была сила его мыслей.

Ирмтруд подплыла к каменной лестнице и взобралась по ней. Вода стекала с облепившей её стройное тело одежды. В возникшей тишине капли, ударявшиеся о пол, казались гулкими всплесками волн о скалы. Она подошла почти вплотную к Яотлу, который возвышался над ней на две головы, и, посмотрев снизу вверх прямо в его светло-карие глаза, с не меньшей силой отправила своё послание ему и остальным: "Они мне не боги!"

И без того красный оттенок кожи Яотла от гнева сделался лиловым. Пальцы в кулаке сжались ещё сильней, и он ударил.

В немом исступлении все застыли на своих местах. Только Номмо бросился на Яотла, обхватив того руками сзади, не давая ему возможности ударить ещё. Его мотало из стороны в сторону на широкой спине внезапно рассвирепевшего брата, но он не ослабил мёртвую хватку, пока Яотл не охладил пыл, внезапно обмякнув в объятиях Номмо.

Над мёртвым телом с разбитой кровоточащей головой девушки плакала Икашата. Освободившийся от захвата Яотл упал рядом на колени и начал причитать в полубреду. Водная гладь в бассейне, отражавшаяся на высоком потолке множеством переливающихся линий, окрасилась красным и, словно испугавшись этого цвета, взволновано стала выплёскиваться через край. На поверхности показалась голова Аммы, узревшего ужасающую картину. В головах избранников пронёсся звук, похожий на оглушительный протяжный крик. Без сознания они упали.