Конечно, эти четыре признака еще довольно общи. Но более подробно философ пока не желает высказываться.

Сен-Симон объявляет читателям, что он только начал свой многолетний труд, дал всего лишь общий эскиз, костяк, который должен обрасти плотью. Он строит обширнейший план будущих исследований, рассчитывая их на двенадцать лет вперед. И в заключение, повторяя мысль, впервые высказанную в «Женевских письмах», утверждает, что результатом его трудов явится реорганизация европейского общества и создание высшего экстерриториального совета ученых, который разрешит, наконец, все проблемы, волнующие земной шар.

Итак, важный шаг сделан. Основа заложена, философ превращается в социолога и отныне будет занят только судьбами человеческого общества. После долгих блужданий он вернулся к тому, что наметил еще одиннадцать лет назад в своем первом труде, но теперь уже — на новой основе. К этому привела его собственная жизнь с ее великими взлетами и падениями. К этому привело его и видение чужой жизни, жизни окружающих людей, сотен людей, тысяч людей, миллионов людей, составлявших современное ему общество.

Он не имеет средств, чтобы отпечатать новые труды. Он переписывает их от руки, создает несколько копий и опять (горбатого могила исправит!) рассылает братьям ученым, прося сделать свои пометки и согласиться на «ассоциацию». Конечно, результат тот же, что и прежде. Но на этот раз Сен-Симон не ограничивается учеными. Надеясь на материальную помощь, он обращается в государственный совет, в сенат и, наконец, к самому императору.

Момент выбран на редкость неудачно. Наполеон только что потерпел страшную катастрофу в России и со дня на день ожидает вторжения союзнических армий во Францию. Но Сен-Симон учитывает и это обстоятельство. Чтобы заинтересовать императора, он дает своей рукописи злободневное название: «Средство заставить англичан признать свободу мореплаванья».

Нам неизвестно, прочитал ли Наполеон преподнесенную ему рукопись.

Но если он, заинтересованный заглавием, хотя бы только просмотрел ее, он был бы, без сомненья, сильно удивлен.

Прежде всего императора ожидало полное разочарование. Листая рукопись, он убедился бы, что в ней нет ни слова о «средствах заставить англичан»…

Но это еще полбеды.

Легко представить ярость, которую должны были вызвать у болезненно-честолюбивого Наполеона весьма смелые политические советы, предложенные ему автором в «Посвящении»:

Поскольку Сен-Симона не бросили в тюрьму — а именно таким должен был оказаться результат этих поучений, — можно предположить лишь одно из двух: или Наполеон действительно не раскрыл рукописи, или же, находясь в чрезвычайно тяжелом положении, из-за других забот он просто не дал хода делу «об оскорблении величества», на которое его провоцировали политические выпады Сен-Симона.

Так или иначе философ не пострадал.

Но уж, разумеется, материальной помощи, на которую он наивно надеялся, власти ему не предоставили.

И все же он был счастлив.

Он чувствовал, что подошел вплотную к открытию, а открытие, рожденное муках творчества, не пропадет и не исчезнет никогда.

Давно не видала Франция таких суровых дней.

Зима 1813/14 года принесла не только холод, но и голод.

Поля не обрабатывались, фабрики закрывались, в торговле царил полный застой. Чудовищное увеличение налогов, 25-процентные вычеты из жалований и пенсий чиновников, бесконечные постои солдат — все это прижало людей состоятельных, а бедняков довело до нищеты. Рента упала почти вдвое, акции Французского банка не котировались, звонкая монета исчезла.

Новогодний праздник в Париже прошел, точно панихида: помимо похоронного настроения, 31 декабря 1813 года из-за отсутствия подвоза в столице нельзя было достать ничего, кроме самых необходимых съестных припасов, хотя во многих провинциях лавки были полны товаров, а подвалы — вин.

Участились банкротства. Люди несли в ссудные кассы серебро, мебель, одежду.

А по лесам рыскали летучие отряды, разыскивая дезертиров.

И весь разоренный народ, вся обезлюдевшая Франция жили одной мыслью, одной надеждой, одним желанием — дождаться мира.

Но император и не помышлял о мире.

Растерявший всех своих сателлитов, оставивший «великую армию» на полях России, добитый врагами при Лейпциге, он все еще верил в свою звезду и близкую победу.

И не упускал случая во всем обвинить минувшую революцию:

— Это все идеологам, проклятым метафизикам с их бреднями о правах народа, им, и только им, обязана наша прекрасная Франция своими горестями и несчастьями…

В январе 1814 года первые патрули союзников подошли к Компьеню. В городе вспыхнула паника. Государственные служащие получили приказ немедленно эвакуироваться в Париж.

Среди чиновников, спешно покидавших город, обращал на себя внимание стройный юноша, элегантно, но скромно одетый, бледный, но абсолютно спокойный.

Это был преподаватель истории, учитель компьеньского коллежа Огюстен Тьерри. Несмотря на всю неопределенность своего положения при создавшихся обстоятельствах, он радовался возможности переехать в столицу. Один из парижских друзей недавно сообщил ему, что философ Сен-Симон ищет секретаря, и юный историк, слышавший о Сен-Симоне, мечтал занять это место. Теперь представлялся случай, который нельзя было упустить.

В 1813–1814 годах Сен-Симон с головой погружен в работу. Его материальная жизнь почти не стала легче; он по-прежнему не имеет самого необходимого и ведет полунищенское существование. Но теперь, превозмогая нужду, он целиком отдался разработке своей системы и живет в мире идей.

Более чем когда бы то ни было философ нуждается в людях: в собеседниках, оппонентах, учениках. Без творческих контактов, без живых связей и проверки своих мыслей в спорах он не может двигаться дальше. Но в официальной науке и в ученых корпорациях Сен-Симон полностью разочаровался. Нет, не к ним, надутым гордецам, которые не видят дальше своего носа и ценят только мирские блага, не к этим окостеневшим идолам пойдет он сегодня. Он обратится к молодому поколению, еще не разъеденному жаждой наживы, более целеустремленному и чуткому. Молодежь лучше поймет и оценит его.

Как обычно, новый этап деятельности Сен-Симона связан с новым переселением. Он опять, как некогда, снимает комнату в районе Политехнической школы, известной своим либеральным духом, и заводит дружбу со студентами и профессорами. Вскоре он становится центром небольшого, но тесного кружка. Его новые друзья — математик Ашетт и физик Пекле боготворят учителя. Именно Пекле и пишет Тьерри в Компьень. А прибытие Тьерри придает деятельности кружка особую остроту.

Будущий знаменитый историк в то время был еще очень молод: ему едва минуло девятнадцать лет. Экзальтированный, восприимчивый к необычному, страстно влюбленный в историю, Тьерри искал в прошлом ответа на вопросы современности. Его политическим идеалом была конституционная свобода. Прочитав сен-симоновский «Очерк науки о человеке», он с энтузиазмом воспринял призыв философа.

Тьерри стал секретарем и единомышленником Сен-Симона. Юноша настолько подпал под обаяние своего патрона, проникся к нему такой горячей любовью, что называл себя не иначе как его «приемным сыном».

И вот новые сотрудники берутся за новый труд. Его тема — современная политика, ибо в 1814 году для Франции нет более острых проблем, нежели проблемы политические.