Вид Кестрел олицетворял собой скандал.

Прическа была не самой худшей частью облика. Да, приподнятые пряди начали выскальзывать, а заколки местами торчали, но волосы Кестрел были слишком коротки для изысканных кос, а значит, ее прическа часто распускалась. Кестрел уже привыкла к тому, что частенько выглядит слегка растрепанной, и научилась сама поправлять прическу.

Настоящую проблему представляла собой отметина. Золотая линия на лбу превратилась в размазанное пятно.

— У вас есть с собой запасное масло и блестки? — спросил Тенсен.

Кестрел бросила его отражению в зеркале сердитый взгляд. У нее не было при себе сумочки. Где, по его мнению, она могла прятать эти предметы? Косметика осталась на туалетном столике в ее покоях.

— Я найду в бальном зале одну из ваших фрейлин, — сказал Тенсен. — Или, может быть, у вас есть друг, которому вы доверяете? Кто-нибудь, кто мог бы принести сюда все необходимое?

Кестрел подумала о том, сколько времени это займет. О том, что одна из ее служанок докладывает обо всех делах своей госпожи Верексу. Она подумала о Джесс и о том, какой будет реакция ее подруги, когда геранский министр земледелия подойдет к ней на балу и попросит помощи в том, чтобы вернуть Кестрел презентабельный вид.

— Нет, — ответила Кестрел. — Поднесите мне лампу.

На лице Тенсена отразилось неодобрение, будто он не мог понять, каким образом Кестрел может помочь лампа, и считал, что девушка теряет время. Тем не менее, он подчинился.

Кестрел задула лампу и поставила ее на каминную полку остывать. Радуясь, что у ее платья много юбок, она отрезала кинжалом кусок ткани от одной из нижних. Достав розы из тяжелой керамической вазы, она положила их мокрыми стеблями на полку, намочила шелковый лоскуток водой из вазы и использовала его, чтобы вытереть лоб дочиста. Она вспомнила, как Арин поцеловал ее туда, и стала тереть еще усерднее, а затем отбросила лоскут в сторону. После этого девушка сняла ожерелье, выбрала самые яркие стеклянные лепестки, положила их на каминную полку и раздробила основанием вазы в пыль. Обмакнув палец в масло из лампы, Кестрел обожглась и зашипела, но не стала ждать, пока боль пройдет. Она провела над бровями горизонтальную масляную линию.

Осталось разобраться с блестками. Кестрел провела пальцем по покрывавшей полку стеклянной пыли.

— Вы поранитесь, — проговорил Тенсен, но неодобрение исчезло с его лица.

— Я буду осторожна, — ответила Кестрел, покрывая масляную линию пылью. Затем она убрала выбившиеся пряди туда, где им полагалось быть, и аккуратно их заколола. Розы вернулись в вазу, а ваза снова заняла свое место перед зеркалом. Все тем же влажным шелковым лоскутом Кестрел стерла с каминной полки остатки пыли. Лоскут и ожерелье она бросила в огонь.

— Ну как? — спросила она Тенсена, повернувшись к нему лицом.

— Превосходно.

Она покачала головой.

— Оптимистично. — Отметина блестела, но ее едва ли можно было назвать золотой. — Вы всегда так оптимистичны? — спросила Кестрел. — Должно быть, да, иначе вы бы не написали мне то письмо и не намекали бы в нем, что есть некая информация, которой мы могли бы поделиться друг с другом.

— Я был не прав?

— Вы забываете, что мое общественное положение выше вашего. Отвечать будете вы. Министр Тенсен, кем вы были десять лет назад, до Геранской войны?

Рабам никогда не нравился этот вопрос. Кестрел не раз видела, как те скрипели зубами, услышав его. Если бы у эмоций было свое звучание, подумала Кестрел, то те чувства, которые возбуждал этот вопрос, хрустели бы точно так же, как стеклянные лепестки под тяжелой вазой.

Но Тенсен лишь улыбнулся.

— Я был актером.

— Полагаю, этот опыт пошел на пользу куратору шпионской сети.

Тенсена ничуть не смутило, когда она наградила его этим званием. Казалось, он весьма наслаждался разговором.

— Надеюсь, это не для всех так очевидно.

— Ключевое слово здесь — «надеюсь», так как ваш губернатор всевозможными путями дал понять, что его здесь сегодня не будет; раз он отправил кого-то вместо себя, то это должен быть человек, обладающий политической значимостью, человек, которому он доверяет, некто мудрый и наблюдательный. Вы изо всех сил пытались казаться более слабым, чем вы есть на самом деле, но ведь вы совсем не старик, который вот-вот заснет.

— Однако я в любом случае старик. Это остается правдой.

Кестрел нетерпеливо хмыкнула.

— И вы действительно занимаете пост министра земледелия?

— Мне нравится думать, что я умею играть множество ролей.

— И вы на самом деле весьма оптимистичны, если верите, что император не заметит этого, особенно когда он совершенно точно знает, что у Герана есть шпионы во дворце.

Тенсен перестал улыбаться.

— Что вам известно, миледи?

— То, что мы закончим сейчас этот разговор, если вы не пообещаете мне кое-что.

Он приподнял брови.

— Пообещайте мне, что Арин никогда не узнает о том, что мы с вами разговаривали, — произнесла Кестрел. — У меня есть для вас информация. Вы можете передать ее своему губернатору. Но нельзя, чтобы это связали со мной.

Тенсен раздумывал над ее словами. Он провел шишковатой ладонью по резной спинке одного из кресел и поджал губы, будто дизайну кресла чего-то недоставало.

— Я знаю, что ваше положение в доме Арина после Первозимнего восстания было... неоднозначным.

— Я не хотела там находиться.

— Сначала, возможно, и не хотели.

Кестрел медленно ответила:

— Я не могла остаться.

— Миледи, не мне решать, чего вы хотели или что могли или не могли сделать. Но ваше условие удивляет меня. Если вы достаточно положительно относитесь к моему губернатору или к его делу и готовы сообщить мне что-то, почему об этом нельзя знать Арину? Я поклялся богом верности служить ему. Вы пытаетесь заставить меня нарушить мою клятву.

— Вы знаете, как мне удалось бежать из городской гавани?

— Нет.

— Арин позволил мне уйти, — сказала Кестрел, — несмотря на то, что это было все равно, что пригласить валорианскую армию к своему порогу. Поэтому пообещайте мне, ибо это в ваших интересах, чтобы Арин не узнал. Вы не можете быть уверены, что для него всегда на первом месте будет безопасность его страны — или его собственная.

Тенсен молчал.

— Вы понимаете? — настаивала Кестрел. — Вы понимаете, что по той самой причине, по которой вы не позволили мне войти в бальный зал, вы не можете рассказать Арину, что источник информации — я? Давайте не будем притворяться, что вы не понимаете, почему я так выглядела и почему не могла в таком виде вернуться в зал.

Кестрел опустила взгляд на свои руки. Она пыталась придумать, чем их занять. Девушка представила, что держит в руках одну из роз, что стоят в вазе. Она почти ощущала текстуру лепестков — их витой бархат, мягкий, как портьеры на балконе.

— Связь между мной и Арином невозможна, — тихо произнесла она. — Опасна. Лучше нам будет держаться друг от друга подальше.

— Да, — согласился Тенсен. — Я понимаю.

— Вы обещаете?

— Вы поверите моему слову?

— Я верю, что смогу уничтожить вас, если вы не сдержите его.

Тенсен ухмыльнулся — не насмешливо, но так, как смеются над юностью люди опытные.

— Тогда говорите, миледи. Я даю вам слово.

Кестрел поведала ему о Тринне и о том, что сказал замученный мужчина.

Министр прикрыл рот ладонью, большим пальцем исказив морщины возле одного глаза. По мере того как он узнавал все больше, его рука все сильнее сжималась в кулак, который по-прежнему находился у рта. Тенсен выглядел так, будто сдерживал тошноту.

Наконец его рука опустилась.

— Вы считаете, что у Тринна была для Арина какая-то важная информация. Что он подслушал ее во время встречи императора с главой Сената?

— Я не знаю.

— Вы могли бы узнать.

Но Кестрел уже направилась к двери.

— Нет.

Тенсен развел руки в стороны.

— Что в этом плохого?

Очевидная нелепость его вопроса заставила Кестрел покачать головой.