В течение всего плавания при первой малейшей возможности Нансен общался с местным населением.
«Нас не могла не привести в восторг та удивительная проницательность, с которой он наблюдал и изучал каждое встречающееся на пути явление, — писал другой член экспедиции Лорис-Меликов. — Все условия жизни людей, природа новой для него страны, ничто не ускользало от его пытливого взора… Только будучи столь близкими и постоянными свидетелями его неутомимой энергии, мы смогли понять то мужество, с которым он переносил неимоверные трудности и лишения во время его знаменитых плаваний. В нём, безусловно, кипит кровь древних викингов, этих отважных завоевателей далёкого прошлого. Разница только в том, что его победы высшего качества, ибо это победы мирные. Слава той маленькой Норвегии, которая родила таких богатырей!»
Пройдя Карское море до устья Енисея на пароходе «Коррект», участники экспедиции вынуждены были задержаться на некоторое время, чтобы на другом судне отправиться далее до Енисейска, родного города Востротина.
Нансен решил это время использовать для знакомства с коренными народами Сибири.
«Первобытные народы всегда сильно интересовали меня, и тем сильнее, чем были первобытнее, а в этой удивительной стране таких народов очень много, и они вдобавок, как это ни странно, сравнительно мало изучены», — пишет он.
На своём пути Нансен увидел и описал остяков, самоедов, тунгусов, якутов — и он очень заинтересовался «путями» их переселения на Севере Сибири. В те времена господствовала теория о переселении большинства из них с Алтая, откуда они пришли, спасаясь от тюркских племён. Нансен скептически относился к теориям о внезапном «бегстве» народов:
«Так лестно перемещать с востока на запад, с юга на север целые племена, словно фигуры на шахматной доске!»
По мнению Нансена, упомянутые теории теряют всякий смысл, когда речь идёт о переселении с юга на север, в дикую тундру, где пришельцам предстояло создать себе новую культуру для обеспечения своего существования.
Итак, Нансен встретил в Сибири смесь племён, типов и рас — благодатный материал для лингвиста и антрополога.
Но не только народы интересовали Фритьофа — он собрал коллекцию чешуи местных рыб, по которой «можно установить возраст рыбы и условия её роста».
Ещё больше его заинтересовали следы ископаемых животных — мамонтов и волосатых носорогов, которые «покоятся в вечномёрзлом грунте тундры почти целыми и невредимыми, с костями, мясом, кожей и волосами». Нансен раздумывает над тем, каким именно образом могли эти животные попасть в тундру и так быстро замёрзнуть, что их «чудовищные туши не успели подвергнуться разложению». Он приходит к выводу, что
«животные умерли естественной смертью неподалёку от большой реки осенью или зимой. От теплоты их тел слой почвы под ними оттаял и под тяжестью их осел, так что туши успели уйти в землю довольно глубоко, прежде чем их сковало морозом вместе с окружающей почвой. Во время разлива реки летом их залило водой, низкая температура которой не допускала их оттаять, а затем их занесло слоем или ила или песка, принесённых половодьем, и таким образом они были ограждены от таяния. Следующей зимой замёрз и этот слой».
2 сентября за членами экспедиции пришло небольшое моторное судно «Омуль», а 3 сентября они отправились вверх по Енисею.
6 сентября добрались до Дудинки, которая очаровала Нансена своими домами (один из них напомнил ему сказочный дворец с картин Вереншёльда) и наличием цивилизации:
«Была тут и французская лавка, где мы приобрели себе кофейник, стаканы, тарелки и разную мелочь для нашего обихода».
В Дудинке Нансен встретился с двумя сибирскими ссыльными, которые пожаловались не на своё худое житьё, а на удручавшую их праздность, поскольку работы для них в городке не было.
Политическим ссыльным полагался казённый паёк 15 рублей в месяц, чтобы они не умерли с голоду, однако на эту сумму «нельзя ни жить, ни умереть». Поэтому местные крестьяне из сострадания предоставляли ссыльным еду и кров, то есть практически себе в убыток содержали их.
В Туруханском крае жило девяносто политических ссыльных и всего десять казаков. Нансен пишет:
«Насколько я мог заключить, все они, как и сами казаки, народ мирный и безобидный. Лишь некоторые из бывших ссыльнокаторжных имели зловещие физиономии… Все здесь, видимо, довольны политическими ссыльными, часто весьма хорошими и дельными людьми».
По его мнению, «влияние высылаемого в Сибирь преступного элемента на местное население сильно преувеличивается». Нансен писал, что большинство ссыльных были людьми, пострадавшими за свои убеждения, и «часто лучшими элементами русского народа, полнее желательными в качестве продолжателей рода».
Из Дудинки путешественники отправляются в Енисейск, где им 21 сентября устраивают торжественную встречу. Несколько дней было уделено осмотру Енисейска и выступлениям Нансена, в том числе и в местной мужской гимназии. Фритьоф несколько раз успел побывать и в местном музее, где внимательно изучал этнографические коллекции.
«Повсюду мы видим благожелательное и сердечное отношение, — писал Нансен. — Открытие морского пути через Ледовитый океан вызывает огромное воодушевление. За это нас, а вернее сказать, Меня, так незаслуженно чествуют, хотя мы были всего лишь пассажирами в этом плавании. Впечатление такое, как будто бы мы открыли целую новую эру в истории Сибири».
Нансен пользовался необычайной популярностью в России. Все знали, кто он такой, многие прочли его книги о полярных экспедициях. Повсюду ему устраивали торжественные встречи, ему приходилось выступать с лекциями (переводил Востротин). Чаще всего Нансен говорил о возможности судоходства в Карском море и о богатствах Сибири, но в Енисейске он рассказал о плавании «Фрама».
От Енисейска по тракту в тарантасе отправились в Красноярск.
Вот как описывает сам Нансен этот день, проведённый в Екатеринбурге:
«Ночью миновали Челябинск и утром были между увалами восточного уральского склона, на пути к северу, в Екатеринбург. Стояла чудесная белая морозная зима; кругом шёл густой лес, большей частью сосновый с примесью елей, отягчённый снежным убором; увалы, холмы, дорогу — всё занесло снегом. Вот где бы побегать на лыжах! Совсем рождественский пейзаж: такой знакомый, родной! Здесь, стало быть, уже окончательно установилась зима.
В Екатеринбург приехали утром и были встречены на вокзале городским головой, председателем местного отдела Географического общества, секретарём, членами и другими лицами. Приём был самый радушный, и угощали нас на все лады. Я побывал в музее и познакомился с геологией и минералогией этой сказочно богатой страны. Каких только сокровищ не содержат её недра! Осматривали мы и ценные археологические, и этнографические, и орнитологические коллекции, представляющие большой интерес. Налюбовались также всевозможными изделиями и украшениями из уральских камней и осмотрели немножко сам город, очень красивый.
После хорошего обеда в любезной семье инженера Беэра состоялось собрание Географического общества, на котором я прочел доклад о своём Енисейском путешествии. И здесь к новому морскому пути в Сибирь отнеслись с большим интересом, хотя для Екатеринбурга путь этот и не может иметь значения. По отношению ко мне было проявлено много любезности: мне поднесли почётный диплом и красивый подарок из уральских камней на память о местной промышленности. Закончился вечер тем, что нас отвезли в оперный театр, очень красивое здание, где мы прослушали первый акт оперы Чайковского „Пиковая дама“.
Поезд уходил в 8 часов 45 минут вечера, и, к сожалению, нам нельзя было дослушать эту интересную музыку».
Далее по железной дороге Нансен, Востротин и Лорис-Меликов доехали до Иркутска. От Иркутска на Дальний Восток Ф. Нансена сопровождал Е. Д. Вурцель — начальник Управления казёнными Сибирскими железными дорогами. На обратном пути С. В. Востротин встретил Ф. Нансена в Красноярске и вместе с ним в сибирском экспрессе доехал до Петербурга.
