…27 августа радио призвало всех горожан в девять утра в течение четверти

часа звонить во все колокола Праги, и чтобы весь транспорт гудел по случаю воз-

вращения делегации из Москвы. Мы встретились с Дубчеком в Граде и обнялись. На

вопрос, как себя чувствует, он заплакал и ничего не сказал. Спрашиваю, все ли верну-

лись, он кивнул. Когда немного успокоился, сказал: «Страшно…» И повторил:

«Страшно!» Я хотел спросить по конкретным вопросам, но увидел, что продолжать

его мучить было бы жестоко. Я обнял его и пошел.

Со Свободой было другое дело. Он меня пригласил к себе. Мы сидели на кухне, его

внучка приготовила нам яичницу. Он был счастлив, что в Советском Союзе его при-

ветствовали, как героя, что его самолет сопровождал почетный эскорт истреби-

телей, а на московских улицах люди ему махали флажками. Он говорил, что своей

поездкой они спасли народ, спасли социализм, иначе была бы гражданская война. По-

вторял то, что слышал от Брежнева.

Он спросил, не хочу ли я войти в число его ближайших сотрудников. С большим

удовольствием, отвечал я, при условии, если ничто не помешает мне отстаивать

свою точку зрения. Скажем, продолжал я, мне трудно понять, как это ввод войск и

потеря самостоятельности может оказаться счастьем для нашего народа. И если

осуществлять пункт за пунктом «московский протокол», надо забыть о демокра-

тизации. «Ничего страшного, будем продолжать перестройку!», – говорил Свобода.

Это невозможно, настаивал я, для того и пришли войска, чтобы прекратить наше

движение к демократии. Он покраснел, рассердился, повернулся ко мне спиной. На

этом мой разговор с президентом закончился. С Людвиком Свободой мы больше не

виделись 38.

…Но почему Кремль был особенно раздражен Кригелем?

По словам О.Шика, «когда Кригель спросил, почему его постоянно изо-

лируют, грубо себя с ним ведут, Шелест показал на его нос и закричал: “По-

тому!”. Имел в виду “еврейский нос”. Ф.Кригель был единственным евреем в

Политбюро, и, когда я с ним последний раз при своем возвращении говорил

на заседании ЦК в апреле 1969-го, он мне сказал, между прочим: “Ты не мо-

жешь себе представить, как по отношению ко мне проявлялась антисемит-

ская ненависть. А еще хотят казаться марксистами!”» 39.

На этом стоит остановиться.

Когда в Х веке евреи рассеивались по Европе, оседали малыми община-

ми, в том числе на богемских, моравских, силезских, словацких, закарпатских

землях, стараясь сберечь собственное естество, они селились кучно; усваи-

вали чужие языки, традиции, культуру. На территории Чехословакии обра-

зовалась одна из самых крупных еврейских общин в Европе; многочисленнее

были только в Италии и Германии. Чешским евреям повезло больше других.

Несмотря на настороженное, даже враждебное отношение части населения,

большинство интеллигенции, многие политики, иерархи католической

церкви к ним были терпимы, часто доброжелательны. В начале ХХ столетия

чешских евреев оградили от преследований, признали национальным мень-

шинством и по конституции (1920–1938) уравняли в правах с христианами.

Тон в этом меньшинстве задавали интеллектуалы – врачи, адвокаты, журна-

листы. Многие до прихода гитлеровцев так и не узнали бы о своей нацио-

нальной принадлежности, если бы им об этом не напоминали. Во времена

протектората в Чехии уничтожили 80 процентов еврейской общины, многие

эмигрировали.

Гонений на оставшихся требовали от чехов в пятидесятые годы эмис-

сары НКВД и Московского Кремля. Возбуждая в СССР антисемитские страсти,

готовя «дело врачей», сталинские идеологи все громче указывали на евреев,

на их могущество, на их заговоры, как на мировое зло, разрушающее порядок

жизни. Воздействовали на укорененные в массовом сознании самые темные

стороны. Я хорошо помню те дни 1952 года в Горьком (Нижнем Новгороде).

Что ни утро, в газетах один фельетон хлеще другого, в каждом издевка над

носатыми, жуликоватыми, вороватыми проходимцами «без роду и племени».

В нашем кружке славянской литературы, живя в мире Божены Немцовой,

Алоиса Ирасека, Яна Неруды, Карела Чапека, мы избегали говорить о том,

что окружало. Восемнадцатилетняя студентка, дочь рабочего автозавода,

прочитав очередной антисемитский фельетон про «безродных», плакала у

меня на плече: «Мне стыдно, что я русская…»

Кремль был озадачен Чехословакией, единственной страной, где анти-

семитизм почти не проявлялся или проявлялся не в той мере, как хотелось

бы Кремлю. По свидетельству историков, сотрудники НКВД в Праге в разго-

ворах с чешскими коллегами «постоянно указывали на возрастающее влия-

ние евреев на международной арене, говорили о Рокфеллере, Ротшильде,

Дюпоне, увязывали их деятельность с деятельностью Сланского и других

евреев в Чехословакии и подчеркивали опасность, что евреи могут овладеть

всем миром и всеми править» 40.

Когда чехословацкий чекист Балаж сказал советнику Лихачеву, что

факты, от него требуемые, надо проверять, советник ответил: «Меня совер-

шенно не интересует, где вы получите эти данные и насколько они досто-

верны. Я им поверю, а все остальное предоставьте мне. Почему вы печетесь о

каком-то жидовском дерьме?» 41

Экспорт антисемитских настроений из Москвы в Восточную Европу

усилился во времена Пражской весны. Где намеком, а где прямым текстом

планы реформаторов объяснялись заговором мирового сионизма. У моих

иркутских друзей были предчувствия, что возвращаются сталинские време-

на. Сибирское население было больше озабочено хлебом насущным, но в пе-

чати так назойливо повторялись имена ряда чешских интеллектуалов с ука-

занием на объединяющее их происхождение, что было немало людей, начи-

навших сомневаться: а если на этот раз все правда? Вдруг и впрямь чехосло-

вацкие сионисты с разведками иностранных государств вместе готовят ко-

нец света?

Принимая в Праге за три месяца до ввода войск, 17–18 мая 1968 года,

заместителя главного редактора «Правды», заведующего отделом социали-

стических стран А.Луковца, главный редактор «Руде право» О.Швестка сооб-

щал: «Не проходит незаметной для нас деятельность “иорданских славян” –

так называют у нас евреев. Они хорошо сыграли на лозунге, который провоз-

гласила партия о реабилитации невинно пострадавших. Нам еще не удалось

нащупать какого-то организационного центра, но борьба против сионизма

будет идти. Об этом говорит, например, статья Новомесского, опубликован-

ная в “Руде право”» 42.

Швестка демонстрировал общее с советским руководством понимание

глубинных истоков процесса реформирования чехословацкого общества. Ес-

ли бы евреи не были активны в политической жизни, лил он через Луковца

бальзам на душу кремлевских стратегов, антиреформаторским силам уда-

лось бы справиться с внутренним кризисом без вмешательства извне. Пони-

мание еврейства как мирового зла, чужеродного национальной культуре и

христианской цивилизации, роднило советский и чехословацкий правящий

аппарат в большей мере, нежели поднятая как общее знамя марксистская

философия.

Как мне рассказывал Иржи Ванчура, в 1968 году член руководства

профсоюзной газеты «Праце», «мотив евреев как предателей у нас возник в

августе незадолго до ввода войск. Откуда-то появились листовки: “Шик – ев-

рей!”, тот еврей, этот еврей. В Будапеште собрались лидеры профсоюзов со-