боту нельзя откладывать» 35. Не знал советский полковник, что эти пятеро

чехов, офицеров безопасности, в дни «нормализации», при чистке партии бу-

дут уволены из органов на том основании, что считали ввод союзных войск

интервенцией. Заместитель министра Подрунек, по образованию историк,

пойдет на стройку каменщиком. Начальник отдела контрразведки Пешек

будет торговать на улице овощами. Помощник министра Хошек устроится в

магазине кладовщиком. Форманеку повезет больше: его возьмут юристом в

управление метрополитеном. Его заместитель Янкерле будет искать работу,

пока не умрет от рака.

Мы встретимся с Форманеком после «бархатной революции», во време-

на правления Вацлава Гавела, в мае 1991 года в его пражском доме на Ени-

шовской. В успешном предпринимателе с монашеской бородой непросто бу-

дет узнать одну из ключевых фигур органов безопасности Чехословакии ре-

форматорских времен. Он вспомнит и устыдится своего молчания в ответ на

порыв русской медсестры что-то понять про его страну, умягчить его душу

состраданием. «Я прихожу в ужас, когда думаю, что моя настороженность

при встрече с этой женщиной могла оставить у нее впечатление, будто все

чехи закрыты, раздражены, озлоблены, каким был я, подполковник с гипсо-

вой ногой. Но скажите, мог ли я, офицер чехословацкой безопасности, после

всего пережитого верить хоть одному русскому?»

– А сегодня? – спросил я. – Сегодня верите?

– Поживем – увидим.

На второй день оккупации на Высочанах тайно собрался ХIV съезд пар-

тии. Кружа переулками, заметая следы, делегаты пробирались к назначен-

ному месту. В истории большевизма известны случаи, когда при идейном

расхождении братья по классу бывали друг к другу нетерпимее, чем к закля-

тым врагам. И когда Венек Шилган, профессор экономики, член горкома пар-

тии, ехал на пражском трамвае по сообщенному ему адресу, не подозревая,

что придется пять дней замещать Дубчека, увезенного в Москву, он затруд-

нялся объяснить себе, от кого у себя в стране должна прятаться правящая

партия и почему на чехословацкий «социализм с человеческим лицом» у

Кремля аллергия острее, чем на откровенный европейский антикоммунизм.

Какое надо иметь воображение, чтобы представить, как в разделенном

мире, висящем на волоске от войны, у одной из двух сверхдержав, облада-

тельницы ядерного оружия, двое суток не было в Европе задачи важнее, чем

в оккупированной ею социалистической стране поставить на уши свою ар-

мию, посольство, органы безопасности с единственной целью: найти и разо-

гнать подпольный съезд коммунистов, своих единомышленников.

Над Прагой плыла тень Франца Кафки.

Пару дней назад Шилган был по делам в моравском городке Пршерове.

Утром вышел из гостиницы в киоск за газетой. Толпились люди; старая

женщина причитала, схватившись за голову: «Будет война! Русы пришли!»

Шилган не понимал, каким странным образом в голове женщины сплелись

два слова: русы и война. Понял, когда развернул свежую «Праце».

«…Президиум ЦК КПЧ считает этот акт не только противоречащим основ-

ным принципам отношений между социалистическими государствами, но и

попирающим основные нормы международного права…» 36

Под конец лета Шилгану иногда приходило в голову, что теоретически

это может случиться, но мысль была невероятная, он ее гнал, как наважде-

ние. Намеки на недовольство Брежнева чехословацкой политикой стали по-

являться в феврале; Кремлю казалось, что чехи не договаривают, что-то де-

лают за спиной. Под конец весны Шилган был в Москве в правительственной

делегации по вопросам СЭВа, встречался с советскими товарищами, среди

них была дочь Серго Орджоникидзе, человека из окружения Сталина. Она

врач, стажировалась в Праге; от нее и друзей в ее доме он услышал, что из ЦК

КПСС систематически рассылают «закрытые» письма о Чехословакии, по то-

ну все более жесткие. Его это удивило, об этом вряд ли догадывалось руко-

водство чехословацкой партии. Они знали, Кремлю не нравится кое-кто в

пражском руководстве (Смрковский, Кригель, Пеликан и т.д.), они объясняли

это себе предвзятой информацией, не думая, что кому-то придет мысль кад-

ровые вопросы, внутреннее дело любой партии, только ее одной, решать во-

енной силой. Нет, говорил Шилган себе, надо совсем потерять разум, чтобы

на это пойти.

Идея сдвинуть открытие съезда с 26 сентября на 22 августа, собраться

немедленно, пришла в голову многим и спонтанно; делегаты связывались

друг с другом. Вечером двадцать первого, когда Шилган поездом вернулся в

Прагу и добрался до дома, жена Люба на пороге сообщила о звонках делега-

тов из Праги и Средней Чехии: «Тебя ждут, ты должен идти!» Записала адрес:

Высшая экономическая школа на Жижкове. Он обнял детей, у них трое, обе-

щал скоро вернуться. Не знал, что уходит на неделю.

На улицах стояли танки, люди тащили первых убитых.

«Когда добрался до Жижкова, было шесть вечера. В школе семьдесят–

восемьдесят человек. Все знакомы, обращались друг к другу по имени; нико-

го из руководства не было. Член горкома партии, я оказался как бы главным.

Все уже знали, что Дубчека увезли неизвестно куда. Надо было действовать;

решили предложить делегатам собраться в Праге и обсудить положение. О

проведении съезда тогда не думали, искали только, где разместить почти

тысячу человек. Дворец съездов не подходил из-за ситуации. На площадях

армейские части. Безопасней казалось на заводской территории под охраной

рабочих. К ночи окончательно остановились на Высочанах, на заводе ЧКД.

Связываться с генеральным директором Антонином Капеком не стали, он

мог помешать. Предпочли заводских партийцев; все бросились к телефонам,

нашли иносказательные формы, и скоро делегаты по всей стране (около

1500 человек) знали: сбор утром на Высочанах» 37.

Дата ввода войск (в ночь с 20 на 21 августа) не была случайна. Через

пять дней (26-го) должен был состояться съезд словацких коммунистов; ес-

ли его не опередить, позволить избрать новый состав словацкого партийно-

го руководства, а большинство в нем оставалось бы за сторонниками ре-

форм, создание послушного Москве «рабоче-крестьянского правительства»

было бы еще затруднительней. А если допустить ХIV съезд и избрание ново-

го ЦК, тоже бесспорно дубчековского, упреки Праге в разгуле контрреволю-

ции утратят смысл. Тогда вряд ли нашелся бы сумасшедший, готовый при-

гласить в страну чужую армию.

В Москве намечали варианты, как пойдут события после ввода войск,

но не учли способность малой нации к мгновенной сплоченности. Когда

больше нечего ждать, люди шутят над собою и над врагом. Этот характер

тысячу лет обеспечивал этносу выживание, моральную победу.

С утра 22 августа трамваи в сторону Высочан шли переполненные. Не-

которые делегаты добирались на грузовых машинах; из дома уходили, как на

фронт: «Давай рубашку, я поехал!» У проходной завода следовало предста-

виться (списки делегатов были у секретарей низовых организаций, стояв-

ших рядом с охранниками), каждому показывали, как пройти к рабочей сто-

ловой. Прибывали делегаты Пльзня, Карловых Вар, Южной Моравии, Север-

ной Моравии… Некоторые успели добраться из Словакии, но поезд из Брати-

славы идет в Прагу десять-пятнадцать часов, причем нерегулярно; словац-

кие делегаты продолжали прибывать вечером и на следующий день.

На всех дорогах к Праге войска проверяли документы, выявляя делега-

тов; перешедшие на сторону консервативных сил сотрудники чехословацкой