крыли, не выпускают. По сути, арестовали. Там самоходки стоят, а тут их се-
мьи пришли, встревоженные, протестующие. А у меня шифровка: ни во что
не вмешиваться. Ямщиков молчит. Не хочет принимать решения. Говорю –
ладно, разберемся. Сажусь в машину, еду к командиру десантников. Зачем
здесь самоходки? “Не знаю, Маргелов приказал”.
Маргелов – командующий воздушно-десантными войсками. Но мне он
не указ. Здесь я отвечаю. В своей генеральской форме, как положено, подхо-
жу к академии, народ шумит, но расступается. Захожу в здание, оттуда свя-
зываюсь с Прагой. На проводе опять Ямщиков. Говорит: как хочешь, так и
действуй. Я приказываю: убрать самоходки к чертовой бабушке. Немедлен-
но! Вызываю командира батареи: заводить, и марш отсюда! “Слушаюсь!” Са-
моходки ушли, народ начал расходиться.
На площадь выехал, а там 6 самоходок. Никто не стреляет, ничего, но
зачем? Я говорю – убрать их! В общем, из города все войска сразу же вывели.
22 августа все было чисто. Доложил по телефону командующему Провалову
в Братиславе. Он мне – правильно сделал».
Наблюдения Иванова подтвердит автор секретной записки, обнару-
женной в рабочем столе Брежнева: «…вряд ли было оправданным развеши-
вать бронетанковое ожерелье на улицах Праги, Брно, Братиславы и других
городов. Фактически улицы и площади этих городов были забиты танками,
бронетранспортерами, артиллерией. Это было невыгодно во всех отношени-
ях: во-первых, это нарушало нормальный ритм жизни; во-вторых, такая де-
монстрация силы отрицательно действовала на патриотические чувства
граждан (одно дело, когда население видит войска с утра до ночи, а другое,
когда оно только о них слышит); в-третьих, боевая техника, располагаясь на
улицах, оказалась уязвимой в диверсионном отношении; если бы дело дошло
до открытого вооруженного сопротивления, то при таком варианте распо-
ложения войск мы понесли бы огромные потери…» 12
У десантников своя суматоха. Сообщили на радостях центру об изъятии
у контрреволюции почти сотни стволов. Центр приказал отправить трофеи в
Москву. А у них ничего нет. Тогда ночью по приказу командира десантной
дивизии солдаты разоружили рабочие отряды, отобрали автоматы, пулеме-
ты. На каком-то заводе были охотничьи ружья, десантники бросились и туда,
взломали ящики. Утром я приказал вернуть отрядам их оружие и вместе с
рабочими завода, пришедшими с протестом, еду на завод, захожу к директо-
ру. Сидит заводское руководство, кто-то шумит: «Вы оккупанты!» Свои же
его вытолкнули. Я попросил собрать рабочих, бригадиров, мастеров. Они го-
ворили прямо: «Вы нас обидели! Мы работяги».
Услышав, что по улицам носятся чешские ребята-мотоциклисты и заля-
пали краской памятник советским воинам, Иванов и другие офицеры едут в
обком партии. В машине включают радиоприемник, в эфире голоса: «Гене-
рал Иванов, вы оккупанты…» В обкоме встречают второго секретаря Черного
и секретаря по идеологии Маноушека. Знакомятся. «Зачем вы пришли?» –
спрашивают оба. Ответа у меня не было. «Сами подумайте, вам виднее».
По словам генерала, от отчаяния «хотелось напомнить им 1918 год, ко-
гда чешские войска устроили в измученной войною России известную ку-
терьму. Но я ответил, как думал: «Мы решили, что лучше нам прийти сюда,
чем потом снова начинать от Сталинграда!»
А тут из городского совета Брно принесли письмо:
«1. Вы не выполнили данное нам обещание принять делегацию, в со-
ставе которой была сестра застреленного гражданина, партизанка СССР тов.
Коуделкова.
2. Просим дать возможность начать работу чехословацкого телевиде-
ния и радио в г. Брно и освободить все редакции брненских газет, занятые
вашими войсками. Дать возможность работать радиотрансляционной стан-
ции на Гадех и станции на ул. Барвича.
3. Прекратить езду боевой техники по городу Брно, особенно вечером и
ночью. Это волнует и провоцирует население города.
4. Убрать запасы бензина, находящиеся на складах аэродрома Туржани.
5. Дать возможность нормальной работы военной прокуратуры в г.
Брно на ул. Готвальда, помещения которой заняты советскими войсками.
6. Согласно нашей последней договоренности, вы должны были осво-
бодить помещения на ул. Шпильберке. Обещание, данное советским коман-
дованием, не выполняется, солдаты занимают эти помещения и не дают
возможности работать соответствующим инстанциям.
7. Просим принять меры, чтобы не нарушалась работа Нижнего вокзала,
особенно вечерней и ночной смены. Чтобы дежурным не приходилось поки-
дать свои посты под угрозой советских солдат открыть стрельбу из автома-
тов. Такое случилось 24.08 в 0.50 час, когда сообщил дежурный работник Йо-
зеф Лоренц, что в районе смены № 17 при несении службы вблизи него раз-
далась очередь из автомата. Это подтверждает также заместитель начальни-
ка тов. Буличек.
8. По сообщениям, на территории гор. Брно был застрелен советский
солдат. Медицинскими специалистами в больнице на Жлутем копци уста-
новлено, что многостороннее ранение было произведено из скорострельно-
го оружия. По мнению медицинских специалистов, выстрелы были произве-
дены с небольшого расстояния.
При переговорах вы сообщили нашим представителям, что один ваш
солдат пропал без вести. Наши органы проверили все больницы, но солдата с
указанной фамилией не обнаружили. В военной больнице находятся три со-
ветских солдата: Николай Сергеевич Плинов, Олег Дмитриевич Беляев, Ми-
хаил Гуз. У всех ранение от дверей своих машин во время езды…» 13
Нервы генерал-лейтенанта были на пределе. Он делал, что мог, посы-
лал офицеров разбираться, отвечал местным властям, старался навести по-
рядок, но что он мог в обстоятельствах, на него свалившихся, ему не вполне
понятных, когда оказался втянутым в большую политическую игру. Пола-
гаться генерал Иванов мог только на свое разумение. В городе Брно им руко-
водил выстраданный страшный военный опыт России в ХХ столетии, а еще
точнее – живущий в нем с 14 сентября 1954 года, застывший в зрачках ужас,
когда на общевойсковых учениях между Самарой и Оренбургом он видел то,
что, слава Богу, не пришлось и, будем верить, никогда не придется видеть
нигде: как к верхним слоям атмосферы поднимается атомный гриб.
Все относительно; этого пока избежали, и слава Богу…
…Танки дивизии генерала Иванова громыхали близ Брно под Славко-
вым, мимо скрытого в ночи Аустерлица. Это название танкисты помнили со
школьных лет, с уроков литературы, когда читали роман Толстого «Война и
мир». Здесь на поле с древком знамени лежал раненый князь Андрей Бол-
конский, и сквозь плывущие облака смотрел на небо. Он думал о том, как ни-
чтожна вокруг суета по сравнению с тем, что происходило в те минуты меж-
ду его душой и этим вечным небом, и изумлялся тому, как он прежде не ви-
дел этой высокой бесконечной синевы. «Да! Все пустое, все обман, кроме это-
го бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него…»
Танки с белыми полосами грохотали, не замедляя хода, мимо Аустерли-
ца, мимо размытых в ночи Праценских высот, по дорогам чужих разбужен-
ных городов. Где-то в этих местах князь Андрей тогда сказал Борису Друбец-
кому, указывая на министра иностранных дел князя Адама Чарторижского и
думая обо всех, кто послал сюда русскую армию, обрек на поражение: «Вот
эти-то люди решают судьбы народов».
Князь Андрей у Толстого сказал это «со вздохом, который не мог пода-
вить». Глядя на свою армию в августе шестьдесят восьмого, генерал Иванов