с молодежью – что творится в Чехословакии и почему мы вошли. Беседы бы-
ли до хрипоты, но мирно, никто ничего. Школьницы поднимались на броню
к солдатам, разговаривали. А в нескольких шагах группа девушек лет семна-
дцати-восемнадцати, на глазах наших молоденьких солдат с неподражаемы-
ми эротичными ужимками раздевалась до трусов, весело кричала и подпры-
гивала. На солдат было невыносимо смотреть. Особенно на ребят из Средней
Азии. Они угрюмо отворачивались, но плоть брала свое, и минуту спустя
украдкой посматривали на грешное представление, пока не спохватывались.
В это время из здания напротив ратуши раздался выстрел. Пуля задела ногу
солдата, но не нашей, а соседней части. Подъехала машина, увезла раненого,
но что тут началось! Со всех сторон солдаты мои и другие начали палить кто
куда, наверх и вдоль площади поверх голов. Не знаю, как я уцелел, не попал
под эти шальные пули. А тут еще танкисты заряжают орудие. Ну, думаю, не
дай Бог. Это же ужас! Чехи стали прятаться под машины, на площади паника,
стрельба идет сплошная. Рядом со мной солдат; диск один кончился, вытас-
кивает из сапога второй. Я ему: подожди! Стоп! Прекрати стрелять! Смотрю,
а пушка уже разворачивается. Бегу к ней… Кое-как все утихомирилось. Про-
сто счастливая случайность, что никого не убили».
Три дня спустя в части капитана Медведева кончился паек. Приматор
Черный отвел капитана в сторонку: «Что дальше будем делать, малыш? Хо-
рошо, я посижу голодный, вы будете сидеть голодные. Но в мэрии есть жен-
щины, у них дома дети». Медведев не знал, что делать, никакой связи с руко-
водством армии. «Ну вот что, – предложил приматор, – давайте что-то пред-
принимать; я вас назначаю комендантом Праги».
Капитан тогда не знал, что командование группой войск назначило ко-
мендантом столицы и области генерала И.Л.Величко, командарма 20-й тан-
ковой армии. Забытый своим начальством, не имея представления, что во-
круг происходит, Медведев стал строить планы, как навести в городе поря-
док. Чехословацкое руководство, по слухам, в полном составе вывезли в
Москву. Управления частями фактически нет. «Не дай Бог, если бы чехи в те
дни сплотились, как в свое время венгры, они перебили бы нас, и масса кро-
ви была бы», – будет вспоминать Медведев. А приматор повторяет: «Малыш,
надо что-то делать. Я больше не могу держать здесь людей».
Медведев попросил связать его с советским посольством в Праге.
Трубку снял посол Червоненко. Так и так, говорит Медведев, я капитан,
нахожусь у мэра города, здание блокировал, прошло три дня. Здесь много
женщин – машинистки, уборщицы… Что делать дальше? Их выпускать? Дер-
жать? Ко мне обращается мэр: город остался без питания, машины не про-
пускают. Я мэру объяснил причину: бывают случаи, когда на продоволь-
ственных и санитарных машинах перевозят оружие, листовки. Но мэр спра-
шивает, что делать.
«Я не в курсе, что вы там находитесь, – отвечает посол. – Вы обращае-
тесь не по адресу». Медведев спрашивает: к кому же обращаться? Посол по-
весил трубку.
Приматор помог Медведеву еще раз позвонить в посольство, военному
атташе. «Знаешь что, капитан, – сказал военный атташе, – я ничего тебе при-
казать не могу. Сам видишь, что происходит. Действуй по обстоятельствам».
Капитан стоял перед приматором в растерянности, не зная, что делать со
свалившейся на него властью. То, что он три дня слышал на площади от че-
хов, взбудораженных приходом войск, не испытывающих страха, а смеющих-
ся ему в лицо, унижало его. Как хорошо, думал он, что все это не видят близ-
кие люди на родине.
Медведев попросил у приматора список руководства мэрии. Принесли
листок с семнадцатью именами. «Ну вот что, – сказал капитан, – я отпущу по
домам ваших сотрудников на свой страх и риск, кроме этих семнадцати.
Лично буду у дверей проверять пропуска».
Капитан уже был на грани нервного срыва, когда на четвертый день в
мэрии появились трое советских чекистов. Они выслушали капитана и дали
пачку чешских крон – купить в буфете продукты для подразделения.
«Чекисты расспрашивали, не проходит ли в ратуше четырнадцатый
съезд КПЧ. Мы обошли ратушу, соседние здания, вместе искали место съезда
и подпольные радиостанции, но ничего не обнаружили. Перед уходом чеки-
сты потянулись к книге на моем столе. Я взял ее в Исторической библиотеке
на площади. Это был красиво оформленный альбом эротических рисунков.
Один чекист сунул книгу под куртку. Куда, говорю, забираете, я обещал вер-
нуть на место. “Капитан, – смеются, – ты молодой, обойдешься!”».
На седьмой день появился подполковник Иванов. Медведев к нему:
«Что же вы нас забыли?» Да я сам, говорит, мотаюсь без еды.
Наконец, стали подвозить продукты. Солдатам и офицерам выдавали
папиросы «Беломорканал», по куску хорошей колбасы.
Настроение сразу поднялось, но не успели солдаты насладиться жиз-
нью, как их послали на бронетранспортерах блокировать Высшую партий-
ную школу.
«Тут что-то не так, товарищ, сказал мне директор ВПШ. – Я коммунист с
подпольным стажем, с фашистами воевал, но такого нигде не видел!» – «Да
что случилось?» – «Пойдемте…» Мы пошли по общежитию. Кошмар какой-то.
Столы сломаны, у стульев ножки и спинки перебиты, художественные по-
лотна покорежены, валяются пустые бутылки, подушки порваны, по комна-
там летают перья. Столовая посуда разбита, ложки, ножи, вилки забили ка-
нализацию. Погром! Конец света!
«Чья работа?» – спрашиваю. Директор опустил глаза. «Чья работа,
спрашиваю?!» – «Отдыхали ваши десантники…»
На десятый день подполковник Иванов приехал, собрал всю нашу ко-
манду – пять офицеров: «А теперь домой. В Германию…» Нашли своего води-
теля и двинулись, откуда пришли. На дорогах не разберешь направления, мы
долго плутали, пока не вышли на Карловы Вары. А там рукой подать до Гер-
мании, до нашей Северной группы войск».
…Эдуарда Александровича Медведева, служащего из Одессы, приле-
тевшего на пару дней в Москву, я увидел в октябре 1989 года в редакции
«Известий». Подполковник запаса, он десять лет как уволился из армии. По-
сле возвращения на родину в его переживаниях еще долго доминировали
пражские видения: раздавленная под Прагой девочка, учиненный десантни-
ками погром в гостинице ВПШ, стрельба на Староместской площади, смею-
щиеся глаза Людвика Черного, хороводы обнаженных чешек, смущавших
солдат. Воспоминания, говорит, нарушают душевный покой, не дают спать.
Смутная тревога распирает грудь, когда он слышит звук идущего на посадку
самолета или лязг гусениц по бетонной дороге.
Психологи говорят, что легко отличают солдат Отечественной войны
от солдат, вернувшихся из Афганистана: когда заходит речь о войне, у них
разные глаза.
Я ловлю себя на мысли, что не могу вспомнить, какие глаза у солдат,
успешно выполнивших свой долг в Чехословакии.
Они глаза опускают.
В навязчивых видениях, приходивших к Медведеву, загадочной остава-
лась улыбка приматора Людвика Черного. Почему хозяин миллионного го-
рода, одной из самых красивых столиц Европы, был с ним так спокоен и де-
ликатен, и молодой оккупант, как на площади кричали капитану в лицо, для
приматора был только малыш, чьи проказы вызывают не страх, а жалость?
В манерах приматора не было растерянности перед грубой силой;
напротив, он светился спокойным и потому еще более очевидным превос-
ходством, объяснить которое капитан себе не мог. Только много лет спустя,
когда в СССР все переменилось, стали доступны запретные прежде книги,