Министр национальной обороны Чехословакии Мартин Дзур на приеме у министра обороны
СССР Андрея Гречко (в центре) c маршалами Иваном Якубовским и Матвеем Захаровым.
Моcква, 1969
Леонид Брежнев – Александру Бовину: «Или уходи, выходи из партии, или выполняй принятое
решение». Бовин: «Выходить из партии я не был готов. Как прыжок в ничто…» Август 1968
Советские офицеры находят «подпольное оружие» на складах Народной милиции или под-
брошенное сотрудниками советской и чехословацкой госбезопасности
«А если все не так? …Чехословацкие события заставили задуматься директора Ангарского
электролизно-химического комбината, одного из организаторов атомной промышленности
в СССР Виктора Новокшенова (Иркутская область, 1968)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. «Мы чувствовали себя послед-
ними дураками…»
Посол Червоненко: «Больше всех не хотел военного решения Андро-
пов…» Косыгин и Зимянин над «Заявлением ТАСС». Три версии раз-
говора с министром Дзуром. Драма семьи Свободы. Полуночная
встреча в Граде. «Мы чувствовали себя последними дураками…»
«Сделать из Праги Будапешт я не дам!» Как Черник подписался под
своей судьбой
В Праге подполковника Камбулова удивила нервозность на территории
советского посольства. Дипломаты висят на телефонах, встречают и уводят в
кабинеты испуганных чехов и словаков, своих тайных осведомителей, шу-
шукаются с ними по углам. Снуют журналисты, армейские чины, мужчины в
комбинезонах и с военной выправкой – эти «строители» и «туристы» здесь
появились за несколько дней до ввода войск; ездят по городу, «обнаружива-
ют» склады оружия, демонстрируют их корреспондентам как свидетельства
подготовки контрреволюции к захвату власти. Потом они сменят комбине-
зоны на офицерскую форму с орденскими колодками на груди. У некоторых
будут медали «За освобождение Праги», хотя по виду в те времена они ходи-
ли в детский сад; интендантские службы экипировали их спешно, было не до
мелочей.
У здания посольства из фургонов скрытно выгружают ящики с хлебом,
мешки с крупами, коробки консервов, железные кровати, постельные при-
надлежности. Подвалы посольства, будет вспоминать вице-консул
Н.П.Семенов, «превращались в столовые, комнаты отдыха, склады военного
имущества» 1. Работы идут при свете автомобильных фар и неярких садовых
фонарей. Люди передвигаются бесшумно, усиливая ощущение тревожной
ирреальности мира. Из Москвы прилетели человек тридцать в штатском,
«семерки», как называли чекисты между собой солдат наружного наблюде-
ния. Новички не вполне понимают, что происходит, зачем они здесь, молча
курят, глядя в полутьму и обмениваясь своими бедными предположениями.
Посольство готовится к осаде.
Со Степаном Васильевичем Червоненко мы встретимся в сентябре 1989
года в Москве, в Министерстве иностранных дел на Смоленской площади.
Сутулый, усталый, больной человек, с трудом передвигавшийся, будет долго
всматриваться в собеседника. По его словам, он до сих пор никому «не от-
крывал душу» и терпел упреки газет, называвших его имя в ряду инициато-
ров военной акции. Воспоминания были для него болезненны, и я до сих пор
не знаю, чем обязан его неожиданному согласию на разговор. Учитель укра-
инской сельской школы, потом местный идеолог, всегда консервативных
взглядов, по слухам – родня члена Политбюро Н.В.Подгорного 2 (говорят, они
женаты на сестрах), в худшую пору отношений СССР с Китаем был направлен
послом в Пекин. По рассказам моего коллеги Александра Тер-Григоряна, пе-
кинского корреспондента «Известий», когда межпартийные отношения
омрачались, посол собирал журналистов: «Снимите, наконец, розовые очки!»
А когда тучи рассеивались, упрекал с досадой: «Ну снимите же черные очки!»
За шесть лет его работы в Пекине отношения наших стран стали хуже
некуда, но в том не было вины посла; он сообщал центру то, что там хотели
слышать. В 1965 году секретарь ЦК КПСС Н.В.Подгорный становится Предсе-
дателем Президиума Верховного Совета СССР, и Степан Васильевич получает
назначение в Прагу. Казалось, испортить отношения с братской славянской
страной было бы не под силу самому слабому послу, но Червоненко и тут не
повезло. Не успев обзавестись собственными информаторами, посол поло-
жился на советника-посланника Ивана Ивановича Удальцова, знатока чеш-
ской истории и культуры, прошедшего войну в корпусе Людвика Свободы,
старого друга семьи Антонина Новотного. К Удальцову прислушивались в
кремлевских коридорах. Второй человек в посольстве, свободно владевший
чешским, человек эмоциональный, напористый, не стеснявшийся в выраже-
ниях, он с самого начала не принимал Пражскую весну и свое восприятие со-
бытий внушал послу.
В один из приездов в Прагу я позвонил Ивану Ивановичу, попросил о
встрече. После долгого молчания он сказал: «Мне знакомы ваши публикации.
Мы на разных позициях и друг друга не поймем. Смысла встречаться не ви-
жу».
Мужской ответ вызывал уважение.
Степану Васильевичу разговор давался нелегко. Можете со мной не со-
глашаться, говорили его глаза, но как я думал тогда, думаю и сейчас. Было
бы неправильно, считал он, судить о вводе войск, не учитывая предысторию.
В отличие от революции в России у чехов с приходом народной власти толь-
ко крупные собственники покинули страну, а средняя буржуазия оставалась.
Часть ее врастала в новую реальность, хотя по корням и по духу держалась
западной ориентации и помнила, что прежде она представляла одну из са-
мых развитых стран Европы; здесь выпускали почти две трети номенклату-
ры мировой промышленности. Смущение пришло в 1960-е годы, когда Запад
вырвался вперед, а чехи и словаки оказались на обочине европейской эко-
номики. Новотный был не готов к решению новых задач; «если бы он ушел с
поста на два-три года раньше, военного вмешательства не потребовалось
бы».
– Брежнев советовался с вами о вводе войск? – спросил я.
– Со мною нет… Был сильный нажим со стороны Ульбрихта, Гомулки,
Живкова; под конец и Кадар к этому склонялся под влиянием событий в сво-
ей стране; он мог рядом с другими раскачиваться на фонарном столбе, если
бы его не вывезли в фургоне с хлебом из Будапешта в Ужгород; там он обра-
тился по радио к народу.
Больше всех не хотел военного решения Андропов. Я с ним разговари-
вал сотни раз. Представьте, что пережила его семья, когда на будапештских
улицах вешали людей; жена до сих пор не может прийти в себя. Это его по-
стоянно мучило: как остановить контрреволюцию в Чехословакии, не про-
лив крови.
– Я слышал, в Москве на заседании Политбюро в июне 1968 года вы
трижды выступали вразрез с большинством.
– Июньским учениям «Шумава» вышел срок, а войска из Чехословакии
мы не выводили. Напротив, горячие головы требовали расширить военное
присутствие. Это будоражило чехов, задевало национальные чувства; по
стране шли митинги. Это нам нужно было? И когда на заседании Политбюро
