оно повторилось, отчетливо складываясь в имя, такое неожиданное в мон-
гольской степи. Сидя рядом с водителем, я потянулся к черной панели и кру-
танул рукоятку усилителя звука.
«…В субботу 15 февраля в возрасте 82 лет от эмболии легких в Праге умер
Иржи Ганзелка, знаменитый чешский путешественник, писатель, кинодокумента-
лист. С Мирославом Зикмундом он объехал весь мир. Они написали книги, которыми
зачитывались целые поколения. Их киноархив до сих пор представляет огромную
научную и художественную ценность…»
Разговор в машине смолк.
«…В 1968 году Ганзелка и Зикмунд выступили против вторжения войск стран
Варшавского договора в Чехословакию. На этом их путешествия закончились. У них
отобрали заграничные паспорта. Следующие двадцать лет Ганзелка работал са-
довником, Зикмунд перебивался случайными заработками. Только после бархатной
революции 1989 года их книги вернулись на полки библиотек. Но путешествия по Со-
ветскому Союзу Ганзелке и Зикмунду уже не завершить. И никогда не написать кни-
гу, которой отдали столько сил. Хотя бы потому, что такой страны больше не су-
ществует…»
– Что с вами? – дергает меня за рукав Доржи. – Этих людей вы где-
нибудь видели, нет? А книги читали, нет? У меня одна есть, про Африку. Могу
дать, хотите, нет?
Это я теперь припоминаю, о чем спрашивал Доржи, а тогда не слышал.
Письмо М.Зикмунда из Злина в Москву (31 декабря 2003 г.)
Дорогой Леня, я тебе до сих пор должен ответ на твое письмо из Тегерана (без
даты, с почтовой печаткой 17.4.02) – я постоянно столько занят, ведь хорошо зна-
ешь. В позапрошлом году мы чуть-чуть в Каире не встретились! 1 Приехали мы с Ма-
рией 1 апреля, побывали до 3 числа и снова перед отлетом с 12 до 14 апреля. Третий
раз в жизни я посмотрел Луксор и Карнак и вспоминал Юрия и наш проход на юг, в
Нубийскую пустыню.
Может быть, ты не знаешь, что Юра уже не среди нас. Умер он 15 февраля, на
другой день после моего дня рождения. Один из моих друзей мне написал, что Юра
ждал со своим отходом сутки, чтобы мне не испортить радость… Три недели до
того, 20 января, я последний раз его видел в больнице. Когда мы прощались, Юра пер-
вый раз в течение этих четырех лет, пробывших в горизонтальном положении, он
жаловался: Mirku, je to tady k zešileni – здесь это – сойти с ума… Мне без него трудно,
ты понимаешь, – вся активная жизнь связана с ним.
И у меня были трудности: в прошлом году внезапная болезнь сердца – и потом
осложнения. С тех пор я чувствую себя хорошо, но рисковать не решаюсь. Это тоже
причина, почему я отказался выехать в будущем январе в Москву.
И причина, что я тебе сегодня пишу:
До ноября этого года проходила в синагоге в Пльзене (городе, где я родился) вы-
ставка, более 300 фотографий из наших путешествий, встретилась она с большим
отзывом в печати, радио и телевидении. В 2004 г. она пойдет в Национальную гале-
рею в Братиславу и 2005 в Пражский кремль (Град) – под защитой президента рес-
публики. И теперь часть выставки организует чешский центр при посольстве Чехии
в Москве. Приедут мои друзья, которые выставку организовали, Радек (Радослав)
Кодера (знаменитый фотограф, который с десятка тысяч негативов очень умно
выбрал эти 300) и Пржемек (Пржемысл) Ржепа. Организаторов я попросил, чтобы
они тебе прислали приглашение на вернисаж – и тебя лично я очень прошу, чтобы
ты выставку открыл от имени своих хороших друзей Юрия Ганзелки и Мирослава
Зикмунда.
Обоим, Радеку и Ржимеку, я сказал, что ты был единственным из наших друзей
в бывшем СССР, который с большим риском не боялся связи с нами в течение оккупа-
ции. Благодарен тебе вперед, желаю тебе и Неле всего хорошего… Привет от Марии.
И еще вопрос: какая судьба твоих рукописей – когда будешь публиковать? Твой Мирек
2.
Это была пытка: со всех сторон надвигались гигантские черно-белые
фотографии, узнаваемые мгновения жизни, в том числе твоей жизни, и не
промелькнувшие, как в кино, а остановленные, вплотную приближенные к
тебе. Укрупненные лица прекрасно тебе знакомых, или кажется, что знако-
мых, а теперь, сорок лет спустя, возвращенных в твои зрачки. Сегодня моя
дочь старше меня, каким я был тогда, в 1964 году на сибирском тракте Ир-
кутск – Красноярск, когда по колено в болоте держал штативы и сменные
объективы, помогая двум славным чехам, влюбленным в мою страну, искать
удачную точку для съемки. Они сделали четыре тысячи фотографий для
книги, обещавшей стать лучшей в их судьбе – путешествия по СССР.
Для книги, которую похоронил 1968 год.
Прежде, чем приступить к ней, они странствовали по Советскому Союзу
четыре раза. Их впечатлений другим журналистам за глаза хватило бы для
громких публикаций на многие годы. Но у них была слабость, властям непо-
нятная и потому непростительная. По складу ума исследователи, въедливые
экономисты, многое на свете повидавшие, постоянно сравнивающие, они
ничего не принимали не веру, не давали себя обмануть. Не люби они Россию
так искренне, они бы смирились с тем, что где-то не успели побывать, но они
чувствовали, как от них ждут откровения и все глубже погружались в мате-
риал. Еще одна поездка в Советский Союз (ее намечали на 1967-й или 1968-й
год), и можно будет поставить точку.
Их замысел растоптали те самые танки, что были посланы усмирить –
не восставших, не бунтующих – думающих иначе.
…На открытие выставки в Чешском культурном центре на улице Юли-
уса Фучика пришло много людей. Книги путешественников хорошо знали. У
фотографий вспоминали, спорили, перебивали друг друга, и я подумал, ока-
жись здесь Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд, для них это было бы воз-
вращением в молодость.
Ко мне подошла женщина в шляпке.
– Знаете, в 1964 году я работала в котловане Братской ГЭС и была в
клубе «Глобус» на встрече с Ганзелкой и Зикмундом. Вечер вел Фред Юсфин.
Они были такие душевные, как родные. Их долго не отпускали, все хотели
затащить их к себе в палатки, в щитовые дома, в общежитие. Они говорили,
что им страшно хочется у всех побывать, никого не обидеть, но это станет
возможным, когда мы научимся жить хотя бы две сотни лет. В моей жизни
тот вечер – одно из самых счастливых воспоминаний.
…Накануне с заметкой о выставке я пришел в «Известия». К тому вре-
мени в редакции работали новые люди, моего поколения почти не осталось.
На четвертом этаже в отделе культуры курит незнакомая сотрудница. Не до-
слушав, перебивает: – Как вы сказали их звать? …Ну, и почему мы должны о
них писать? Они кто? Солисты из группы «На-на»? Нападающие «Динамо»?
– Известные писатели, путешественники, – бормочу я.
Она изумляется:
– Известные! Да я слышу о них в первый раз!
И предлагает сделку:
– Хотите, возьмем как рекламу? Недорого.
Я выхожу из кабинета, спускаюсь на третий этаж, к руководству газеты.
Мне везет, заместитель главного редактора читал книги путешественников,
знает их имена. Безо всякого торга заметка появляется в газете к открытию