С этими-то животными и соседствовал Нур-ад-дин в конюшне кривого визиря. Разглядывая коней, увидел он у одного из них бельмо на каждом глазу. Надо сказать, что купеческий сын был сведущ в вопросах врачевания и решил он, что это шанс. «Вот, клянусь Аллахом, время воспользоваться случаем! Я солгу визирю, что смогу вылечить коня. Сам сделаю что-нибудь, чтобы он ослеп окончательно, и тогда визирь казнит меня без промедления», — думал юноша.
Дождавшись, пока хромой визирь зайдет в конюшню поглядеть на жеребцов, Нур-ад-дин сказал: «О владыка, что мне будет, если я вылечу этого коня?» — «Клянусь жизнью, — ответил визирь, — если ты его вылечишь, я освобожу тебя и исполню любое твое желание». — «О владыка, — сказал купеческий сын, — прикажи расковать мне руки». Когда Нур-ад-дина освободили от кандалов, он истолок в порошок стекло, смешал его с негашеной известью и луковым соком и наложил жеребцу на глаза повязку с этой смесью.
«Теперь его глаза провалятся, а я избавлюсь от этой гнусной жизни», — подумал Нур-ад-дин и с легким сердцем отправился спать, обратившись перед сном в молитве к Великому Аллаху со словами: «О господи, мудрость твоя такова, что избавляет от просьб».
С восходом солнца визирь поспешил в конюшню посмотреть на результаты лечения. Когда же снял он повязку в глаз животного, то увидел, что болезнь отступила и это прекраснейшие из красивых глаз по могуществу владыки открывающего. «О мусульманин, я не видел в мире подобного тебе умельца! Клянусь Мессией и истинной верой, ты угодил мне, ведь бессильны были излечить этого коня все коновалы в нашей стране». Визирь собственноручно освободил Нур-ад-дина от оков, пожаловал ему роскошную одежду и назначил главным конюхом, установив довольствие, жалованье и поселив в комнате над конюшней. Купеческий сын несколько дней восстанавливал силы, но не забывал о своих обязанностях. Он нещадно наказывал нерадивых слуг, которые недостаточно хорошо ухаживали за лошадьми, ежедневно сам вычищал любимцев визиря. Хромой господин не мог нарадоваться на нового слугу и не подозревал, к чему все это приведет.
Однажды дочь кривого визиря, невинная и прекрасная, подобная убежавшей газели или гибкой ветке, сидела в новом дворце у окна, из которого была видна конюшня. Девушка услышала, как новый главный конюх поет и сам себя утешает такими стихами:
«Хулитель мой, что стал в своей сущности
Изнеженным и весь цветет в радостях, —
Когда терзал бы рок тебя бедами,
Сказал бы ты, вкусив его горечи:
“Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!”
Но вот теперь спасен от обмана я,
От крайностей и бед ее спасся я,
Так не кори в смущение впавшего,
Что восклицает, страстью охваченный:
“Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!”
Прощающим влюбленных в их бедах будь,
Помощником хулителей их не будь,
И берегись стянуть ты веревку их,
И страсти пить не принуждай горечь их.
Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!
Ведь был и я среди рабов прежде вас,
Подобен тем, кто ночью спит без забот.
Не знал любви и бдения вкуса я,
Пока меня не позвала страсть к себе.
Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!
Любовь познал и все унижения
Лишь тот, кто долго страстию мучим был,
Кто погубил рассудок свой, полюбив,
И горечь пил в любви одну долго он.
Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!
Как много глаз не спит в ночи любящих,
Как много век лишилось сладкого!
И сколько глаз, что слезы льют реками,
Текущими от мук любви вдоль ланит!
Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!
Как много есть безумных в любви своей,
Что ночь не спят в волнении, вдали от сна;
Одели их болезни одеждою,
И грезы сна от ложа их изгнаны.
Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!
Истлели кости, мало терпения,
Течет слеза, как будто дракона кровь.
Как строен он! Все горьким мне кажется,
Что сладостным находит он, пробуя.
Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!
Несчастен тот, кто мне подобен по любви
И пребывает ночью темною без сна.
Коль в море грубости плывет и тонет он,
На страсть свою, вздыхая, он сетует.
Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!
Кто тот, кто страстью не был испытан век
И козней кто избег ее, тонких столь?
И кто живет, свободный от мук ее,
Где тот, кому досталось спокойствие?
Ах, прочь любовь и все ее горести —
Спалила сердце мне она пламенем!
Господь, направь испытанных страстию
