«Вместе!» – командовал Леон.

Они пытались сказать то же самое вместе: «Леон! Прости, если мы чем-то обидели тебя». Но «вместе» получалось плохо.

А Леон продолжал жестко требовать: «Вместе!»

Была уже поздняя ночь. Наутро надо было начинать серию победных матчей. Но моральный климат команды «Москва-1» был пока еще не на самом высоком уровне.

Вот и здесь, в ситуации, когда Леон уже, по логике вещей, должен был осознать, что был неправ, и то, что он ударил Константиныча, было непростительной ошибкой, он продолжал настаивать на своем. И вдобавок ко всему это его «Вместе!» определенно было элементом какой-то жуткой шутки!

В этот момент Марик заметил: «Леон, это уже становится как-то совсем…" И тут Леон вдруг сказал: «Аут!»

Я не сразу понял, что означает это «Аут!». Но Константиныч, видно, знал Леона лучше. Он бросился к нему, и они стали обниматься. Юрий Константинович (по-моему, со слезами на глазах) шлепал Леона по спине и говорил: «Левка! Левка!»

Вилен вел себя сдержаннее и обниматься с Леоном не стал.

*        *        *

Мы с Мариком отправились к себе в номер спать. И наутро первым делом пошли опять в номер Леона – проверить, как там дела. К нашему ужасу, Леон встретил нас заявлением, что команды у нас нет. И что виновником этого является Константиныч. На вопрос, в чем дело, Леон объяснил, что Константиныч, находясь утром в туалете, слишком громко пукнул. Не сразу, но постепенно мы поняли с облегчением, что это была шутка. Команда у нас все-таки была. Можно было идти завтракать.

Завтракали в кафе, с шутками и прибаутками. Как будто ничего и не было. Я заказал себе какую-то булочку и три чая с молоком и вареньем. Моя булочка, три чашки чая, три блюдечка с вареньем и три кувшинчика с молоком занимали почти весь столик. Но никого это не раздражало. После блюдечка с голубой каемочкой все остальное уже казалось полнейшей ерундой.

Кто-то из наших заказал кашу. А Вилен сказал, что кашу он есть не может, потому что не знает, что с ней надо делать, когда он кладет ее себе в рот. Жевать ее бессмысленно. А проглотить ее не жуя он не может.

На следующее утро мы с Мариком поспешили опять в номер к Леону проверить, не случилось ли там чего-то плохого. Ничего плохого не случилось. В этот момент в номер вошел Миша Кронрод (он с Мишей Донским выступал там за команду «Москва-2») и сказал, что ему всю ночь снился один и тот же сон. Будто он приходит в магазин и просит нарезать ему колбасы. И продавщица начинает нарезать: туз, король, дама, валет…

Этот рассказ Миши Кронрода произвел на меня большое впечатление. Потому что мне тоже всю ночь снились сны, где, что бы я ни делал, все время получалось одно и то же: туз, король, дама, валет. Если я во сне шел, то ноги шли так: туз, король, дама, валет. Если я что-то ел, то ложка брала что-то с тарелки обязательно в той же последовательности: туз, король, дама, валет…

*        *        *

Турнир продолжался. Мы одерживали одну победу за другой. Наши противники, напуганные нашими успехами, нервничали и делали массу ошибок. Весь турнир прошел для нас как легкая прогулка. Казалось, что и напрягаться нам не обязательно. Противники делали все за нас.

После очередного выигранного матча ко мне подошел довольный, улыбающийся Вилен и спросил: «Что вы там с Мариком сделали с литовцами?» «А что такое?» – спросил я его. «Да сидят два ваших литовца, лоб ко лбу, и один из них говорит другому: "У меня дамас, шестеркас, двойкас, а ты, мудакас, с валетаса ходишь!"»

В заключительном матче с командой Таллина, мы с Мариком сидели против Тобиаса с партнером. В одной из последних сдач, имея согласование 4-4 и в пиках, и в червах, мы заказали 7 пик – большой шлем в пиках. Партнер Тобиаса сконтрировал. Мы (естественно!) реконтрировали. Тобиас имел на руках непрорезаемую четвертую даму червей. Но он дисциплинированно (после контры партнера) вышел червой. Это был единственный ход, который выпускал шлем.

Наша команда выиграла турнир с приличным отрывом от второго места. Мы с Мариком стояли еще около нашего стола, что-то обсуждали. Тобиас вернулся нас поздравить. «Вы хорошие ребята, – сказал он. – Но с вами за один стол я больше не сяду». Тобиас явно преувеличивал наши заслуги тогда. Нам приходилось еще не раз сидеть с ним за одним столом. Приходилось и терпеть от него поражения.

*        *        *

Уже после окончания турнира Вилен подошел ко мне:

– Сейчас разговаривал с Тобиасом. О меня спросил: «Скажите, Нестеров, что такое таплёнка?»

– Что? – спросил я у Вилена.

– Вот, вот, – сказал Вилен, – я тоже у него спросил: «Что?» «Таплёнка», – говорит он. Потом, в упорной борьбе, выяснилось, что речь идет о дубленке. Я стал объяснять, что это такая овечья шуба и прочее. «А, – сказал Тобиас, – тогда скажите Генриху Грановскому, что у нас эттаго нетту».

Генриху очень хотелось сделать что-то приятное для своей жены Дианы. Но добыть дубленку без «прорыва» за рубеж было очень трудно.

*        *        *

Когда на этом турнире мы с Виленом только еще вошли первый раз в зал для игры, мы увидели группу эстонцев. Они были и устроителями, и участниками турнира. И кто-то из них, вспоминая, по-видимому, наши разговоры на банкете турнира прошлого года, спросил нас: «Ну как там у вас в Крэмлэ?» На что мы с Виленом развели руками и почти в один голос стали говорить, что мы, мол, не виноваты и что мы ничего не можем с этим поделать. «Да мы знаем, мы знаем», – услышали мы в ответ. И это «мы знаем, мы знаем» звучало для меня чертовски приятно.

И-И-ОПАНЬКИ!

Следующим был турнир в Вильнюсе в июне 1971 года. Я опять играл с Мариком, Вилен – с Леоном. По-моему, Малиновского там не было, и с кем играл Юрий Константинович, я не помню. В основном, командном, турнире мы стояли не очень хорошо. Не очень удачно мы сыграли и парный турнир. Но Вилен с Леоном парный отыграли неплохо. И даже были очень близки к тому, чтобы занять там первое место. Одна сдача их подвела. Почти на всех столах игрался малый или (чаще) большой шлем в пиках или без козырей. В пиках было согласование 4 – 4 и отсутствовал только валет. Этот валет оказался у противников четвертым. Половина пар, играющая большой шлем, садилась без одной. В числе проигравших большой шлем был и Вилен. И он мне на это пожаловался и сказал, что если бы он «угадал», где лежит валет, то они бы заняли первое место. Вилен спросил меня, что мы играли в этой сдаче и кто у нас разыгрывал. Я сказал, что я разыгрывал большой шлем в пиках. «Угадал» ли я, где был валет пик? Нет, не угадал, а отобрал сначала старшую пику с той руки, где были два старших онёра, и посмотрел, кто снес самую маленькую пику, и отобрал вторую старшую с руки против часовой стрелки от этого игрока. Вилен задумался лишь на пару секунд. «А! – сказал он. – Буду теперь знать». И мы оба расстроились. Вилен – потому что не выиграл этот шлем, а с ним и первое место. А я – потому, что мы, выиграв этот большой шлем, не заняли вообще никакого приличного места.

На самом-то деле, я предполагал, что на первый ход пикой противники положили по самой маленькой карте. И предположение это было довольно обоснованным. И вот по какой причине. Не знаю даже сейчас, была ли известна эта проблема (как поймать четвертого валета) «цивилизованным» бриджистам. Но если уж Вилен никогда не задумался над такой проблемой до тех пор, пока я ему об этом не сказал, то следует заключить, что нашему сообществу эта проблема тогда известна не была. И вряд ли кто-то стал бы сносить не самую маленькую карту. Я, кстати, тоже об этом никогда не задумывался, пока эта проблема не встала передо мной за игрой. И то решение (буду называть его «вильнюсской стратегией»), которое позволило мне выиграть большой шлем, было найдено мной, как говорят шахматисты, прямо за доской (в нашем случае – прямо за столом).