Вместе с тем британское правительство упустило налог на прибыль за мини-юбки. Налог с продаж (12,5%), которым облагалась продажа юбок, распространялся только на изделия длиной более двадцати четырех дюймов. Это делалось, чтобы освободить от налога детскую одежду. Однако длина модных женских юбок в Англии зимой 1968 года колебалась между тринадцатью и двадцатью дюймами.
Правда, следует заметить, что концепция моды 1968 года заключалась в отказе от каких бы то ни было ограничений или табу. Следование догмам вышло из моды, и писатели пророчили дальнейший рост стремления к максимальному разнообразию в том, что люди могут на себя надеть.
1968 год имел для женщин большое значение не только из-за длины юбок. Сыграли свою роль и события вроде того, о котором 1 января объявила Мюриель Зиберт: она стала первой женщиной, которая приобрела место на Нью-Йоркской фондовой бирже за всю ее стасемидесятипятилетнюю историю. Зиберт, тридцативосьмилетняя блондинка из Кливленда (друзья звали ее Микки), решила проигнорировать многочисленные советы деятелей финансового мира, что разумнее будет дать возможность приобрести место на бирже мужчине. «Совет управляющих утвердил меня. Я отправилась на биржу и выписала чек, покрывающий баланс обладателя места на бирже (четыреста сорок пять тысяч долларов) плюс семь тысяч долларов в уплату вступительного взноса. Выйдя оттуда, я купила три бутылки французского шампанского для сотрудников моего офиса. Я просто не могла поверить, что это случилось со мной. Я была на седьмом небе от счастья».
Казалось, в 1968 году в немногих сферах человеческой жизни дело обойдется без конфликтов. Новость о том, что Кристиан Бернард из «Грут шур хоспитал» в Кейптауне (Южная Африка) осуществил успешную пересадку сердца умершего тридцативосьмилетнего пациента пятидесятивосьмилетнему дантисту Филипу Блейбергу, должна была быть оценена как хорошая. Это была третья пересадка сердца (Бернард делал такую операцию второй раз), однако с точки зрения медицинской науки она осуществилась успешно впервые. Бернард начал год (и провел большую его часть) в роли международной знаменитости, раздавая автографы, давая интервью, улыбаясь и высказывая суждения, расходящиеся в цитатах, к которым уже с начала января с неодобрением отнеслись представители его профессии. Бернард подчеркивал, что, несмотря на внезапную славу, он по-прежне-му получает всего восемь с половиной тысяч долларов жалованья в год. Однако его подвиг вызвал и сомнения. Немецкий врач назвал его преступлением. Биолог из Нью-Йорка, очевидно, путая докторов с юристами, заявил, что Бернард должен быть «лишен права на жизнь». Три известных американских кардиолога объявили мораторий на пересадку сердца; Бернард немедленно ответил, что не станет следовать этому запрету.
С теоретической точки зрения в операции задействованы два обреченных пациента. Один отдает свое сердце и умирает, однако он умер бы в любом случае; другого спасают. Однако некоторые — и доктора, и непосвященные — задались вопросом: вправе ли врачи решать, кто получит новое сердце? И что же, доктора теперь принимают решения вместо Господа Бога? Сам Бернард не помог разрешить это противоречие, заявив в интервью «Пари-матч»: «Очевидно, если мне пришлось бы выбирать между двумя пациентами, оказавшимися в одинаковом положении, и один из них был бы врожденным идиотом, а другой — математическим гением, я бы выбрал второго». Масла в огонь подлило и то, что Бернард был из Южной Африки — территории, где господствовал режим апартеида, заслуживавший все больше упреков, а также то, что он спас белого человека, пересадив ему сердце чернокожего пациента. Подобная ирония не могла пройти незамеченной в тот год.
С тех пор как Фидель Кастро одержал победу, совпавшую с наступлением нового, 1959 года, начало каждого года знаменовалось в Гаване 2 января празднествами на площади Революции (Plaza de la Revoluci6n). В 1968 году, в девятую годовщину революции, на ней появилось нечто новое — достигавшая шестидесяти футов в высоту фреска с изображением красивого молодого человека в берете. То был тридцативосьмилетний аргентинец Эрнесто Че Гевара, убитый двумя месяцами ранее1 при попытке поднять в Боливии революцию, подобную кубинской.
Эта попытка была описана в книге «Революция в революции» Режи Дебре, молодого француза, влюбленного в кубинскую революцию. Книга апеллировала к чувству нетерпения, свойственному молодежи; переведенная на английский язык в 1967 году, она стала бестселлером среди студентов всего мира. Дебре отбросил старые марксистско-ленинские теории о постепенно вызревающей революции. Он считал, что революция начнется по инициативе армии, состоящей из крестьян. Это было стратегией Кастро в горах его родной провинции Ориен-те. И это же собирался сделать в Боливии Че. Однако Че постигла неудача, и в ноябре получила распространение фотография, сделанная неким полковником боливийских ВВС, на которой запечатлен полуобнаженный труп Че. Дебре также был схвачен солдатами боливийской армии, но боливийцы предпочли не убивать его, а заключить в тюрьму в маленьком городке Камири. В начале 1968 года он все еще был там, хотя боливийцы позволили его возлюбленной, жительнице Венесуэлы Элизабет Бургос, явиться к нему в тюрьму, так что эта пара смогла вступить в брак2.
Так в 1968 году близкий друг и соратник Фиделя Кастро по революционным делам стал мучеником, канонизированным святым революции — навсегда молодым, говоря словами Боба Дилана, с бородой и в берете, с улыбающимися глазами, истинным революционером по делам и облику. В международном аэропорту Гаваны красовался плакат с надписью «Молодежь будет петь погребальные песни стуку пулеметов и грохоту войны, и так до победного конца».
Эту фразу, «и так до победного конца», можно было увидеть по всей Кубе. Шестьдесят тысяч студентов в своей серой униформе маршировали перед трибуной, на которой стоял Кастро, и каждая группа, проходя мимо, громко и с энтузиазмом скандировала: «Наш долг — делать людей такими, как Че». «Сото Che» — быть, как Че, иметь больше таких людей, как Че, поступать, как Че — эта фраза звучала на острове повсюду. Так начал свою жизнь культ Че.
Кастро объявил: во время празднеств в этом году не будет проводиться демонстрация советского вооружения, — пояснив, что считает такой парад слишком дорогостоящим делом (отчасти потому, что танки портят мостовую на улицах Гаваны).
Это были новые тревожные сигналы для Москвы. Год 1968-й начался в СССР с экономических сбоев и непопулярного процесса над четырьмя представителями интеллигенции3. (Их обвинили в распространении антисоветской пропаганды после того, как они провели кампанию в защиту Андрея Синявского и Юлия Даниэля — писателей, попавших в тюрьму два года назад за публикацию своих сочинений на Западе.) Шестидневная война на Ближнем Востоке явилась унизительной неудачей внешней политики Л.И. Брежнева, руководителя Коммунистической партии Советского Союза, в то время, когда колхозная система терпела провалы, попытки экономических реформ закончились неудачей, в среде молодежи и интеллигенции росла неудовлетворенность, а националистические движения, например татарское, стали причинять беспокойство. Народы стран советского блока, особенно молодежь, все активнее отвергали постулаты и язык «холодной войны». Югославский лидер Иосип Броз Тито долго досаждал Москве, являя пример независимости, а теперь еще и новый румынский руководитель Николае Чаушеску начал действовать в том же духе. Даже в Чехословакии, во главе которой стоял вполне лояльный и сговорчивый Антонин Новотный, население казалось неспокойным. В апреле 1967 года газета «Братислава правда», печатный орган Коммунистической партии Словакии, провела опрос общественного мнения в Чехословакии и обнаружила общий отход от генеральной линии партии. Только половина считала западных империалистов ответственными за международную напряженность, а 28% опрошенных возлагали вину за нее на обе стороны. Вероятно, еще более шокирующим было то, что только 41,5% порицали США за войну во Вьетнаме — соотношение, с которым не согласились бы даже жители стран — главных союзников Америки. Наконец, чешские писатели открыто требовали большей свободы самовыражения, а студенты Карлова университета в Праге устраивали демонстрации на улицах.