После того как почти тысяча студентов оказалась в тюрьме, студенческое движение было задавлено. Правительство продолжало искать сионистских вожаков, чтобы удалить их с занимаемых ими постов.

Университеты понесли тяжелый урон, поскольку многие из лучших преподавателей предпочли уйти, дабы избежать обвинений антисемитского характера; они были заменены лакеями партии. Полякам лишь оставалось выражать желание уехать в Израиль, предъявив доказательства своего еврейского происхождения. Одному человеку не разрешили покинуть Польшу, поскольку он не смог доказать, что он еврей. Единственным доказательством, предъявленным им, была бумага, в которой правительство объявляло его сионистом. Однако примерно тысяча евреев отбыла из страны, что серьезно подорвало позиции еврейства в Польше.

Но Евгениуш и Нина Смоляр остались. «Март 1968 года был последним моментом, когда люди верили, что систему можно улучшить, — вспоминает Евгениуш. — Люди вступали в Коммунистическую партию для ее изменения. Чтобы сделать что-либо, играть какую-то роль, нужно было состоять в партии. После марта 1968 года вступавшие в партию стали более циничными и использовали пребывание в партии лишь в карьерных целях».

Другим евреем, оставшимся в Польше, был Михник. Но он остался, так как был арестован. Позднее его спрашивали: когда он находился за решеткой, и университеты подверглись разгрому, а интеллектуальная жизнь в их стенах замерла, не думал ли он, что совершил ужасную ошибку? Этот маленький энергичный человек, поджав губы, отвечал без колебаний: «Я никогда не думал так. На мое воспитание повлияло молчание моих родителей во время процессов 1935 года. Протестовать против диктатуры нужно всегда. Это то, что Иммануил Кант называл категорическим императивом».

Смоляр говорил: «Поколение шестьдесят восьмого родилось в огне. Оно училось на собственном опыте и принимало участие во всех движениях, возникших впоследствии. Активисты сумели добиться того, что к ним присоединились церковь и рабочие. Как невольно предсказал корреспондент газеты «Трибуна люду», «события в университете показали, что, несмотря на господствующую наивность и доверчивость, некоторые студенты сохраняют огромный потенциал, идеологически выдержаны и желают перемен к лучшему в стране. Мы ждем, что этот капитал принесет нам плоды».

Яне Щесна было только девятнадцать лет, когда она впервые оказалась в тюрьме. Она развлекала других заключенных пересказом «Унесенных ветром» и романов Голсуорси. В 1981 году движение, к которому теперь присоединились рабочие и священнослужители, достигло небывалого размаха: правительству пришлось ввести военное положение, чтобы удержать ситуацию под контролем. Мать Яны, Ядвига, оказалась самой пожилой из женщин, подвергшихся тогда аресту. Яна сказала: «Наверное, я дурно повлияла на нее».

Казалось, 1968 год был одним из тех редких периодов, когда поэзия играла в Америке существенную роль. Телефонная служба Нью-Йорка в 1968 году предлагала «поэзию по телефону» (dial-a-poem). В тот год в рамках пробной правительственной программы поэты отправлялись в университеты страны, чтобы проводить чтения и дискуссии. Это вызвало восторженную реакцию повсеместно. В Детройте учащиеся неполной средней школы изловили поэта Дональда Холла в коридоре и в восторге кричали* «Расскажи нам стишок!» Он прокричал одно стихотворение, но тут толпа удвоилась за счет новоприбывших и ему пришлось снова читать стихи.

Роберт Лоуэлл, родившийся в аристократической семье Бостона в 1917 году (год рождения Джона Кеннеди), стал поэтом 60-х. Как и Дэвид Деллинджер, участник движения МОУБ (они были выходцами примерно из одних и тех же кругов), Лоуэлл был пацифистом. Он предпочел бы сидеть в тюрьме, нежели участвовать в боях Второй мировой войны. К 1968 году он был «на виду» больше, чем кто-либо другой из американских поэтов, поскольку сотрудничал с Юджином Маккарти.

Аллен Гинзберг, родившийся в 1926 году, по возрасту был ближе к Лоуэллу, нежели к студентам 1968 года Несмотря на это, Гинзберг, со своей густой бородой и «венком» растрепанных черных волос, принадлежал 60-м и душой, и своей творческой манерой. На самом деле он был фигурой 50-х — центральной фигурой поколения битников. Но к 1968 году это поколение постепенно сошло на нет. Джек Керуак пропил свой талант. Он не был сторонником антивоенного движения и обвинял своего старого друга Гинзберга в антипатриотизме. Нил

Кэсседи умер в Мексике в начале 1968 года во время прогулки (его путь длиной пятнадцать миль пролегал вдоль железной дороги). Он говорил, что проведет время, считая шпалы. Но по дороге он умудрился напроситься на свадьбу, где провел несколько часов, пил и принимал секонал. На следующий день его нашли у железнодорожных путей, где он провел дождливую ночь. Он умер от переохлаждения. Можно сказать, что его уход из жизни осуществился в той же свободной и странной манере, благодаря которой стала знаменитой его группа. По легенде, его последние слова были: «Шестьдесят четыре тысячи девятьсот двадцать восемь».

Несмотря на то что алкоголь и наркотики погубили многих друзей Гинзберга, сам он был убежденным поклонником некоторых наркотиков, особенно марихуаны, псилосибина и ЛСД. В сущности, хотя он отчетливо выражал свое отрицательное отношение к войне во Вьетнаме, да и ко всей американской военной машине и индустрии, существовали другие три темы, на которые в большинстве случаев он сводил разговор. Одна заключалась в уважительном отношении к гомосексуалистам. Будучи предельно откровенным в стихах — можно сказать, «наглядных» — относительно собственных сексуальных пристрастий, Гинзберг был борцом за права геев еще до того, как появилось само это слово. Также он всегда защищал теории о пользе употребления наркотиков и о том, что нечестно преследовать тех, кто их употребляет. Кроме того, он был твердо убежден в силе буддийских песнопений. К 1968 году, когда следовать восточным религиям стало модно, легко было позабыть, что Гинзберг очень серьезно исповедовал буддизм в течение многих лет. Индуизм также был популярен; особенно престижно считалось иметь гуру (в 1968 году это слово было достаточно новым для прессы, поэтому то и дело предлагалось его написания: «гу-ру»).

Махеш Йоги, называвший себя «махариши» — «великий мудрец», — нашел формулу мгновенной медитации, которая, как он обещал, позволит достигать самадхи — состояния святости; при нем сознание расширяется без трудностей, сопряженных с постом и бесконечными молитвами. В результате его деятельности тысячи европейцев стали адептами «трансцендентальной медитации», прежде чем он приехал в 1968 году в США; с ним пришло увлечение индийской одеждой и музыкой. Многие знаменитости, включая «Битлз» и «Бич бойз», стали последователями махариши Махеш Йоги. «Битлз» даже отправились в Индию, чтобы провести там три месяца, занимаясь медитацией под руководством махариши. Однако Ринго Старр, всегда считавшийся наименее интеллектуальным участником квартета, вернулся вместе с женой Маурин в свой особняк близ Лондона через десять дней, удрученный условиями, в которых пришлось им жить у великого мудреца. «У нас с женой есть свои причуды относительно питания, и мы не любим острую пищу», — объяснил Ринго.

Так как махариши возражал против употребления ЛСД и настаивал на том, чтобы молодежь не уклонялась от призыва, он не пользовался большим авторитетом у Гинзберга, поэта и певца с большим «стажем». Гинзберг продолжал петь, вести борьбу против войны, защищать права гомосексуалистов и выступать в поддержку использования галлюциногенных наркотиков.

К 60-м годам Гинзберг стал одним из наиболее почитаемых поэтов среди живущих. Его приглашали выступать по всему миру, хотя во многих странах, которые ему довелось посетить, в том числе в Соединенных Штатах, Советском Союзе, на Кубе, в Чехословакии и Италии, его высказывания создавали ему трудности.