Вместе со своим старшим братом, мы решили, что самый верный выход будет взять за основу человеческие выдумки и страхи. Вроде упырей и превращенцев.
Вывести из полученного гена два разных вируса оказалось делом непростым, так как мы вот уже второй месяц бьемся над этой задачей. И эта гора не поддается нашей стихии…
12 сентября 1761 года.
Дни текут сами собой, не успеваешь замечать. Цель не достигнута, а лишь маячит у нас над головами, бессмысленно изводя ночью и днем, когда мы с братом трудимся над нашей идеей.
Сейчас наш план мне уже не кажется столь верным, и психологическая истощенность играет свою роль. Мы часто ссоримся. Вчера я даже запустил одним образцом в Генри. Он разозлился и до сих пор не разговаривает со мной. Остается надеяться, что завтра все разрешится.
Обстановка нагнетает. Возможно, нам стоило бы отдать эту идею будущему поколению, которое, наверняка, будет иметь перед собой лучшую технику, но желание достигнуть преднамеренного не дает остановиться. Мы как одержимые…
25 октября 1761 года.
Сколько месяцев прошло? Вроде не так много, но каждый день приносит только новую порцию вопросов, будто мы видим лишь отдельные слои пирога, без осмысленного отделения корочки и сердцевины с джемом или грибами. Именно отсюда корень всей проблемы… Я мечтаю о более спокойном месте проведения опытов.
Генри продолжает общаться со мной на выдержанно-помпезной ноте и лишь по общим делам. Он явно меня выведет из себя…
1 ноября 1761 года.
Использовав один ингредиент, мы добились нового эффекта.
Вышло это случайно, но немаловажен, оказался факт именно такого рода излияний. Давно нам стоило с братом поговорить по душам…
23 ноября 1761 года.
После небольшого спора решили произвести эксперимент над свиньями, так как их внутреннее строение тела и многие другие аспекты совпадают с человеческими.
4 января 1762 года.
Это прорыв! Определенный прорыв в системе, но нельзя все держать в своих руках вечно.
Генри сходит с ума. Он жаждет славы, я уверен. Нужно держать его в руках, а его эмоции подавно. Слишком многое зависит от нашей слаженной работы.
6 января 1762 года.
Его попытка убить меня ночью была предотвращена. И пусть брат отнекивается, будто бы он просто зашел ко мне в комнату, я ему не верю. Слишком яростно блестели его глаза в момент, когда я закричал…
7 января 1762 года.
Их всех пришлось убить. Свиней, я имею ввиду, не Генри. Но последний был укушен, а ведь мы с ним сохраняли прежде власть над этими животными.
После мы сожгли их тела, а Генри отправился на карантин. Не знаю, что случится…
2 февраля 1762 года.
С Генри все нормально. Никаких изменений в его возможностях, и взятые образцы не выражают никакой активности»
Далее текст был слишком непонятен для меня, и состоял из описи составляющих частей какого-то неизвестного мне вещества. Я не стал вдаваться в такие подробности, предположив, что если в них было нечто важное, то об этом уже узнал бы Жан.
Через несколько страниц в этом дневнике ученого находились его зарисовки. Они представляли собой странную смесь морд свиней и других животных, причем я говорю про одно изображение. Например, меня поразила достаточно живая картинка, где была изображена свинья-тигр. Окрас был как раз, как у тигра, в полосочку, да и другие моменты принадлежности к кошачьим были сохранены: усы, нос, изменена нижняя часть свиньи, и морда в целом выглядела более приплюснуто.
Казалось, что я смотрю на картинки из ужастика, так как все эти животные выглядели исковеркано и пугали своей… натуральностью. Я живо представил себе всех этих свиней, каждую из них.
Один лист из дневника был вырван.
«13 апреля 1762 года.
Сначала я был непреклонен, но вскоре с ним согласился, и мы стали проводить опыты и над людьми. Результаты ошеломили»
Всего лишь одна запись, а столько значений она давала мне, что становилось дурно. Я как рыба, выброшенная на сушу, стал хватать воздух полной грудью, когда появились картины ужасающего прошлого и тех видоизменений, которые претерпели в свое время люди, попавшие к этим братьям на эксперименты.
А изображения их вскрытия вообще поразили меня до глубины души, оставалось лишь скривиться от неприятных позывов в животе, и лишь тот факт, что я не завтракал еще, спас от нелицеприятного зрелища.
Несколько сотен листков было исписано формулами и последующими картинками черным и красным пером, где были показаны последующие опытные образцы и их изменения. Иногда значились имена и то, какая судьба ждала этих людей, так что становилось дурно.
Вот она, красота того мира, что сейчас прекрасен и статен. Вот она, правда, того, как добиваются величия и бессмертия! Тонны пролитых слез и крови. Сотни сожженных трупов. Километры бесчестия и ужаса.
Вскоре меня начало трясти, и пусть я все меньше понимал в биологических терминах, которыми был исписан дневник (все же я не по этой части гений), но к изображениям не нужны были объяснения. Да... все же этот неизвестный ученый был прекрасным художником, потратившим свой талант на изображение уже мертвых людей, с исковерканным лицом и судьбами, не редко уже мертвыми. Это было видно через бумагу, хотя я не могу ручаться, но было в таких рисунках нечто неуловимое и грустное. Неужто этот парень тоже скорбел по ним, когда изображал их тела?
«4 февраля 1777 года.
Опыты прекратились. Я думаю, что время несет с собой разум и мудрость. Сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что грех было винить во всех бедах брата, нужно было просто избавиться от него и все. Сразу же стало легче.
Его искусал один из образцов (№ 308А), так что остановить кровотечение не было возможности, да и руку уже не пришьешь обратно, особенно обглоданную.