К концу дня урАк завершил свою работу, расставив сосуды с водой там и здесь, отложив маленькие камешки с отверстиями в них и воткнув молитвенные палки в местах пересечения веревок. Как только три тени приблизились к точке их слияния, в вершине песчаного рисунка, Писец нарисовал наконец энергетические линии вокруг изображения Великого Слияния. Теперь песочные рисунки были живыми. Всю силу концептуальной мысли, которую урАк вложил в свою работу, он должен был использовать прежде, чем она иссякнет.
Три тени встретились, соприкасаясь с изображением. УрАк вытянулся на задних ногах и издал мощный крик. Это был крик конца и крик начала. Как только он был повторен другими урРу, урАк стер рисунок на песке одним махом своего хвоста.
Встав лицом к трем солнцам, снижавшимся к горизонту, урРу запели в девятитональном диапазоне во весь голос. Все скалы и камни долины отозвались на это гулким звоном.
Спасшись от злых когтей Гартимов, Джен снова остался один. Сквозь темноту, сквозь чащу Джен уходил все дальше от пылающей обсерватории, пока не пришел в болотистое место, окруженное деревьями, похожее на убежище в этом опасном мире, в который он вторгся.
Как он мечтал сейчас снова оказаться с урРу, играть в водопадах! Он испытывал умиротворение там, в долине, один и с ними. Все было на своих местах, в гармонии. Сейчас эта жизнь казалась ему сном, забвением. Получая знания о мире, он невзлюбил его. Он боялся, что его поступки будут противоречить его мечтам и развеют их. Он чувствовал себя маленькой частичкой этого мира, очень уязвимой, и раздробленной.
Ему было необходимо пройти испытание, и восхождение на утес казалось хорошим испытанием. Никогда больше он не увидит столько прекрасного, что находилось под куполом Агры. Но все страхи, черные Гартимы, сомнения, заложенные в него Агрой, раздробили его душу, внесли туда противоречия, которых он не испытывал, уходя из долины урРу.
У него перед глазами до сих пор стояли картины происшедшего с Гартимами. Казалось, он знает их очень давно и видел в кошмарных снах. Джен все думал, не Агра ли выдала его. Конечно, она не хотела уничтожать свою обсерваторию, и, возможно, ожидала, что они нападут только на Джена. Потом вставал вопрос со стержнем. Дала бы она унести ему стержень? К тому же она боялась Скексисов, пославших, по ее словам, Гартимов. Неужели он тоже боится их?
Огромное количество вопросов роилось в его голове, и ни на один из них Джен не мог найти ответа.
Стержень был у него, но он не имел ни малейшего понятия, что с ним делать.
Небо уже окрасилось предрассветными красками, а Джена мучил один вопрос. Куда ему идти? Если он пойдет дальше в болота, то обратно не выберется. Возвращаться он не смел. Будут ли Гартимы преследовать его постоянно? Сунутся ли они в эти трясины? Огонь не причинил им никакого вреда.
Дневной свет раскрыл перед ним фантастический мир болота. Деревья, переплетаясь с травами и мхом, стелились, как ковер, по болотистой тине. Грибы распростерли свои пышные крылья и, казалось, парили в полете. Из желто-серого пенька кактуса выскочил длинный оранжевый язык и поглотил бабочку. Лужицы какого-то раствора с металлическим блеском сочились из расщелины в расщелину. Это было похоже на лабораторию, в которой развиваются различные эволюционные формы. Джен увидел сверкающих шершней, ринувшихся в яростную атаку на змею с мордой ласки. Они загнали ее в дыру в тине, которая с треском захлопнулась. Он заключил, что шершней использует в качестве охотничьей стаи какое-то чудовище, захороненное в тине. Но какую награду они получают? Пучок цветов, прячась от пчелы, погрузил свои яркие привлекательные бутончики в грязь. На некоторое время, сразу после восхода, воздух, казалось, наполнился свечением, которое сопровождалось колеблющимся треском. Пока оно длилось, некоторые твари грелись в его лучах, — серебристые черви, рыжеватые болотные птицы, оживленные существа, похожие на пачки промасленной бумаги, и клешни маленьких восьминогих животных, покрытых мехом. Другие спрятались в укрытия, боясь этого свечения. Повсюду с ветвей свешивались покрытые волосками губчатые грибки, время от времени выпускающие пупырышки, которые тут же взрывались, оставляя в неподвижном воздухе пыльное облако.
Ничего здесь не казалось мирным. Перед его взором стремительно проносилась цепочка превращений этих хищников, пугающая его своей натуральностью. Джен понимал, что очень скоро он столкнется с неким существом, которое попытается уничтожить его. Ничто здесь не имело долгой жизни. Все здесь было таким ярким, и в то же время насквозь прогнившим.
К тому же он слишком устал, чтобы продолжить путь, но и боялся выйти на открытую местность. Он должен отдохнуть. Что ж, если Гартимы нападут на него здесь, так тому и быть. УрРу учили его смотреть на жизнь — как на свою, так и на все другие — как на колесо судьбы.
Он уселся на пень, надеясь, что тот не оживет, и достал кристальный стержень. Он был зачарован не только игрой света, но чем-то еще — великой мощью, хранившейся в нем, заключенным в него высшим разумом. Конечно, этот минерал обладает свойством соединять колебания звука и света. Об этом он узнал по сиянию, которое испускал кристалл в ответ на призыв флейты.
Он долго разглядывал кристалл, размышляя, куда ему идти. Скексисы, Великое Слияние, зло, три солнца, Кристалл, судьба, «сделай его целым, «излечи рану в сердце бытия — все эти слова он слышал не один раз, но для него они не имели никакого смысла и не были между собой связаны. Сейчас его положение было более сомнительным, чем тогда, когда он покинул долину. Тогда, по крайней мере, у него была цель: холм Агры. Сейчас у него был стержень и гнетущее подозрение, что его путешествие закончится в замке, о котором говорила Агра.
— Там творятся дела, — так она сказала. Нехорошее предчувствие жгло его сердце смертельным страхом.
Засияет ли снова кристальный стержень? Он отложил стержень, достал флейту и набрал несколько нот. Кристалл засиял мягким светом и отразил все ноты октавой выше, хотя звон был слабее, чем под куполом в обсерватории Агры. Но кроме свечения в стержне появилось что-то еще.
Внутри стержня появилось изображение, так же, как оно сформировалось в сосуде урСу. В кристалле он увидел другой кристалл, сияющий ярче, чем первый. Джен решил, что это игра света. Однако изображение начало двигаться событие: по-видимому, внутренний кристалл испытывал мощное колебание. Призматический ореол света рассеялся по всему стержню. Появился пронзительный звон, и изображение кристалла потемнело. Затем оно исчезло, словно растворившись в кристальных глубинах. Джен так и остался стоять, моргая и пытаясь понять, на самом ли деле он видел это или нет.
Он вспомнил рассказ Агры о стержне — как он был отколот, с огромным шумом, от большого Кристалла, разбитого Скексисами. Если зрение его не обмануло, этот стержень мог обрисовать будущее с помощью нот, которые урСу вызывал в своем воображении. Теперь он окончательно убедился, что нашел ключ к тому, что должен был сделать.
Он спрятал стержень в своей тунике, присел на землю и закрыл глаза. Он собирался обдумать имеющуюся у него информацию, надеясь, что таким образом он узнает, в каком направлении ему продолжать путешествие.
Внезапно он проснулся и вскочил, не представляя, сколько он проспал. Он озирался и не мог понять, что его разбудило. Может быть, странный шум в трясине? Или ощущение того, что за ним наблюдают? Возможно, шум или тяжелое чувство были частью его сна.
Он снова оглянулся вокруг и поймал чей-то пристальный взгляд из зарослей папоротника. Он поднялся и осторожно раздвинул ветви папоротника. Вокруг ни одной живой души.
Затем он что-то заметил на земле. Это был отпечаток, медленно наполнявшийся грязной водой. Пока он смотрел, вода поднималась и заполнила его.
Джен снова внимательно осмотрел все вокруг. Густые заросли папоротника, корни болотных деревьев могли спрятать кого угодно. Затем он стал осматривать заросли в другом направлении и вдруг отчетливо расслышал звук, как если бы кто-то убегал от него. Судя по звуку и по следу, существо было не очень больших размеров. Чувствуя себя увереннее, он стремительно кинулся туда, где только что видел животное.