Выйдя на улицу, зашагал в сторону комендатуры. Транспорт на Рубеж уезжал через два часа. Важно успеть найти напарника, взять в арсенале требуемое обмундирование, снаряжение и оружие, плотно пообедать. Путь предстоял долгий. За двое суток, проведенных без сознания, я неплохо выспался. Чувствовал себя бодрым и готовым горы свернуть. Был бы только тот, кто прикроет спину.
Идея – позвать с собой Мишку Верещагина – пришла почти сразу же. Он был, пожалуй, тем единственным человеком в проклятом городе, кому я мог бы доверять как себе. Опытный боевой офицер. Не военный сталкер, конечно, но имеющий за плечами пять рейдов вглубь Зоны. Нужно было лишь заманить его с собой, и в этом я особой проблемы не видел. Знал, на какие больные струнки его души надавить. Для лечения ребенка требуются деньги. И чем скорее, тем лучше. Ремиссия закончилась, и теперь Верещагин с женой изводили себя поисками средств. Я мог им помочь финансово. За годы сталкерства накопил немало нереализованных артефактов и готов был отплатить другу, согласись тот пойти со мной.
Когда на проходной комендатуры Верещагин встретил меня – измотанный, уставший, понял – не откажет. Понял и то, почему Наташа ушла от меня. Я и впрямь превращался из добряка Саши Журавлёва в подлого сталкера Журу. Но на то были причины…
Кабинет приятеля располагался на цокольном этаже комендатуры, в том дальнем углу, до которого начальство почти никогда не добиралось. Длинный коридор, похожий на тоннель, выведший меня из лабораторного комплекса, пугал. Я инстинктивно прижимался к стене, а на удивлённые взгляды Верещагина отвечал лёгким кивком, дескать, всё в порядке, не волнуйся. Определённо, соваться в Зону одному мне было нельзя. Наконец, коридор обрезало широкой пластиковой дверью, за которой и пряталась нужная комната.
– Рассказывай, – распахнув створку, скомандовал Верещагин, – что там было?
– В Зоне? – Я вошел в прокуренное помещение, огляделся: комнатёнка три на три метра с рабочим столом, стеллажом во всю стену и двумя креслами в противоположном от входа углу. Душно, небольшое оконце под самым потолком заляпано грязью снаружи, отчего солнечный свет практически не проникал внутрь. Лишь настольная лампа освещала заваленный бумагами стол, пепельницу с горой окурков и небольшую фотографию в рамочке. На снимке светловолосая, улыбчивая Марина Верещагина обнимала худенькую девчушку – Леру.
– В Зоне, Сань. Вся комендатура на ушах. Рассказывай.
Я крякнул.
– Ну, это долгая история… Если вкратце, то никакого «Камня» не оказалось, вместо него были ребята с оружием, которые подстрелили Клапана. Пришлось удирать.
– Ясно… Жаль парня. Про Бакса и Клюва пока никакой информации. Я сообщу, если что-то выяснят. А что от тебя хотел московский дядечка?
Чего он хотел? Как минимум узнать про «Камень» и лабораторный комплекс, как максимум – получить на блюдечке с голубой каёмочкой Зверева и его артефакт. Но разве я расскажу другу всю правду? Лейтенант Саша Журавлёв разоткровенничался бы, но сталкер Жура – циничная мразь.
– Вот об этом и хотел поговорить… Наш столичный гость знает, кто убил Клапана и моих ребят здесь – в городе.
– Кого? – Верещагин не понял и встрепенулся.
– Саныча и Кондрата. Тот взрыв в жилом доме пару дней назад.
Мишка понятливо кивнул.
– Слышал о нём? – удивился я.
– Слышал, но москвичи все документы изъяли. Кто, что, как – не знаем. Был взрыв, и всё тут. Безоболочное…
– Да-да, «безоболочное взрывное устройство». Он мне об этой версии рассказал. Но всё хуже. Кто-то убил ребят, активировав, скорее всего, целую сборку из артефактов, – выждал немного, чтобы Мишка оценил масштаб происходящего. – Не спрашивай, как они это сделали и кто они, – не скажу.
– Я и не спрашиваю.
– Вот… У москвича есть информация о них. Он может нам её отдать, но прежде мы должны кое-что для него сделать.
Понятливый Верещагин напрягся:
– Мы должны? Ты и меня сюда втравить хочешь? Мне, Саня, хоть и жаль твоих ребят, но сам я ни во что влезать не буду. Если меня не станет, кто о дочке позаботится?
– …нужно, – словно не слыша его доводов, продолжал я, – чтобы мы пошли на болота и отыскали там сталкера Зверя.
Мишка глубоко вздохнул.
– Сань, ты не наглей. Я же сказал, что нет никаких «мы». И вообще… почему этот москвич ставит тебе такие условия? С ним целая армия приехала. Два автобуса головорезов – почище военсталов. Так что мне вся эта история не нравится. Своих проблем навалом.
Настала пора кивать мне. Первый ход был сделан верно. Верещагин начал апеллировать болезнью дочери, понимая, что и оставить друга без помощи неправильно. Нужно его добивать.
– Лерка у тебя когда должна в клинику лечь?
Приятель вспыхнул:
– Сань, я тебе щас в морду дам! Не смей в этом разговоре мою дочь упоминать! Тем более, ты знаешь, что на всё про всё два месяца. Не уложимся – значит, не успеем…
Всё верно, денег у семьи Верещагиных – кот наплакал, а клиника Франкфурта готова принять их через два месяца. Чуть позже – и будет поздно, раковая опухоль даст метастазы. Два месяца на препаратах – всё, что осталось у улыбчивой маленькой девочки.
– Миш, я помогу с деньгами. Есть артефакты, которые можно продать. Там хватит и на операцию, и на реабилитацию потом, на все эти инъекции…
– И всё это не бесплатно, так? – промелькнуло в его глазах понимание вперемешку с надеждой.
– Так. Мне нужна твоя помощь во время рейда. Прикроешь мою спину и получишь деньги на лечение дочери.
– А если мы оба сгинем в Зоне? Что тогда Лерке делать, как быть?
Хорошо! Вот он уже и не отбрыкивается от участия в рейде. Выражает разумные сомнения.
– Все артефакты оставим у Сапунова, и в случае чего он их продаст. Веришь ему?
Верещагин вздохнул.
– Надо подумать, Сань. Это рискованно…
– Времени нет на раздумья. Через полтора часа идёт машина к Рубежу. Ты либо соглашаешься сейчас, либо продолжаешь собирать крохи и смотреть, как умирает дочь.
Кулаки приятеля сжались.
– Сука ты, Журавлёв. Хуже раковой опухоли.
Я полностью согласился. Да, действовал резко, во многом неправильно, но выбора не было. На одном милосердии жизнь не построишь. Безжалостную жизнь в безжалостном мире… Добро тоже нынче стоит недешево.
«Шурик, ты был таким милым и добрым», – звучал в голове голос бывшей.
Поднявшись с кресла, я пристально посмотрел на Верещагина.
– Миш, я тебя на первом этаже, возле кабинета Сапунова буду ждать. Экипируемся в арсенале, все бумаги для этого на двух человек у меня есть. Во дворе нас подберут.
Да, когда-то Саша Журавлёв был хорошим человеком и офицером, потом хорошим сталкером. А теперь? Теперь он мстительный одиночка, вынуждающий последнего друга идти в самое пекло. Я шантажировал Верещагина, иного слова не подобрать. Было ясно – закончится рейд, получит он деньги за артефакты и навсегда забудет про сталкера Журу.
«Шурик, ты был таким милым и добрым…»
– Я буду через пять минут, только жене позвоню, попрощаюсь, – нагнал меня в дверях голос Верещагина, и на душе стало паршивей прежнего.
Часть вторая. Охотники и жертвы
Глава 1
Двумя годами ранее. Зона. Территория Пустыря
– Хорёк!
Сталкер встрепенулся. Справа от него в защитном костюме «Анархии» сидел, привалившись к остову трактора, раненый товарищ.
– Чего? – подполз он поближе.
– Они уже рядом. Лезь наверх.
– Я тебя не оставлю! – Хорёк нервно ударил по земле кулаком.
Почему-то всё, что случилось перед этим разговором, он никак не мог вспомнить в деталях. Да и вспоминать было особо нечего. Их просто нагнала стая псов, прижала на Пустыре, выжидая, когда у людей закончатся боеприпасы.
Как опытные ходоки могли проворонить огромную стаю в сорок оскаленных морд? Спросил бы кто чего полегче…
– Полезай, я сказал! – выкрикнул с нажимом напарник и поудобнее устроил помповый дробовик.