Ольгерд вздохнул... не спать с женщинами… Да понятно, конечно, с чего это... Хотя... Но препираться сейчас не хотелось – Харальд был очень зол, у Дагни ноги подкашивались от страха… Ольгерд посмотрел на жену и улыбнулся ей ободряюще. Нужно дать эту дурацкую клятву! Брат остынет, они поговорят, и всё снова станет по-прежнему… Он там что-то про полное подчинение говорил, вот пусть и видит, что Ольгерд послушен, осознаёт своё положение и всегда готов подчиниться своему королю, впрочем, как и всегда... Эту клятву можно было дать только добровольно... вот он и даст ее...
- Я согласен дать тебе клятву, только обещай мне не трогать Дагни.
- Хорошо. Святой отец...
Ольгерд оглянулся, у Харальда все было готово заранее...
Слова клятвы были произнесены, грудь словно ожгло огнем, Ольгерд едва сдержал крик, перед глазами еще плавали черные круги...
- Ну что ж, теперь, если ты надумаешь нарушить клятву, тебя ждет... нет, не смерть... – Харальд зло усмехнулся, - клятва не даст тебе наделать глупостей, сберегая твою жизнь для служения мне... - Харальд посмотрел на брата. - Ты умрешь, только когда я захочу этого! Теперь осталось лишь одно... Твой будущий ублюдок! Он не должен родиться!
- Нет! – Ольгерд рванулся вперед, но двое гвардейцев удержали его. – Ты же обещал! Ты обещал ее не трогать!!!
- Я сказал «хорошо» на то, что ты дашь клятву, - рассмеялся Харальд и, отвернувшись, бросил гвардейцу, держащему дрожащую девочку. – Отруби ей голову!
- Нет! Прошу тебя! Молю! Нет!!! Она моя жена и носит моего ребенка! Королевская кровь священна! Нельзя посягать на кровь королей!
- Успокойся, кровь будет отомщена...
Ольгерд готов был упасть на колени, готов был унижаться перед братом, лишь бы он оставил Дагни в покое, но его держали... крепко...
Вот только гвардеец, которому велено было убить беременную девочку, застыл в ужасе. Убийство особы королевской крови считалось преступлением, караемым смертью, впрочем, как и неподчинение королю...
- Подчиняйся, мразь! – рявкнул король, уже зная, что ждет гвардейца после этого.
Гвардеец толкнул Дагни в спину, и она упала, подставляя руки, инстинктивно оберегая живот...
- Нет! Пожалуйста! Дайте мне родить! Потом убейте! Ребенок! Он же не виноват ни в чем! Он же не чужой вам! – молила девочка уже не за себя... молила, встав на колени и протягивая руки к своему королю, а за его спиной, заходясь от крика, изо всех сил вырывался Ольгерд.
- Ну! – крикнул король.
Гвардеец вздрогнул... меч сверкнул в воздухе, и плиты пола залила кровь...
Крик Ольгерда еще долго эхом бился под сводами зала...
Король, нахмурившись, подошел к брату.
- Ты убил ее... – уже веря, уже осознав, но не смирившись, прохрипел Ольгерд сорванным голосом...
- Нет, это ты убил ее! Если бы не твоя любовь, она и сейчас жила бы спокойно! – вызверился король. – Это твоя любовь приносит проклятие всему, до чего ты дотягиваешься! Влюбился он! Если не можешь держать свое сердце и штаны застегнутыми... – он не договорил и усмехнулся. - Теперь ты будешь подчиняться мне! Беспрекословно! Понял? Клятва не даст тебе самовольничать...
И Харальд рванул рубашку на груди у Ольгерда, обнажая клеймо: магия выжгла на левой стороне его груди черный клинок, нацеленный острием сверху вниз прямо в сердце.
Ольгерд, бьющийся в руках стражников, вдруг застыл.
Как такое может быть? Ведь он же... он не давал клятвы Полного Подчинения... или... все зависело от проводимого ритуала, а он, ошеломленный предательством друга и сходящий с ума от беспокойства за жену, не видел ничего... Теперь его удел - рабство... И все будет зависеть от доброй воли брата... Хотя какой он ему сейчас брат, а добрую волю его он уже сегодня видел.
- Да, мой король... Как скажете... – он только сейчас начал понимать, что за клятву дал. Словно лёд пустили по венам, выморозив все эмоции. Миг – и исходящий горем человек превратился в холодную равнодушную статую. - Вы сделали все, что могли... Штаны... – мимолетный намек на горькую улыбку все же мелькнул на его губах, - мне теперь не расстегнуть, а сердце... сердца у меня больше нет...
И он поднял на короля глаза... Синева из его глаз ушла, теперь они были серыми... темными... словно пасмурное осеннее небо...
Глава 9.
Эпиграф к главе написан eingluyck1!
***
Он беззащитным маленьким котенком,
Свернулся на груди большого орка.
Ребенка ждал уже трагический конец,
Когда шепнул он неуверенно: «Отец?»
И одиночество растаяло, как дым,
И страшный орк вдруг стал ему родным,
Ведь двое – это и семья и даже сила,
И жизнь уже для них не так постыла…
*** Дороги Камии. Цирк.
Фургон был небольшой, кровать узкая... Там и для одного огромного орка места было мало. Вот и встал вечером вопрос, куда уложить найденыша? Видел Зак однажды, как матросы спали на подвесных кроватях, надо бы и тут такую устроить. А что, повесить на ночь: малец мелкий, для такой птички-невелички гнездышко будет в самый раз... А пока поспит на кровати. Орк укрыл найденыша меховым одеялом.
- Спи, зяблик, нам еще долго ехать...
А сам устроился на полу на вытащенной из сундука медвежьей шкуре.
Проснулся он от непонятного звука, словно скулил кто... Зак’ирей удивленно прислушался и, только окончательно проснувшись, вспомнил про ребенка...
Малыш весь трясся, всхлипывал, свернувшись в клубочек, и занимал теперь места не больше подушки...
- Успокойся, маленький...
Зак погладил ребенка по голове, невольно стирая с его лба холодный пот... Что такое кошмары, Зак знал по себе, ни раз и ни два просыпаясь вот так же в поту...
- Эх, ты, кроха... И у кого ж только рука поднялась...
Зак подхватил малыша на руки и лег на кровать, устраивая малявку на своем животе. Малыш, почувствовав тепло большого тела, обнял орка за шею, тыкаясь ему в ключицу холодным носом. Странно... вроде, тепло же... но ребятёнок был совсем холодный и трясся, словно вытащенный из сугроба. Орк обнял его двумя руками, прижимая к себе покрепче и щедро делясь своим теплом. Малыш завозился, устраиваясь, распластался по нему, словно лягушонок, и покрепче обхватил здоровенную орочью шею ледянючими ладошками. Только после этого он прекратил тихонько всхлипывать и угомонился.
Зак’ирей закрыл глаза... Почему-то рядом с этим ребенком и его застарелая боль стала не такой острой... Теперь он мог вспоминать о своём племени уже без раздирающей боли, лёжа и обнимая малыша. Теперь он мог отпустить от себя призраки их душ... Теперь он не один...
Для орка остаться одному означало умереть. Но и умереть он не мог: тогда некому будет помнить о его предках, и души его племени навсегда потеряются на земле и не попадут в заоблачные степи. Десять лет он должен жить и помнить обо всех, кто погиб, и только потом, когда последняя заблудшая душа уйдет ввысь, он сможет умереть... Шаманы говорили, что души могут блуждать десять лет, но если о них помнят, они никогда не станут Безликими... Он ждал это время и отсчитывал его уже четыре года, но сегодня ему вдруг показалось, что племя его не умерло... Что вот этот живой комочек, который он сейчас сжимает в объятиях, и есть его племя... Но ведь не может же племя состоять из двух орков? Хотя, каких орков? Он же человечек... И все равно, разве может быть племя из двоих? И сам себе вдруг улыбнувшись, ответил – может... Он принял маленького безумного найденыша в свою душу и, значит, для него он теперь орк и член племени. Зак’ирей впервые заснул спокойно, не мучаясь кошмарами...
Сайшес уже и не помнил, когда еще ему было так тепло и уютно. Он согрелся впервые за долгое время, и кашель... кашель больше не будил его постоянно, не давая спать...
Он обнимал что-то большое, родное, прижимаясь к нему ухом, слыша стук сердца... Стук сердца того единственного, кто не прогонял его... кто раскрыл для него душу, и эта родная душа щедро делилась с ним энергией...
