После того небольшого происшествия с участием Толика Тор часто подвозит меня домой, если приходится задерживаться допоздна. В мою квартиру он больше не поднимается, и я, пожалуй, этому рад. Он у меня дома – это так неловко и так тревожит. Между нами и так установились довольно странные отношения. Последнее время мы прекрасно понимаем друг друга, иногда с полуслова. Раньше такое у меня было только с Джеком, но это естественно, мы с ним давние друзья. Почему так получается между мной и Тором – не знаю, и, честно говоря, знать не хочу, слишком притягательно и опасно это знание. Есть еще кое-что. Это напряжение, которое возникает в комнате, когда мы остаемся наедине. Оно такое сильное, что мне трудно дышать, а внутри что-то мелко, противно дрожит. Мне кажется, он тоже чувствует это. Поэтому внешне наше общение теперь гораздо суше и даже как-то грубее, чем прежде, особенно по вечерам.

Меня по-прежнему занимает личная жизнь Гурова, на мысли о которой меня натолкнули дамские сигаретки в его машине. Я даже завел привычку просматривать «желтую» прессу, вдруг что-то мелькнет. По дороге домой постоянно ловлю себя на том, что очень хочу проверить, на месте ли узкая пачечка. Как-то раз набираюсь нахальства и залезаю в бардачок. Пачечка все еще там и сигарет в ней столько же, сколько и было. Решаюсь спросить:

- Ты что, это куришь?

Короткий взгляд на пачку, короткий ответ:

- Нет, конечно.

Мой вопросительный взгляд.

- Кто-то забыл. Кто – сказать не могу, просто не помню. Хочешь еще что-то спросить?

- Нет, ничего.

Какое-то время едем в неловком молчании.

- Кстати, я поменял туалетную воду, ты не заметил?

- Заметил.

Черт, конечно, заметил. Теперь все в порядке, новый запах точно его. Именно то, что надо.

- И как?

Shit, обязательно спрашивать? Я и так смущен дальше некуда.

- Теперь нормально.

Молчаливый кивок.

Примерно раз в неделю созваниваемся с дядей Юрой. Каждый раз он подробно рассказывает мне о состоянии мамы. Он показал ее хорошему психиатру, теперь ей оказывается квалифицированная помощь. Маме все лучше и лучше, последний раз мы с ней даже немного поговорили по телефону. От ее голоса глаза начинает щипать, я так по ней соскучился. Юрий Петрович зовет меня в гости, берется оплатить дорогу. Сами они приехать не могут, мамино лечение нежелательно прерывать. Конечно же, я никуда не еду, я же не могу бросить работу.

В конце мая мне исполняется двадцать пять. В моих глазах этот возраст особенный, некий этап взросления, все-таки четверть века. Дата, конечно, не круглая, скорее она… Задумываюсь. Представляю себе столетие в виде круга, поделенного на четыре, как торт. Точно, дата не круглая, она скорей угловатая, но от этого не менее важная. Праздную день рожденья дома, вдвоем с Джеки. Я даже могу накрыть праздничный ужин, Юрий Петрович с мамой прислали мне в подарок довольно приличную сумму. Ловлю себя на том, что в мыслях уже невольно объединяю их в одно.

Я рад, что Джеки сегодня без Фила. Совершенно не против их отношений, просто нам так редко удается побыть вдвоем, поговорить по душам. Они последнее время неразлучны, Фил уже почти перебрался в Москву, даже снял здесь квартиру. Мне за них как-то тревожно, напоминаю Джеку об осторожности, ведь повсюду столько любопытных глаз. Все-таки Женька сын очень состоятельных родителей, кто-то что-то заметит, информация попадет в газеты и тогда скандала в семье точно не миновать. Джеки мрачнеет, говорит, что избежать этого, видимо, не удастся, рано или поздно они все равно узнают.

- Собираешься им рассказать?

На лице у Джека испуг.

- Нет! Не сейчас, может быть, немного позднее…

Он явно избегает продолжения темы, вместо этого спрашивает, как у меня дела с Тором. Чувствую, как щекам становится горячо.

- Сладкий мой, ну чего ты выдумываешь? Уверяю тебя, между мной и Гуровым ничего нет.

Женька смеется:

- Тони, ты покраснел!

- Вот уж нет…

- Покраснел, покраснел! Хватит упрямиться, просто признай, что влюбился.

- Джек, отстань! Говорю же, ты ошибаешься.

Он звонко чмокает меня в пылающую щеку.

- У, какой ты горячий. Тони, знаешь, какая ты прелесть, когда смущаешься? Тебе надо чаще делать это при нем.

Краснею еще сильней и от стеснения отвешиваю Джеку подзатыльник.

***

Новая секретарша, ее, кстати, зовут Тамарой, быстро осваивается с работой. Вроде бы, мне должно стать полегче. Но это не так. У нашего генерального громадные планы. Сейчас, например, он активно продвигает один из наших журналов на иностранный рынок, для начала – в Германию. Где-то в середине июня он вызывает меня к себе в кабинет и спрашивает, как у меня дела с немецким.

- Неплохо. Нет, конечно, хуже, чем с инглишем, но, в общем, довольно прилично, особенно разговорный.

- Хорошо. У меня самого плоховато. Завтра прилетают немцы насчет нашего журнала.

- Хочешь, чтобы я переводил? Но я, наверное, не смогу… Вся эта терминология… Я ее не знаю.

- На деловых встречах, разумеется, будет переводчик.

На деловых… А что, предполагаются какие-то еще? Больше не возражаю, тем более, что Гуров мое мнение и не спрашивает.

На следующий день встречаем гостей в аэропорту. В руках у меня бумажка, на которой большими жирными латинскими буквами напечатано название нашей компании. Немцев двое: Клаус Шварц унд Фридрих фон Кто-то-там, длиннющая, видимо, аристократическая, фамилия. Клаус – лет сорока, совершенно крестьянская внешность. Крепко сбитая, почти квадратная, фигура, клетчатый твидовый пиджак, кажется, трещит на широченных плечах. Густые рыжие волосы, широкая мордень, вздернутый нос. Руки-лопаты с короткими толстыми пальцами. Фридрих постарше, лет, наверное, на десять. Строгий темный костюм, худощавый, узкие сутулые плечи. Бледное лицо с мелкими невыразительными чертами, безвольный скошенный подбородок. Аккуратные холеные лапки, негустые седоватые волосы зализаны назад. Решаю, что про себя буду звать его Фрицем. Дойчи до смешного не похожи друг на друга, просто пара коверных клоунов – грустный меланхолик Белый и грубоватый весельчак Рыжий, это меня веселит.

Церемония знакомства, короткий обмен любезностями. Разговор ведет, естественно, Гуров, я просто перевожу. По дороге в гостиницу Фриц тихо сидит на заднем сиденье, чинно сложив на коленях бледные ручки. Клаус все время вертится, как школьник на экскурсии, сыплет вопросами, ему все интересно. Определив немцев на постой, возвращаемся в офис. Переговоры начнутся завтра, а сегодня вечером – ужин в ресторане отеля в честь иностранных гостей.