— Имела. Это было словно болезнь… Мы ведь поженились совсем молодыми и по большой страсти… А потом все пошло как-то не так… Но не будем об этом, ладно? Ты хотела перекусить — и все тут как тут. Деревенский сыр, ветчина, лепешки, отличное вино. Поверь, здесь все — самое лучшее. Я знаю это с детства.

— Да? Ты жил здесь?

— Здесь родилась моя мать. И мы навещали бабушку с дедом. Но отцу не очень нравилась крестьянская родня. Он к тому времени стал основателем целой империи… и поселил нас на острове Алиенте.

— А где они, твои старики?

— Я отведу тебя к ним позже. А пока, давай помянем всех. кому мы были дороги. — Усадив Сандру за стол, Берт наполнил бокалы.

— Отличное вино, терпкое! — Сказала Сандра.

— Это из терна, который покрывает склоны. Когда я был маленьким, мне наливали сок и обманывали, что это вино.

— Да ты и сейчас не очень взрослый, Берт. Сильный, отважный, но совсем «маленький». — Ласково улыбнулась Сандра. — Говорят, что мужчины с ямочками на щеках никогда не взрослеют. Как ты думаешь, это хорошо или плохо?

— Для деловой империи «Стеферсон Уэлси», наверно, не слишком здорово. А мне нравится.

— Потому что ты сама — малышка. — Берт взял её за руку. — Пойми, это будет самый лучший подарок мне, если Сандра-девочка навсегда победит Сандру-мстительницу.

— Очень. очень постараюсь, Берт. Родители говорили, что я послушная. Ты сказал — и я буду слушаться. Только у меня не всегда теперь стало получаться. Уж извини. Может быть, я — уже не я?

— Вот уж вопрос не из простых, детка. Во всяком случае, я здорово ошибся, думая, что имею дело с покладистой крошкой. Ты дважды сбегала от меня и оба раза чуть не свернула себе шею Отчаянная, самоуверенная и непослушная девчонка.

— Все. Я теперь исправлюсь. Правда. — Сандра подняла ресницы и Берта снова поразила темная глубина её бархатных глаз.

Его все время удивляли золотистые волосы Сандры, её темные глаза, мягкость движений, нежные модуляции тихого голоса — все то, что внешне отличало её от Моны. Время и усилия хирургов сыграли замечательную шутку к Берту вернулась молоденькая Мона, которую он когда-то безумно любил, а потом забыл, потерял под страшной маской истеричной фурии.

Сандра представляла идеальный образ — образ возлюбленной, созданной мечтами Берта. В ней было даже то, что он и не чаял встретить в женщине дружеское понимание, надежность, готовность подыграть его настроению. Ему было интересно и легко с ней, и все время хотелось нравиться. Давно уже Берт не ощущал в себе подобного куража: он словно гарцевал на белом коне под балконом прекраснейшей в мире принцессы, а все, что делала или говорила она, приобретало особый, волнующий смысл.

Вот только одна догадка настораживала и пугала его. Не желая признаваться себе в этом, Берт чувствовал, что Сандра любила и, вероятно, всегда будет любить придуманного ею Дастина — того, что создало её романтическое воображение. Возможно, Морис так и останется единственным мужчиной в её жизни, которую она не сумеет забыть.

— Ты бы смогла прожить в таком домике целую жизнь? Не одна, конечно, а с тем, кто станет твоей парой? Разжечь очаг, выращивать цветы, варить джем и делать терновую наливку?

— А ещё я бы завела большую лохматую собаку и кота, чтобы спал и мурлыкал у печки. И, наверно, была бы очень счастлива.

— С тем, конечно, кто должен быть очень похож на Мориса?

Задумчиво посмотрев на Берта, Сандра отрицательно покачала головой:

— Н-нет. Совсем, совсем другим… А что бы ты сказал, Берт, если бы я призналась, что представляю в этом доме веселые детские голоса и доброго, сильного хозяина — ну, приблизительно такого, как сидит напротив меня?

— А что бы сказала ты, Сандра, если бы я рискнул поцеловать тебя?

— Я бы сказала: «Пойдем прогуляемся, Берт. Тут вокруг такая красота. А ты ещё обещал мне рассказать кое-что.

Ни слова не говоря, Берт подал Сандре жакет и распахнул дверь в теплую, дышащую осенними ароматами ночь.

— Ого! Здесь, оказывается, живут все звезды. — Задрав голову, Сандра закружила на освещенной бледным светом поляне. — И такие огромные, яркие!

— Естественно, мы же забрались поближе к небу! Осторожно, не сбейся с тропинки. Стоп!

Они поднялись на площадку у края утеса. Небосвод, опирающийся на горные хребты, казался опрокинутой гигантской чашей. В удивительной тишине были слышны всплески ручья, бегущего среди камней, и отдаленной уханье какой-то птицы.

— Смотри, Берт, кресты! Это могилы…

— Не бойся, детка. Здесь спят мои старики, Элизабет и Генрих. Они прожили долгую жизнь и умерли, как в сказке — в одночасье.

— Как это?

— Домик засыпала снежная лавина. И они просто не проснулись в своей деревянной спаленке… Так будут спать вечно — рядом, в любви и покое. Берт положил на холмик сломанную по дороге терновую ветку с лиловыми ягодами. — Не беспокойтесь за меня, я постараюсь стать счастливым. А это Сандра — она будет защищать и оберегать меня. Правда? — Берт обнял Сандру и заглянул ей в лицо.

Ему пришлось хорошенько взять себя в руки, чтобы не прильнуть к детским, чуть приоткрытым губам. Сандра прижалась щекой к его плечу хрупкая, беззащитная, она доверяла ему свою жизнь. Который раз за это путешествие Берт упрекнул себя в преступном легкомыслии. Ему не впервой было заигрывать с опасностью, он привык рисковать, не воспринимая угрозы всерьез. Но подвергать испытаниям Сандру — непростительное мальчишество. Он сильнее прижал её к себе, гладя ладонями теплую спину с торчащими лопатками.

— Ой, что-то просвистело и чиркнуло! — Вздрогнула Сандра.

— Постой-ка… — Оглядевшись, Берт склонился над деревянным крестом. Ничего… Здесь иногда падают метеориты… Шучу — просто камешки срываются с высоты. Пошли-ка в дом, девочка. Становится слишком прохладно.

Они стремительно зашагали обратно. Правой рукой Берт поддерживал локоть Сандры, а левой сжимал в кармане пулю, только что извлеченную из дубовой перекладины могильного креста.

На похоронах Дастина Клер пришлось положиться на силу охранников, окружавших её мощным кольцом. Толпа любопытных и репортеров, пробивающихся к знаменитой вдове, выглядела угрожающе. Страшно было представить, что может произойти, если кто-то из парней секьюрити или полицейских не выдержит напора.

Камеры в вытянутых руках щелкали над головами, звезду слепили блицы и оглушали прорывающиеся сквозь гул голосов вопросы. Но на её лице, полускрытом густой вуалью, не дрогнул ни один мускул — мраморная маска глубокой скорби, не чувствительная к подлостям рода человеческого/.

Уши Клер отлично улавливали реплики журналистов и в голове сложились определенные версии — те самые, которые со всей очевидностью всплывут на свет общественного мнения в ближайшие дни.

Самым пронырливым и вредным писакам удалось угадать правду. К счастью, они лишь предполагали то, что никому ещё не удалось доказать: Дастина Мориса убила Клер Ривз.

Подлинные мотивы её поступка не могли прийти в голову даже любителям фантастики. Клер подозревали в ревности, в желании завладеть бриллиантом или издательством мужа. На все лады обсуждались причины скоропалительного тайного брака, истории внезапного вдовства обоих супругов, вызывающие массу вопросов. Но никто не сообразил связать имя Клер с таинственными посланиями, хорошо известными читателям «Ironical Reader».

Письма, приходившие Морису, состряпал по заданию Клер Ричард. Ему пришлось покопаться в университетской библиотеке и покорпеть над текстом посланий. Эпистолярные усилия детектива обошлись миссис Ривз-Морис не дешево, но она добилась своего.

Дастин, к тому же, невольно подыграл ей, попросив снять на пленку «забавный» эпизод в Амстердаме. Вместо того, чтобы воспользоваться услугами киллера, Клер решила осуществить операцию самостоятельно. Стрелять она научилась давно, проведя с инструктором по стрельбе горячую неделю в Гималаях, где снимались эпизоды крутого триллера. Собственно, с этим узкоглазым малым ничего больше не оставалось делать, как только заниматься любовью и стрелять. Он не знал ни одного слова на доступных Клер языках, но то, что умел — делал отлично.