Взрослая самка, насытившись кровью, падает на землю, кладет яички и погибает. Из яичек выходят крошечные клещики-личинки. Они нападают на мелких животных, мышей, певчих птичек, ящериц, присасываются к ним; напившись крови, отпадают, некоторое время лежат, переваривая обильную пищу, линяют, превращаясь в другую стадию — нимфу. Для нимфы уже нужна добыча крупнее: лисицы, барсуки, волки, суслики. С нимфами происходит то же, что и с личинками. Они напиваются крови, отпадают и только тогда, перелиняв, превращаются во взрослого клеща. Зимует обычно взрослый клещ. Весною он более всего активен. Нападает он только на крупных животных.

Итак, во время своего развития клещ три раза меняет животных, за счет которых живет, соблюдая определенный порядок в этой смене и очередность.

Я вспоминаю о том, как ставил опыты с клещами, об удивительной способности их находить свою добычу, как забирался в легковую машину, проверяя действие экранизации металлом и тогда, как очень часто бывает, мне хотя и с запозданием, приходит простая мысль. Не исходит ли загадочное излучение только из мозга? Что, если попробовать экранизировать металлом только одну голову?

Вооружившись листом железа, я вместе с помощником брожу по саксауловому лесу, приглядываюсь, не появятся ли клещи. Эксперимент решено делать как можно ближе к естественной обстановке. Вот выскочил один, мчится прямо к нам. Иногда он заскакивает по пути на комочек земли, и, остановившись, поводит во все стороны своими чуткими ногами, как бы желай убедиться, что направление взято правильно, ошибки нет, можно продолжать поиск дальше. Мы слишком поздно заметили клеща и, желая увеличить между ним расстояние, пятимся.

Ну, пожалуй, хватит. До клеща метров десять. Помощник остается на месте, я же отбегаю в сторону. Расстояние между клещом и помощником сокращается. Вот осталось уже около пяти метров.

— Пора! — кричу я.

Помощник заслоняет голову листом жести. Клещ продолжает свой стремительный бег. Один раз останавливается, будто в недоумении поводит в стороны ногами, но потом продолжает свой маршрут и достигает цели.

Мне обидно. Предположения мои не оправдываются. Мозг человека тут не причем. Клеща привлекает все тело человека.

— А вы хорошо закрывали голову, не подглядывали, случаем, за клещом? — допытываюсь я.

— Конечно, потихонечку, краем глаза, подглядывал. Мне же тоже надо знать, бежит ли он ко мне! — невозмутимо отвечает помощник.

Тогда надо продолжать эксперименты. Вот снова встреча с клещом, мы пятимся, я отбегаю в сторону, помощник останавливается, прикрывает голову жестью. Некоторое время клещ мчится по намеченному пути, возможно, по инерции, как бы одумавшись, останавливается, не добежав каких-нибудь трех метров. Долго водит ногами, и, наконец, решительно поворачивает в мою сторону, несмотря на то, что до меня раза в три больше расстояние. Стараясь не шелохнуться, я с напряжением гляжу на него и радуюсь, когда он наконец забирается на мои ноги.

Мы бродим по саксаульнику, повторяем эксперименты с экранизацией. На вооружение наше уже взято жестяное ведро. Когда клещ, потеряв помощника, закрывшего голову листом жести, мчится ко мне, я надеваю на голову ведро, и он мгновенно отступает.

Итак, сомнений нет. Клещи улавливают излучение, исходящее из мозга человека, они своеобразный инструмент, в совершенстве отработанный длительной эволюцией.

Трудно сказать, в какой мере убедительны эти эксперименты. Для окончательной разгадки таинственной чуткости клещей их, конечно, мало.

Тем не менее уже сейчас ясно, что клещам в поимке добычи помогает не зрение, не слух, не обоняние, а излучение. Но какого совершенства и необычайной сложности достиг этот маленький аппарат клещей, крошечный комочек на концах лапок передних ног, едва различимый в сильную лупу, способный воспринимать ничтожную силу биологического тока! Вот бы разгадать его устройство!

Ущелье Рахат

В этом узком и извилистом ущелье Заилийского Алатау, поросшем дикими яблонями и урюком, было удивительно много ремезов, клещей и сорок. Ремезы летали вокруг своих изящнейших гнездышек, напоминающих рукавичку, связанную из серой шерсти, клещи всюду висели на кустах и травах, а сороки сидели на коровах и выклевывали с них напитавшихся клещей. Коровы, судя по всему, привыкли к своим защитникам и терпеливо сносили их суетливый нрав и крикливость.

Невольно вспомнилось из прочитанных книг о том, как в Африке подобным истреблением паразитов на носорогах занимается маленькая белая цапля. Она издавна приспособилась к этому занятию, сдружилась со своими хозяевами и стала служить им еще и тем, что криками предупреждала о приближении опасности.

Изрядно побродив по ущелью, я затратил немало времени, чтобы выбрать с моей собаки несколько десятков клещей. Мне казалось, что мой четвероногий друг теперь избавлен от гнусных паразитов, и ни один из них не раздуется от крови. Но я ошибся. Дома, на третий-четвертый день, у спаниэля стали появляться коричневые желваки, размером с горошину. Это были напитавшиеся клещи. Всей семьей, уподобляясь рахатским сорокам, мы старательно их разыскивали и выдергивали, в то время как собака, польщенная таким вниманием, растянулась на полу и кряхтела от удовольствия. Но кое-кто из клещей все же ускользал от нас и потом, отяжелевший, сваливался на пол, стараясь укрыться в темном местечке, чтобы предаться воспроизводству неисчислимого количества яиц. И тогда неожиданно обнаружилось и подтвердилось, что почти все клещи присасывались на туловище собаки в том месте, где были черные пятна. Будто понимая, клещи старались замаскироваться, чтобы не оказаться замеченными.

Откуда у клещей появилась такая привычка? Уж не потому ли, что испокон веков в ущелье Рахат сороки занимались их истреблением на коровах и уж, конечно, в первую очередь учиняли расправу над теми, которые присасывались среди светлой шерсти. Постепенно, кто не умел прятаться, был истреблен и не оставил после себя потомства.

Вероятно, сороки привили клещам особую хитрость, благодаря которой они сохраняли свою жизнь.

Красные клещики

В ложбине между холмами я увидел маленькую солянку нетросинию сибирскую. Это растение, довольно распространенное в пустынях Семиречья. Обычно солянка растет густо, занимая небольшие полянки на открытых солнечных местах в низинах. У нее странные цветы. Собственно, как почти у всех солянок, видимых цветов у нее нет, а просто на концах побегов торчат на тоненьких ножках ярко-красные продолговатые пыльники с пестиком. Несмотря на свои крохотные размеры, они видны невооруженным глазом. Но не поэтому я обратил внимание на солянку. По ней всегда ползают такого же яркого цвета, как пыльники, красные клещики из семейства ромбидид. Клещиков много, они собираются плотными кучками на верхушках растений. Иногда их так много, что кажется, будто вся полянка, поросшая этой солянкой, разукрашена красными цветами.

Клещики вяло копошатся, но достаточно к ним притронуться и потревожить их покой, как все многочисленное сообщество этих странных созданий, непонятно почему облаченных в такую яркую одежду, приходит в величайшее беспокойство. Часть из них падает на землю, часть — разбегается по самому растению.

Случилось так, что когда я впервые встретился с клещиками, а это было очень давно, то решил, что они собираются брачными скоплениями. Теперь же я убедился в другом: клещики просто-напросто лакомились пыльниками. Они раскрывали их по продольной бороздке и, добравшись до пыльцы, принимались дружно и сообща их поедать. Пыльца попадала и задерживалась и на их шикарном костюме, как будто сшитом из красного бархата.

Оказывается, клещики тесно связали свою жизнь с этой маленькой солянкой и, истребляя ее пыльцу, одновременно переносили ее на другие растения, то есть служили как опылители!