Матушка Цзя приказала служанке показать Фэнцзе вещи. Жадная по натуре, Фэнцзе никак не могла примириться с тем, что лишилась имущества и сбережений, к тому же боялась навлечь на себя гнев родных. И из-за всего этого утратила всякий интерес к жизни. Но сейчас воспрянула духом. Никто на нее не сердился, даже пришли навестить. С Цзя Лянем, Фэнцзе надеялась, тоже ничего не случится. Одним словом, у нее отлегло от сердца. Поднявшись с подушки, она поклонилась матушке Цзя и промолвила:

— Не беспокойтесь, пожалуйста, бабушка! Если, благодаря вашему счастью, я оправлюсь от болезни, то охотно буду выполнять самую грубую, черную работу и не жалея сил прислуживать вам и госпоже!

В голосе Фэнцзе звучала такая неподдельная скорбь, что матушка Цзя невольно расплакалась.

Что касается Баоюя, то он в жизни знал одни удовольствия, не испытывал настоящего горя и плакал лишь потому, что плакали остальные.

Печаль близких заставила Фэнцзе собраться с силами; она даже сказала матушке Цзя несколько слов в утешение.

— Бабушка, госпожа, идите! — просила она. — Как только мне станет лучше, я приду вам поклониться.

— Хорошенько ухаживай за своей госпожой, — наказала Пинъэр матушка Цзя. — Что-нибудь понадобится — приходи прямо ко мне!

Когда, сопровождаемая госпожой Ван и остальными, матушка Цзя подходила к своему дому, до нее со всех сторон донеслись рыдания. Не в силах более видеть горестных сцен, старая госпожа отпустила госпожу Ван и приказала Баоюю:

— Пойди проводи дядю и двоюродного брата и поскорее возвращайся!

Матушка Цзя прилегла и опять заплакала. С трудом удалось служанкам ее успокоить, и вскоре старая госпожа уснула. Но об этом мы рассказывать не будем.

Отъезжающие не скрывали своего горя, прощаясь с родным домом. Сопровождавшие их слуги ехали не по своей воле, считали себя обиженными и жаловались на судьбу.

Поистине разлука порой бывает тяжелее, чем прощание с покойником, поэтому провожающие были опечалены больше, чем уезжавшие. Дворец Жунго огласили горестные вопли и стенания.

Цзя Чжэн, больше других заботившийся о соблюдении обычаев и приличий, на прощанье крепко сжал руки брата и племянника, вскочил на коня и помчался за город, чтобы на первой почтовой станции устроить прощальный пир. Здесь он снова и снова напутствовал их, говоря, что государь не забывает своих верных сановников, и просил служить не щадя сил.

Утирая слезы, Цзя Шэ и Цзя Чжэнь попрощались с провожавшими.

Сопровождаемый Баоюем, Цзя Чжэн возвращался домой. Еще издали он вдруг заметил толпу о чем-то споривших людей. Слышались отдельные возгласы:

— Государь велел передать наследственную должность Жунго-гуна господину Цзя Чжэну!

Оказывается, люди собрались в надежде получить денежные подачки, раздаваемые обычно в богатых домах в связи с различными радостными событиями, но привратник не хотел их впускать, кричал и доказывал:

— Какое же тут радостное событие? Наши господа давно занимают эту должность, она досталась им по наследству.

— Наследственная должность — большой почет! — возражали люди. — Вашего старшего господина Цзя Шэ ее лишили, но зато возвратили семье! Милостью своей государь пожаловал эту должность господину Цзя Чжэну. Такое бывает раз в тысячу лет! Как же без денежных наград?

Едва Цзя Чжэн подъехал к воротам, как привратник поспешил ему доложить о случившемся. Цзя Чжэн было обрадовался, но тут же комок подступил к горлу, ведь подобное счастье досталось ему лишь из-за преступления старшего брата. Тем не менее Цзя Чжэн поспешил с этой вестью к матушке Цзя.

Матушка, разумеется, очень обрадовалась и завела речь о том, что только особым старанием можно отблагодарить государя за оказанную милость. Была счастлива и госпожа Ван. Только у госпожи Син и госпожи Ю было тяжело на душе, но они не решались показывать свое горе.

Как мы помним, друзья и дальние родственники семьи Цзя, обычно державшие сторону влиятельных и богатых, попрятались, когда во дворцах Нинго и Жунго произошли неприятности. Но стоило им услышать, что государь по-прежнему милостиво относится к Цзя Чжэну и даже передал ему наследственную должность, как они поспешили во дворец Жунго принести свои поздравления.

Цзя Чжэн, человек честный и благородный, получив должность, по праву принадлежавшую его старшему брату, был удручен, и милость государя казалась ему незаслуженной. Отправившись на следующий день ко двору благодарить государя, он объявил, что желает передать в казну сад Роскошных зрелищ со всеми строениями, дабы искупить вину. Государь не принял этого дара, и Цзя Чжэн вернулся домой успокоенный. Отныне он с особым рвением исполнял свои служебные обязанности. И все же в доме чувствовались упадок и запустение, доходы не покрывали расходов. Цзя Чжэн уже не мог поддерживать широких связей и знакомств, как прежде.

Все видели, что Фэнцзе не справляется с хозяйством, Цзя Лянь все больше запутывается в долгах и для уплаты их приходится закладывать дома и продавать земли. Надобно сказать, что некоторым управляющим за долгие годы службы удалось сколотить солидное состояние, и они, опасаясь, как бы Цзя Лянь не стал им докучать просьбами о деньгах, либо притворялись неимущими и отлынивали от дел, либо брали отпуск, уезжали и больше не возвращались.

Только Бао Юн, хотя он и недавно попал во дворец Жунго, да и то в тяжелое для семьи Цзя время, честно выполнял свои обязанности и возмущался, когда видел, как слуги обманывают хозяев. Но поскольку Бао Юн был в доме человеком новым, с ним мало считались, и он, рассердившись, перестал интересоваться делами, а заботился лишь о том, как бы поесть да поспать. Недовольные тем, что Бао Юн с ними не заодно, слуги стали наговаривать Цзя Чжэну, будто Бао Юн пьянствует, скандалит, не выполняет своих обязанностей.

— Пусть делает что хочет, — отвечал на это Цзя Чжэн. — Мне Бао Юна прислали из семьи Чжэнь, и наказывать его неудобно! А что прибавился лишний рот — ничего! Как-нибудь прокормим.

И он не разрешил прогонять Бао Юна.

Тогда злые языки стали наговаривать на Бао Юна Цзя Ляню, однако и тот махнул рукой.

Однажды Бао Юн напился и стал слоняться по улице перед дворцом Жунго. Навстречу ему попались двое мужчин, разговаривавших между собой.

— Подумай только! — воскликнул один. — В этом огромном дворце жила такая влиятельная семья, а у них конфисковали имущество. Представляю, каково им теперь!

— Да разве такая семья может разориться?! — возразил другой.

— Я слышал, что одна из государынь была когда-то здешней барышней, и хотя ее нет в живых, опора все же осталась. К тому же я хорошо знаю, что они водят знакомство с ванами и гунами, так неужели те им не покровительствуют?! Даже нынешний начальник нашего округа, прежде служивший в военном ведомстве, приходится им родственником.

— Эх ты! Живешь здесь, а ничего не знаешь! — воскликнул первый. — О других говорить не будем, но этот Юйцунь — негодяй! Ведь он был своим человеком в обоих дворцах, мало того, доводился родственником их обитателям, но как только узнал, что им грозят неприятности, порвал с ними всякие отношения. А сколько благодеяний ему там оказывали! Кончилось тем, что имущество в обоих дворцах было конфисковано! Вот какие дела случаются в нынешнем мире!

Прохожие болтали, не подозревая, что их подслушивают. Их слова заставили Бао Юна призадуматься: «Бывают же в Поднебесной такие подлецы! В каких же отношениях этот Цзя Юйцунь состоит с нашим господином Цзя Чжэном? Клянусь, доведись мне его встретить, убил бы на месте! Будь что будет! Всю вину возьму на себя!»

Вот какие безумные мысли приходят в голову человеку нетрезвому! Как раз в это время в конце улицы появилась толпа людей и послышались крики:

— Дорогу, дорогу!

Бао Юн услышал, как один из прохожих сказал:

— Стоило о нем заговорить, а он тут как тут собственной персоной!

Охваченный ненавистью, Бао Юн заорал: