Госпожа Ван вызвала жену старшего брата Юаньян, приказала ей распоряжаться церемонией положения в гроб тела покойной, а затем подарила сто лянов серебра и вещи, принадлежавшие Юаньян.

Женщина без конца кланялась госпоже Ван, а затем стала превозносить до небес Юаньян:

— Какой решительной оказалась моя невестка! Вот это удача! И прославилась, и похоронят с почестями!

— И не стыдно тебе, а еще родственница! — возмутилась одна из женщин. — Продала мертвую невестку за сто лянов серебра и радуешься! Представляю, как бы ты радовалась, если бы тебе удалось продать ее при жизни старшему господину Цзя Шэ! Ведь тогда ты получила бы больше!

Уязвленная, жена брата Юаньян смутилась, покраснела и поспешила удалиться.

Дойдя до ворот, она столкнулась с Линь Чжисяо, за ним следовали слуги, несущие гроб для Юаньян. Вместе с ними женщина возвратилась в дом помочь положить покойницу в гроб и стала лить крокодиловы слезы.

Цзя Чжэн потребовал курительных свечей, зажег три из них перед гробом и, совершив полагающиеся поклоны, произнес:

— Юаньян жизнью пожертвовала ради своей госпожи, и теперь она для нас не просто служанка. Пусть младшие родственники ей поклонятся!

Баоюй, обрадованный словами отца, подошел к гробу и несколько раз низко поклонился. Цзя Лянь, искренне уважавший Юаньян, хотел последовать примеру Баоюя, но госпожа Син его остановила.

— Чрезмерные почести могут ей повредить в ином мире.

Цзя Ляню ничего не оставалось, как повиноваться.

Баочай не могла согласиться с госпожой Син и, выступив вперед, сказала:

— Мне, собственно, не полагается кланяться служанке, но поскольку мы так и не выполнили своего долга перед старой госпожой при ее жизни, считаться не приходится. Юаньян подала нам пример преданности и благочестия, и мы должны умолять ее прислуживать старой госпоже и в ином мире, чтобы хоть немного искупить свою вину перед старой госпожой!

С этими словами Баочай, опираясь на руку Инъэр, подошла к гробу, совершила возлияние вина, поплакала, после чего несколько раз поклонилась.

Одни служанки говорили, что жена Баоюя так же глупа, как он сам, другие считали, что у молодых доброе сердце, что они хорошо знают приличия и порадовали Цзя Чжэна.

Снова зашел разговор о том, кого оставить присматривать за домом, в который уже раз остановились на Фэнцзе и Сичунь, все остальные должны были сопровождать гроб.

В эту ночь никто не спал.

Едва настало время пятой стражи, все собрались, а как только забрезжил рассвет, Цзя Чжэн, теперь старший в роде, облачился в траурную простую одежду и вновь стал оплакивать матушку Цзя, как и полагалось почтительному сыну.

Как только гроб с телом матушки Цзя был вынесен за ворота дворца Жунго, стали совершать жертвоприношения друзья и знакомые. Но об этом мы рассказывать не будем.

Гроб принесли в кумирню Железного порога и там установили. По обычаю, мужчинам надлежало провести здесь ночь. Однако мы и об этом умолчим.

Линь Чжисяо тем временем велел убрать траурный навес у входа во дворец, закрыть все окна и двери, подмести двор, после чего отобрал людей и поручил им ходить ночью по дворцу и отбивать стражи.

В конце второй стражи все ворота, ведущие во внутреннюю часть дворца, наглухо запирались, мужчинам ходить туда ночью не полагалось, только женщинам разрешалось устраивать обходы.

Фэнцзе в день похорон матушки Цзя чувствовала себя бодрее, но ходить еще не могла, поэтому с вечера Пинъэр и Сичунь обошли дворец, отдали необходимые распоряжения ночным сторожам, после чего разошлись по своим комнатам.

А теперь вернемся к истории, о которой мы вкратце рассказали выше.

Хэ Сань, приемный сын Чжоу Жуя, еще в то время, когда хозяйственными делами ведал Цзя Чжэнь, затеял драку с Баоэром, за что был бит, изгнан из дворца, и сейчас целые дни проводил в игорных домах. Теперь, после смерти матушки Цзя, у него зародилась надежда, что его услуги вновь могут понадобиться.

Несколько дней кряду ходил он во дворец Жунго, но все без толку, и разочарованный поплелся в игорный дом, где незадолго до этого изрядно проигрался.

— Попробовал бы отыграться! — говорили дружки.

— С великим удовольствием, — отвечал Хэ Сань, — только денег нет!

— Так мы тебе и поверили! — ухмылялись дружки. — Зря ты, что ли, к своему папаше Чжоу Жую ходил, неужто так ничего и не выклянчил? Он-то уж наверняка немало денег у своих хозяев вытянул, а ты все прибедняешься.

— Да замолчите вы! — закричал Хэ Сань. — Золота и серебра у господ наших хоть отбавляй, так ведь они на нем сидят! Дождутся, все грабители унесут!

— Хватит тебе врать, — возразили дружки. — Ведь все имущество у них в казну отошло!

— Ничего вы не знаете! — вскричал тут Хэ Сань. — Все, да не все! Старая госпожа оставила в своих покоях немало золота и серебра. После похорон его будут делить!

Один из игроков, метнув кости, вдруг сказал:

— Я проиграл, но отыгрываться не буду. Спать пойду! — и подтолкнул Хэ Саня: — Пойдем, дело есть!..

Хэ Сань вышел.

— Ты вот не дурак, а сидишь без денег, — сказал игрок Хэ Саню.

— Что поделаешь — такая судьба! — ответил Хэ Сань.

— Ведь сам говоришь, что во дворце Жунго денег хватает! Пошел бы да раздобыл немного на расходы.

— Братец мой! — воскликнул Хэ Сань. — Да разве выпросишь у них хоть грош?!

— А ты сам возьми! — улыбнулся приятель, и Хэ Сань уловил в его словах намек.

— Сам?

— Ну да. Не понимаешь? Я бы сумел!

— Как?

— Хочешь разбогатеть? Проведи нас во дворец! — шепнул игрок. — Мои друзья все сделают ловко, без шума. Мужчин сейчас во дворце почти нет, одни женщины. А если и остался один — не беда! Главное — не бойся!

— А кого мне бояться? — разозлился Хэ Сань. — Приемного отца? Так я и отцом его не считаю, разве что ради матери! Только ничего у нас не получится. Неприятности наживем — и все. У наших господ везде связи, в каждом ямыне. Если и возьмем что-нибудь, сразу поднимется шум.

— Ты и не знаешь, как тебе повезло, — уговаривал игрок. — Мои друзья — с морского побережья. Если состряпаем это дельце, все вместе туда и отправимся. Соглашайся! Захочешь — возьмем с собой и твою названую мать, будете жить в свое удовольствие.

— Уж не пьян ли ты, братец? — испуганно спросил Хэ Сань. — Разве можно об этом говорить вслух?

Он отвел нового знакомца в укромное место, они обо всем договорились и разошлись.

Но об этом речь пойдет ниже.

Мы уже рассказывали о том, что Бао Юн в наказание был послан присматривать за садом, и из-за похорон о нем забыли — слишком много было хлопот. Но Бао Юна это не печалило. Он делал что хотел, гулял по саду, вволю спал, не затруднял себя работой, то забавлялся ножом, то упражнялся на дубинках.

В то утро, когда состоялась церемония выноса гроба с телом покойницы, Бао Юн, как обычно, отправился бродить по саду и вдруг приметил молодую буддийскую монахиню, а рядом с ней даосскую монахиню-старуху. Они подошли к внутренней калитке сада и постучались.

— Куда направляется почтенная настоятельница? — приблизившись к монахиням, спросил Бао Юн.

— Мы узнали, — отвечала даосская монахиня, — что нынче утром состоялась церемония выноса гроба с телом старой госпожи, а четвертая барышня Сичунь осталась присматривать за домом. Чтобы она одна не скучала, наша настоятельница и решила ее навестить.

— За всеми воротами сада присматриваю я, — заметил Бао Юн, — и попросил бы вас вернуться! Приходите, когда пожалуют господа!

— Откуда ты взялся, черномазый? — рассердилась монахиня. — И что тебе за дело, куда мы ходим?

— Терпеть не могу монашек! — рассердился Бао Юн. — Не пущу, и баста! Что вы мне сделаете?

— Возмутительно! — вышла из себя старуха. — При жизни старой госпожи никто не мешал нам ходить через сад! А ты, разбойник, никого не признаешь. Все равно пройду!

Она схватилась рукой за кольцо калитки и несколько раз изо всех сил его дернула.