Я тогда не понимал, чего он боится. Но он был напуган. А разве можно бояться того, кто боится больше вас? Меня Том не пугал. Скорее, хотелось помочь ему. Показать, что бояться не нужно.
Тому, наверное, тяжело. У него была семья, но она, как айсберг – земля покрылась льдом, а после раскололась. Но, это ведь не правильно. Том, наверное, думает, что его бросили. Но я говорил с герром Трюмпером, он добрый. Он любит своего сына. Их обязательно надо помирить. А еще, герр Трюмпер взрослый. Он сильный, он справится сам, я позвал его к нам в гости. Думаю, мы будем часто видеться. А вот Том… Не хочется его бросать. Он слишком одинокий. И, кажется, ему нравится одиночество. Так не должно быть. Он же хороший человек, просто обиженный и брошенный. Я должен быть рядом. Том ведь поймет, что мне можно доверять? А потом я покажу ему, что можно доверять и миру. Обязательно покажу. А он поверит, правда?
Кстати, а Том ведь скоро станет моим братом… Герр Трюмпер хочет меня усыновить. У меня появится отец? И брат. Вот это будет здорово. Я бы хотел познакомиться с фрау Трюмпер. Она, наверняка, очень добрая. Ее ведь зовут Алиса, она как девочка из сказки. Интересно, а когда она проснется?
***
(Месяца три спустя)
Кажется, я пробился к розе. Я даже смог ее коснуться. Она еще ярче и красивее, чем казалась за куполом. Я хотел разбить колбу. И разбил. Только вот не думал, что ее осколки будут ранить так сильно.
Глава 25.
Глава 25.
POV Том
Я люблю дождь. Потому что во время дождя все люди прячутся по домам и на улице нет никого. Абсолютно. Словно все сдохли. Вот как сейчас.
Еще утром светило солнце, но я промотался весь день, уже наступил вечер, темно, небо затянуто тучами и льет холодный душ.
И никого. Красота.
К сожалению, всё хорошее мы осознаём только с опозданием. Живём в тоске по прошлому и в страхе перед будущим. Где угодно, только не в настоящем. Я трачу все свое время на то, что жалею себя и отталкиваю Билла. Первое потому, что жизнь меня не взлюбила. А я ответил ей тем же, и потому совершаю второе. Все, что нас не убивает – делает сильнее. И злее, подлее, противнее, равнодушнее… Бл*дь, лучше бы убило.
Я не хочу привыкать к подкидышу, кто даст гарантию, что пройдет время и он меня не бросит? Все и так охрененно, правда. Пусть и сам уже почти в это не верю, но я никого не держу, никого не ценю и не уважаю. Когда впускаешь кого-то в сердце, уходя, они уносят с собой часть тебя. А я итак уже похож на мозаику с потерянными пазлами. Еще немного, и собирать уже будет нечего. Вам, наверное, сейчас дико скучно? Иду, рассуждаю о себе, о том, что гложет… Кто в наше время интересуется внутренним миром человека? Ну, кроме, разве что, людей, торгующих органами.
Прости меня, Билл. У тебя чистое сердце. Но я помогу это исправить. Нельзя жить в дерьме и пахнуть розами. А ты живешь со мной. Я научу тебя тому, что верить не стоит. Никому и никогда. Я докажу тебе, что семья – это всего лишь группа людей, периодически собирающихся за одним столом в связи с изменением их количества. Когда кто-то падает, нет ничего слаще слов: «Я держу тебя». Но они теряют свой смысл, если падают оба. А мы падаем, Билл. В жизнь. И выбраться из нее живым или девственником еще никому не удавалось. Она поимеет всех. Мы разобьемся. Я уже лишь осколки, а тебе это еще предстоит. И не надо меня склеивать, это бессмысленно.
Я уничтожу твой свет. Прости, Билл. Как же я себя ненавижу!
***
Стоило мне зайти домой, как в полной темноте коридора я обо что-то споткнулся. «Да будет свет!» - сказал монтер и яйца фосфором натер. Щелкнул выключатель, и мне сразу же захотелось собрать вещи, документы, деньги и свалить в другую страну, ибо стало немножко стыдно.
Причина моего споткновения одной рукой потирала ушибленный бок, а другой – сонные глазки. Так, я не понял. Он, что, на полу спал? В коридоре? С х*я ли?
Стоило кофейным омутам распахнуться и улицезреть мою, всю такую из себя, мокрую, но невъ*бенно крутую фигуру, как Билл, придушенно всхлипнув, кинулся ко мне на шею.
- Промокнешь же, бестолочь.
- Том, я думал, ты не придешь. Думал, ты обиделся на меня, как Лилия. Тебя так долго не было, а я не знал, где ты. Том, не бросай меня, я не хочу, чтобы ты уходил. А я и позвонить не мог. Ни тебе, ни Гордону. И ключей нет. – Стоп. Это еще что такое? Почему что-то мокрое катится по моей шее и явно не с моих волос?
Когда до меня дошло, что это слезы Билла, мне показалось, что небо рухнуло. Я не мог вспомнить всего того, что успел себе надумать, бродя под дождем. Я не мог вспомнить даже того, что когда-то сам старался довести этого ребенка, мечтая увидеть, как он плачет. Ага, блин, мечты сбываются. И обычно этот момент называется: «Когда уже нах*й не надо»…
- Так, успокойся. Билл, посмотри на меня! – Отрываю дрожащее тельце, вглядываясь в мокрое лицо. Нет, Билл, не смотри лучше, а то что-то мне совсем херово! Прижимаю парнишку обратно, а он, что есть мочи, вцепляется тонкими лапками в мою футболку. – Билл, все, хватит. Ну, чего ты, в самом деле? Тебе сколько лет? Ревешь, как ребенок, развел тут сопли. Да и вообще, как я, по-твоему, мог не вернуться? Это же моя квартира.
Мальчишка всхлипывает в последний раз, отрывается от меня и поднимает большие-большие такие глаза. Билл, честное слово, меня порою пугает их размер.
- Ты простил меня?
Бл*дь, подкидыш, сделай милость, заткнись! А то от твоих слов мне, почему-то, хочется пойти и убиться ап стенку. Сволочь, вот что ты со мной делаешь? Я же целый день убеждал себя, что и сам привязываться не буду, и тебя разучу. И что? Что вот сейчас происходит?
А что происходит? Я отцепляю (Еле-еле! Птичий вес, а сила-то откуда?) тощие руки и веду Билла в гостиную. Усаживаю на диван (Предварительно включив камин, света от него нам, думаю, хватит), сажусь рядом, беря его лицо в ладони и стирая слезы, спрашиваю:
- За что, балбес? Вообще-то, это ты должен на меня дуться и дубасить сейчас, с криками: «Нет тебе прощения, козлина!».
Билл удивленно распахивает уже сухие глазки, даже не пытаясь убрать мои руки. Стирать с лица давно нечего, но перестать прикасаться к нему мне, почему-то, упорно не хочется. А еще не охота идти и переодеваться. Я устал и мне лень. А Билл теплый, вот.
