Уже в магазине понимаю, что зря поверил в искренность их намерений. Нет, сметалось-то в тележку все вполне добросовестно, да и пакетами я их потом обвешаю не хуже новогодних елок, но вот приперлись они явно не для этого. Они соскучились! И, ладно б, по мне, сволочи такие…
Иду за троицей, по-прежнему молчу, да и вообще стараюсь не вмешиваться. Наблюдаю.
Георг. Высокий неунывающий амбал с широкими плечами, непривычно нежным взглядом старшего брата смотрящий на Билла (Почему-то чувствую, как начинают чесаться зубы… Хм, странно, не уж-то полнолуние скоро? Шучу). Темные волосы чуть ниже плеч собраны в хвост, рот не затыкается в принципе, широченная улыбка и неустанно дергающиеся в жестикуляции руки, которыми он, однако, пытается не задеть мальчишку (Эх, такого представления лишает прохожих, они бы заценили…).
Густав – невысокий, плотный блондин, бредущий рядом с ними, сосредоточенно думая о чем-то своем (Судя по тому, что время от времени голубые глаза ищут Билла, то именно о нем. Тоже мне, центр сосредоточения вселенной, бл*дь!), опустив голову, от чего ему приходится то и дело поправлять сползающие очки.
И между ними мой подкидыш, который на фоне двух этих разных, но совсем не маленьких тел, кажется ещё тоньше и меньше, чем обычно (Этому не мешает даже то, что он немного выше Густа. Просто Шеффер низковат, это у них семейное, так что все претензии к производителю).
Интересно, а ребята сами-то хоть понимают, что, идя по разные стороны от Билла, тем самым просто защищают его от остальных покупателей, снующих вокруг и постоянно задевающих тебя хоть чем-нибудь?
А еще интересно, почему эта мелочь идет с таким видом, будто ничегошеньки не боится? Так уверен в их защите или что-то скрывает? Вот что в нем такого? Они знают его всего несколько часов, а уже души в нем не чают, заботятся. А он…
Вот сейчас он настоящий. Живой и раскрепощенный. То ли у моих друзей на лбу написано, что они не способны и мухи обидеть, то ли сам Билл настолько доверчивый, но он идет между ними, слушает Георга, искренне и заливисто смеясь, внимательно (вот Листинг-то счастлив, в кои-то веке он нашел благодарного собеседника), время от времени вставляя свое мнение, споря. Идет и абсолютно не боится, как будто знает их не меньше сотни лет.
А ещё, он ни разу не обернулся в мою сторону. Словно меня и вовсе не существует. А мне, почему-то, обидно. Меня для него нет, и ему от этого хорошо. Ну, зараза, я тебе это еще припомню. Я не злопамятный, я просто злой. И память у меня хорошая.
***
Помните, ещё утром я жаловался на необъяснимо хорошее настроение? Ах, помните…
За*бись, а то мне уж показалось… что мне показалось. И куда, спрашивается, все делось? Вот с х*я ли я стою сейчас на балконе, не куря, а методично обгрызывая фильтр сигареты? Хм? Стою здесь один, всеми брошенный, забытый и никому не нужный (И хоть бы одна скотина пожалела).
Я, значит, все оплатил, всех их привез, впустил в свою квартиру, и что? А ничего.
Постоял, посмотрел, послушал. Они как не обращали на меня внимания, так и продолжили игнорить. В голове пронеслась шальная мысль поинтересоваться, а не мешаю ли я им. Уже в который раз замечаю, что думать я начинаю слишком громко, когда в ответ все окидывают меня удивленно-равнодушными взглядами, типа « А ты кто такой? Давай, до свидания!», на целых 10 секунд оторвавшись от веселых разговоров, сопровождающих разбор покупок.
И лишь Гео тратит на мою персону чуть больше времени, сообщая, что, мол, «Нет, не очень. Особенно когда молчишь». Да пошли они все!
Облокотившись локтями на оконную раму, все-таки прикуриваю измученную сигарету. Дверь позади тихо скрепит, оповещая, что про меня кто-то вспомнил (Ага, соскучились по мне, холопы? Молить прощенья на коленях будите!). Готовлюсь уже послать Георга или Густава, кто бы из них это ни был, зачем бы ни пришел и что бы ни сказал. А никто ничего и не говорит. Молчание. Та самая, ставшая мне уже привычной, тишина.
Сердце, почему-то, забилось, замирая (Да-да, вот именно так, запутавшись и не зная, что же ему делать. Давно уже подозревал, что это вообще крайне бестолковый орган). Оборачиваюсь, что бы подтвердить свою догадку, безумно надеясь (только не понимая, с хрена ли?), что не ошибся.
Так и есть. Подкидыш. Теплые кофейные, чего-то ожидающие глаза ловят мой взгляд. А я даже знаю, чего он ждет. Хочешь, чтобы я что-нибудь сказал, так как сам не можешь? А вот х*й тебе, твоя очередь. Понимает.
Вот почему мы молчим. Словами можно солгать оскорбить, обидеть, а тишина, хоть и правдива, да и читается в ней намного большее, но слов при этом нет, одни эмоции, а они гуманнее.
Тяжело вздыхает и добавляет во взгляд кроме ожидания еще и вопрос. Отрицательно качаю головой (Может, язык жестов начать уже учить, а?). Не пойду я к вам, вам и без меня не скучно. Ну, давай же, ты ведь все понял! Иди к ним, оставь меня здесь, такого всего разобижено-надутого, гордо делающего вид, что плевал я на вас, да промахнулся.
Кажется, я и правда громко думаю, или Билл все-таки умеет читать мысли, но он усмехается, как-то печально улыбаясь и… закрывает за собой дверь.
Да-да, закрывает дверь и, под мой удивленный взгляд, подходит ко мне, залезая с ногами на пленное кресло, стоящее рядом. Ничего так и не говорит, даже смотрит уже в другую сторону. Но остается. Со мной.
Вот и все. И не такое жизнь дерьмо, как я себе представил.
Выбросив сигарету, разворачиваясь и сползая по стенке, рассевшись на полу, положив локти на колени и свесив между них руки, опираюсь спиной и затылком на стену, глядя на это чудо.
Эх, устрою я тебе жизнь, подкидыш. Не знаю, почему, но ты выбрал меня. Ещё тогда, решив искать защиту именно в моих объятьях. Ты выбрал меня, доверился мне. Доверил мне свою тишину.
Усмехаюсь, глядя на то, как бледных губ касается улыбка. Ты не смотришь на меня, но чувствуешь. Принимаешь. И понимаешь, что я это понял. Наконец-то. Ну, да. Такой вот я тормоз. Но я еще не сдался! Так, что, малыш, готовься. Я тоже начинаю принимать тебя, и ты об этом пожалеешь. Догадываешься? Нет, знаешь.
Глаза цвета горького черного кофе, наконец, опускаются на меня. В них насмешка. Не такая, какой постоянно пользуюсь я сам. Она теплая и искренняя. Я так не умею. А ты ждёшь. Это ты виноват. Я ещё не знаю, что такого ты сделал, но уже никогда тебя не прощу. Но это потом. А пока…
