Том было вздохнул с облегчением и обрадовался такому исходу дела, но в воздухе явно повисла недоговоренность. Он буквально ощутил, как малле отгородился от него ледяной стеной, но малодушно промолчал, не желая возвращаться к разговору о его недопустимом поведении. Он верил, что все уляжется и через некоторое время Билл отойдет, тем более что Том не собирался еще раз повторить сегодняшнюю глупость.

Они вдвоем спускались в малый зал, где уже был накрыт обед. Хэш ждал их. Он с немалым удовлетворением отметил, что супруги мрачны и напряжены – его план работал. Слишком уж он хорошо устроился в поместье, чтобы внезапно появившийся младший супруг пошатнул его положение.

Но он недооценил Билла. За что бы тот ни брался – все доводил до конца. Это первое, что в учеников вколачивали наставники-ассасины. Любой бы удивился, но заканчивать требовалось самые неудачные предприятия, даже шалости и откровенно вредоносные поступки.

Билл помнил, как однажды они перепортили одежду, прокипятив ее в чане с красителем, который сами же и подбросили. Заставший их наставник проследил, чтобы вещи кипятились до полной окраски, а затем раздал их ученикам, учувствовавшим в авантюре, и велел надеть. Целый год юноши вынуждены были носить выкрашенные в серо-зеленый рубашки и брюки. И сейчас ассасин не видел ни одной причины для отступления. Том хочет послушного супруга, молча выполняющего свои обязанности – он его получит. Вот только свой долг малле собирался выполнять как следует, поскольку сам не желал жить в доме, полном грязи и паразитов.

И после довольно непродолжительного обеда он велел принести бухгалтерские книги. Хэш с Томом попытались было возразить, но Билл заявил, что управление домом – прямая обязанность малле, и он не имеет права от нее уклоняться.

- Я изучил отчетность за три последних месяца. И все, что хочу знать, где вы, господин Хэш, храните настоящие счетные книги?

- Я не совсем понимаю… Эти книги – все, что есть, – тот делано улыбнулся и оглянулся на Тома в поисках поддержки.

- Господин Хэш, я напомню вам, что ворам отрубают руку. Я настоятельно советую вам признаться, вернуть украденные деньги и принести настоящие книги, и тогда я смогу просить у мужа милости для вас.

- Что за глупость? – Хэш обернулся к Тому. – Малле намеренно оскорбляет меня!

Но вместо поддержки его ждало тихое и угрожающее:

- Неси книги, Мариус.

К вечеру управляющий был изгнан из имения с позором. Том хотел было поделиться с Биллом своим возмущением и негодованием по поводу такого дерзкого обмана, но наткнулся на непробиваемую стену льда.

- Я принимаю твою благодарность, – это было все, что услышал Трюмпер в ответ на свою пламенную тираду о вероломстве Хэша. – Надеюсь, теперь ты позволишь мне заняться хозяйством?

Том опешил, он не нашел, что сказать, и лишь кивнул, наблюдая, как его муж удаляется по своим делам. Том потоптался на месте какое-то время, он был растерян и подавлен. Он чувствовал свою вину, но не желал признавать ее, тем более перед Биллом.

Наступила ночь, и, вопреки его опасениям, муж улегся с ним в одну кровать и даже повернулся к нему лицом, однако, когда обрадованный Трюмпер решил обнять малле, на его пути внезапно возникли две острые коленки, и он уперся в эту неожиданную преграду.

И зря Том думал, что Билл перебесится: день проходил за днем, но ничего не менялось. Ассасин четко и планомерно наводил порядок в доме, всегда ставил Трюмпера в известность о задуманных им мероприятиях, но и не думал делиться с ним своими мыслями и чувствами, в постели же Том неизменно натыкался на его колени.

Когда же он взбесился и заявил, что малле не может отказывать ему в супружеском праве, Билл спокойно ответил, что он еще ни разу ни в чем ему не отказал и готов исполнить свой долг хоть сейчас. К удивлению Тома, он нисколько не сопротивлялся и даже страстно отвечал на ласки, но после сразу встал и направился к умывальному столику, где привел себя в порядок, а затем вернулся в кровать и улегся в свою излюбленную позу – коленками к мужу.

Трюмпер бесился от собственного бессилия. Малле вел себя безупречно, вот только Тому совсем не нравилось это механическое, идеальное исполнение им своих обязанностей. Ему не хватало тепла, смеха, ласковых объятий, к которым он неизвестно когда успел привыкнуть. Все в его душе будто умирало под взглядом холодных и острых глаз малле. Он вдруг понял, что требовать подобного поведения от Билла с самого начала было глупостью, теперь же тот наглядно демонстрировал ему, что такое брак без чувств, взаимопонимания и обязательств. Но заговорить об этом – значило бы признаться, что он кругом виноват, и Том терпел из последних сил.

Билл же чувствовал себя как никогда одиноко. Ему казалось, что он загнан в клетку и обжигается, стоит ему прикоснуться к решетке. Каждое утро он заставлял себя открывать глаза и вставать навстречу новому дню. Он уговаривал себя, что однажды мучающая его боль утихнет, и он опять будет с чистой душой радоваться всем рассветам и закатам. Но боль не уходила, она терзала его, запертая внутри, она искала выход, а не находя его, грызла душу своего хозяина.

Слуги же, будто чувствуя его внутреннее состояние, продолжали своевольничать и строить пакости. И зря Билл надеялся, что с уходом Хэша все изменится – теперь против малле ополчился весь штат домовых и замковых слуг. И если мужчины просто работали в полсилы и не делали ничего сверх того, что он им прямо поручал, то женщины, которых подначивала Мари, наглели все больше и больше.

Ассасин думал о телесных наказаниях, но очень быстро понял, что это не выход. И он вынужден был выдавать ежедневные работы, а иногда и лично присутствовать во время их выполнения, помогая и пытаясь расположить людей к себе. Но те охотнее слушали Мари, которая старательно распускала слухи о том, что старший лорд проводит ночи в ее постели, а младший – лишь выскочка, по-видимому, навязанная старшему королем. И все жалели молодого хозяина, вынужденного терпеть в доме сына предателя, да еще такого высокомерного и холодного.

И однажды утром конфликт между младшим лордом и женской частью прислуги достиг своего апогея: Мари отказалась выполнять порученное ей задание. Она встала в полный рост и заявила, что не намерена натирать недавно поставленные рабочими перила на лестнице, поскольку беременна и не собирается выполнять тяжелую работу, чтобы не скинуть ребенка. Остальные женщины одобрительно заголосили за ее спиной.

Это заявление явилось ударом для Билла, который вот уже третью неделю старательно отгонял от себя мысли о том, что муж продолжает изменять ему. Но малле постарался ничем не выдать своего состояния и твердо сказал, что и беременные слуги обязаны работать, хотя, конечно, зная теперь о ее состоянии, он будет поручать ей менее сложную работу, например, сматывание шерсти в женских мастерских.

Мари же только усмехнулась на это предложение.

- Вы посмотрите на него, – подзадорила она девиц, стоящих сзади. – Раз он такой умник, пусть сам нашу работу и делает! Я беременна и не собираюсь пальцем о палец ударять.

Ее словам вторил насмешливый галдеж.