Она, казалось, не слышала его.

— Я… я очень благодарна тебе.

Агеев молчал, не зная, что сказать.

— И я… Ты еще придешь ко мне?

— А куда ж я денусь?

— Я не это имела в виду, не охрану, — сморщилась, словно от зубной боли, Марина. — Ты придешь ко мне, когда закончится весь этот кошмар?

Он прижал ее к себе.

— Если только ты сама меня не прогонишь.

Проконсультировавшись у специалистов, что такое современное модельное агентство, которые росли по всей России, словно грибы после благодатного дождя, и уже представляя, какую «подкладку» могло скрывать агентство «Прима», Голованов «въезжал» в беспокойное хозяйство госпожи Глушко.

Недавний евроремонт и капитальная перелицовка второго этажа некогда административного здания сделали свое дело, и теперь буквально каждый метр полезной площади дышал располагающим комфортом и в то же время деловой направленностью. Что и говорить, Валентина Ивановна обладала не только определенным вкусом, но, ко всему прочему, и деловой хваткой организатора производства и администратора. Как говорится, подобную бы хватку да в нужное русло, цены бы не было человеку. Знать бы только, кто спонсирует ее детище, да из каких-таких прибылей она платит налоги за аренду. Насколько можно было догадаться, рублей, евро и долларов на все это уходило немерено, а отдача от модельного бизнеса была пока мизерной. По крайней мере, именно так могло показаться со стороны.

Впечатляющий просмотровый зал, посреди которого возвышался подиум, бар со столь же впечатляющим набором изысканных вин, коньяка, шампанского, виски, джина и прочей гадости, при одном только виде которой можно было подавиться слюной, примерочная и раздевалки для моделей, комфортная «гостевая» и столь же богатые комнаты отдыха, где, судя по всему, особо привилегированные гости могли пообщаться с девушками, полностью оборудованное фотоателье, в котором царствовал некий Эдик, сорокалетний фотомастер, видимо, близкий друг хозяйки агентства, лицо и истерично-писклявый голос которого выдавали его порочные наклонности.

Замыкал второй этаж небольшой блок из трех комнат, две из которых были заставлены театральными декорациями, а в третьей хранилась киноаппаратура.

— Киношная, — как пояснила сопровождающая Голованова непонятного возраста девица-комендант, призванная следить за чистотой и порядком во вверенном ей хозяйстве.

— Оксана, — представила ее хозяйка «Примы» и добавила, усмехнувшись: — Прошу любить и жаловать, однако не советую домогаться. В недалеком прошлом чемпионка каких-то там игр по дзюдо, а ныне моя надежда и опора.

Зардевшаяся до корней коротко остриженных волос, Оксана кивнула, и Голованов невольно представил, как она кидает через бедро неудачника-воздыхателя или делает «огнетушитель» несчастному любителю «клубнички», свечой ставя его на голову, который по своей дурости позарился на ее формы.

Под гвардейца деланная, Оксана могла сделать вливание любому и каждому, не говоря уж о затюканных постоянным недоеданием моделях, и Валентина Ивановна Глушко, видимо, не зря платила ей деньги, провернув московскую регистрацию, а возможно, и постоянную прописку. Мягкий говор и еще какие-то неуловимые детали выдавали в ней уроженку юга Украины.

Ознакомительная экскурсия закончилась показом комнаты охранников. Три стола, с установленными на них мониторами, три вращающихся полу-кресла и явно скучающий молодой мужик в черной форме, сидевший перед монитором, на котором то и дело менялась «картинка» по внешнему периметру здания.

Что и говорить, служба в «Приме» была поставлена правильно, и единственное, чего пока не мог понять Голованов, почему хозяйка столь образцового агентства рассталась с прежним начальником службы собственной безопасности, который, как можно было догадываться, стоял у истоков ее создания?

И еще одно. Почему на это место хозяйка «Примы» не выдвигает кого-нибудь из проверенных охранников, а берет человека со стороны, правда, с надежной рекомендацией?

О Чистильщике он старался пока что не думать, придя к выводу, что это человек со стороны. Держать в штате киллера подобного ранга просто не имело смысла, хотя поначалу Турецкий решил, что именно он, Чистильщик, и является начальником службы безопасности модельного агентства «Примы». К тому же, на особые размышления не оставалось времени. Видимо, проверяя рекомендованного ей человека на вшивость, хозяйка «Примы» использовала его на самых разных поручениях, и это тоже устраивало Голованова. По крайней мере, на первых порах, пока он вживался в свою роль.

Она поручила ему сопровождать группу моделей на какое-то «мероприятие» в шикарном особняке на Рублевке, изюминкой которого должен был стать показ мод «пляжный сезон 2008», и он, кажется, не ударил лицом в грязь, довольно профессионально справившись со своей задачей. По крайней мере, никого из девчонок не изнасиловали, не затащили на ночь в постель, хотя поползновения к этому вроде бы были, и когда закончилось «арендованное» заказчиком показа время, они погрузились в десятиместный «мерседес» с тонированными стеклами, и водитель вырулил на Рублевское шоссе.

Из семи моделей, которые участвовали в показе, только трое были москвичками, остальные жили на съемной жилплощади, и всех их надо было развезти по адресам.

По правилам, установленным Валентиной Ивановной, моделям запрещалось прикладываться к спиртному во время показа, однако не возбранялось уже после подиума пригубить фужер-другой шампанского, и девочки не упустили этого момента.

В просторном салоне «мерседеса» не стихал заливистый смех, кто-то рассказывал то ли какой-то анекдот, то ли случай из собственной жизни, прикорнувший на пассажирском сиденье Голованов уже мечтал о горячем душе и кровати, как вдруг кто-то из девчонок произнес негромко:

— Девочки, мы тут смеемся, а ведь сорок дней как Стаськи с нами нету.

В полуосвещенном салоне мгновенно наступила тишина и слышно было, как проносятся встречные машины.

— Господи, как же мы могли забыть-то? — отозвался чей-то простуженный голосок.

— Да, такая девчонка была! По крайней мере, никогда никому никакой пакости не сделала.

— Оттого, видимо, и сгинула, будто в ночи растворилась. Ни слуху ни духу о ней.

— И что, действительно никаких следов?

— Какое там! — отмахнулся голос с хрипотцой. — Исчезла — и все тут.

— Так может, все-таки она к родным уехала?

— А откуда у нее родные-то? — с угрюмой ноткой в голосе заметила одна из девушек. — Она же ведь круглая сирота. И все, чего она добилась… — И стала рассказывать, как пыталась разыскать ее.

— Разговорчики! — оборвал, наконец, моделей молчавший до этого водитель. — Расскажу хозяйке, она вам быстренько язычки пообрежет.

— Да ладно тебе, Макарыч, — попыталась было усовестить водилу все та же модель с хриплым голосом. — Нам ведь тоже не все равно, что могло с ней случиться. Был человек — и нету. Как в прорубь провалился.

— Это ты с Валентиной Ивановной об этом поговори, — посоветовал ей Макарыч, — а пока что сиди, да посапывай в тряпочку.

Он покосился на Голованова, которого уже держал за своего будущего начальника, и негромко добавил:

— По крайней мере, чтобы в моем присутствии об этом больше не говорили.

— Ну и хмырь же ты, Макарыч! — заметил кто-то. — Помрешь вот, не дай бог, конечно, и на твоей могилке кто-нибудь попытается доброе слово сказать, а им тоже рот заткнут, как ты нам затыкаешь. Представляешь, каково тебе будет?

Салон «мерседеса» потонул в грохоте смеха, и только Макарыч молчал угрюмо, кося глазом на кемарившего Голованова.

Намотавшись за день и обозначив себя в роли чабана среди молоденьких «овечек», которые вроде бы и сами не прочь угодить в пасть богатенького рублевского волка, он полудремал-полубодрствовал, откинувшись спиной на мягкую спинку сиденья, и вслушивался в приглушенные голоса, доносившиеся из салона. Приструненные Макарычем, девчонки едва слышно переговаривались между собой, переходя порой на шепот, и надо было быть профессиональным акустиком, чтобы разобрать, о чем они толкуют между собой. Единственное, что порой улавливал Голованов, так это слово «Стаська». И это не могло не наводить на определенные размышления.