когда-либо. — Я позволил твоей матери вышвырнуть Софию из дома. Я не защитил её. Я любил

Софию, но когда всё выяснилось, я решил сохранить жену и остаться, а не быть с ней. Я был трусом.

Блейк согласен, но его слишком тошнит от всего этого, чтобы так сказать. В конце концов, он

понимает иронию того, что сам обвиняет отца в проступке. Блейк боролся со своим влечением к

юной горничной, зная, что это слишком неприлично, что та слишком молода и красива и хороша для

него. И, в конце концов, он сдался своему желанию — как и его отец.

Но разница тоже есть. Блейк не женат. Он не нарушил никаких клятв, чтобы быть с Эрин. И

когда дойдёт до того, чтобы защищать её от кого-то, он сможет подраться хоть с чёртовой армией.

И что-то его пронзает.

Он наклоняет голову.

— Честно говоря, я удивлён, что ты не отправил своих следователей присмотреть за ней и не

выяснил всё для себя.

— Я это сделал, — признаёт его отец. — Я заказал отчёт. Краткий. Не хотел навязываться.

— Ну конечно, — сухо произносит Блейк.

— Ну, если от этого ты почувствуешь себя лучше, на самом деле я его не читал. Я уезжал,

вернулся всего два дня назад. Уверен, его читала твоя мать.

Если это правда, то его мать знает о связи Эрин с Софией Рейдер.

А он оставил Эрин одну.

Первое свидание Эрин было на первом году старшей школы. Она уже была «поздним

цветком». Других её подруг уже приглашали на свидания, но у них тоже было время часами

тусоваться в торговом центре и ходить на футбольные матчи. Эрин работала от десяти до пятнадцати

часов в неделю, вместе с мамой. Так что когда один из самых милых мальчиков школы не только

заметил её, но и пригласил в кино в субботу веером, она потратила пятнадцать долларов на

миленькую новую маечку и надела свои любимые джинсы.

Вечер прошёл идеально. Они вместе смеялись, держались за руки. Она влюбилась так быстро,

как только было возможно, затем они добрались до мыса для поцелуев. Эрин всё ещё была на борту.

Она хотела, чтобы он поцеловал её, чтобы прикоснулся к ней. Она не хотела заниматься сексом.

— Брось, Эрин, — раздражённо сказал он. — Я заплатил за кино и попкорн. А теперь ты

строишь недотрогу?

Она разрывалась между стыдом, злостью и отчаянным желанием согласиться. Так что

позволила ему стянуть с неё новую майку и старые джинсы и заняться с ней сексом.

Это был её первый раз.

С тех самых пор она старается жить честно, говорить «нет», когда действительно

подразумевает это, говорить «да» только когда хочет. И определённо никогда случайно не менять

секс на деньги, позволяя себе быть купленной. Она всегда хочет секса с Блейком. И она верит, что он

всегда хочет её.

Это тяжело помнить перед лицом Снежной королевы, называющей её мусором.

— Ты пришла из ничего. Ты ничто. Со шрамами или без, он может быть хорошим вариантом.

Так зачем ему хотеть молоденькую, симпатичную девочку, которая не достигла ничего?

Её щёки горят. Это произошло? Она позволила ему заплатить за кино и попкорн, а затем

раздвинула ноги? Нет, она не верит в это.

— Я не знаю, почему вы пытаетесь встать между нами, но это не получиться.

— Я не пытаюсь встать между вами, я просто хочу быть с тобой честной. Таким женщинам, как

ты, приходят мысли о таких мужчинах, как Блейк. Что они женятся на вас, что они бросят ради вас

свои семьи, — Бел встаёт, возвышаясь над ней. — Но этого не будет.

Эрин пытается встать, но Бел блокирует её своим телом — и на удивление сильно для её

тонкой фигуры. Женщина хватает её рукой за запястье.

И как в тот вечер эти много лет назад, Эрин слишком шокирована, чтобы бороться с ней.

— Отпустите меня, — шепчет она.

Бел выкручивает кулак, посылая боль по руке Эрин.

— Когда давит толчок, они не хотят тебя. Они хотят меня. Такие женщины, как ты, хороши

только для траха.

Но Эрин больше не шестнадцать. Она взрослая женщина, и она сильная, и она не струсит и не

позволит причинить себе боль, даже если в итоге её отвергнет любимый мужчина.

Девушка вырывает руку на свободу, заставляя Бел рухнуть на колени.

— Я сказала, отпустите меня, — с удивительным спокойствием произносит она. — И никогда

больше не говорить так со мной.

В дверном проёме появляется Блейк.

— Что ты сказала, чёрт возьми?

Когда Эрин переводит взгляд с Бел на полу на шокированных, стоящих в дверном проходе

Блейка и Джеба, она даже не может говорить. Это слишком ужасно. Она здесь слишком большой

аутсайдер. Слишком похожа на ту, кого описала Бел.

Эрин начинает уходить, проталкиваясь мимо Блейка.

Но он хватает её за запястье, и девушка вздрагивает.

Его глаза расширяются.

— Она сделала тебе больно?

— Это не важно, — отвечает Эрин, её голос слишком дрожит, чтобы поверить. — Я просто

хочу уйти. Мне нужно...

— Как ты смеешь, — практически рычит он на свою мать. — Как ты смеешь поднимать на неё

руку. Как ты смеешь вообще говорить с ней.

Его мать не встаёт, едва поднимает взгляд. Не смотрит ему в глаза.

— Она... она...

— Её для тебя не существует. Больше нет. Как и меня, — Блейк поворачивается к Эрин с

каменным выражением лица. — Иди наверх и собери вещи. Я подойду туда через пару минут.

Он собирается продолжить защищать её, и, судя по его мрачному взгляду, это будет ужасно.

Достаточно ужасно, чтобы разрушить любой шанс примирения между ним и его родителями. Даже

если он сейчас не против этой мысли, в конце концов, окажется именно так. Она не будет нести за

это ответственность. Она не может.

— Пожалуйста, — умоляет Эрин. — Пойдём со мной. Забери меня отсюда.

Джеб шагает вперёд, его взгляд угрюмый.

— Позаботься о ней. Она самое важное. Мы с твоей мамой поговорим.

Блейк выглядит так, словно разрывается. Он нежно убирает локон волос с глаз Эрин.

— Она не может так к тебе относиться.

— Я ей не позволила, — говорит Эрин. Её голос крепчает. — Я постояла за себя, но сейчас

просто хочу уйти.

Он притягивает её в объятия, осторожно, будто знает, что ей может быть больно. И ей больно,

хотя по большей части болит сердце, а не то, к чему прикасалась его мать.

— Моя красивая, храбрая девочка. Пойдём. Давай выведем тебя отсюда.

***

Блейк ведёт машину, понятия не имея, куда именно.

Их первоначальным планом было провести ещё одну ночь в доме его родителей. Затем утром

они бы направились в дом матери Эрин. Вместо этого они поспешно собрали свои сумки и забросили

всё в багажник. Уже около девяти вечера, и он мчит по шоссе без плана.

До него доходит, что он может быть не в лучшем состоянии разума, чтобы вести. Он видит

дорогу, но она как размытое пятно. Тёмное пятно. Ну, он не собирается просить Эрин сесть за руль

— не после того, как её отругали и оскорбили. Не после того, как на неё, чёрт возьми, напали.

Боже, он по-прежнему не может поверить, что его мать зашла так далеко.

Это подло. Это непростительно. Интересно, как Эрин вообще села с ним в машину после того,

чему он её подверг, но, опять-таки, это был самый быстрый способ убраться из этого дома. Теперь он

её потерял? Ему действительно удалось потерять к чёрту лучшее в своей жизни из-за одного

маленького, окончательного проявления верности к семье, которая не заслуживает этого? Ему

никогда не следовало привозить её в гости.

Он обнаружил, что подъезжает к знакомому съезду. Он ездил этой дорогой так много раз, что

это кажется второй натурой, хоть уже и прошло много лет. Ухоженные участки и яркие витрины