- Если бы, - бормочет юноша, уткнувшись лицом в колени. – Не заговариваешься ты, так бы давно уже сделал это.

- И долго бы продержал эту свою заговорённость? Сил бы кучу вбухал, а толку – чуть больше, чем ноль.

Парнишка бурчит, но не спорит, понимает правоту мужчины. Магия больше не имела той силы, что каких-то сто лет назад, человек чересчур преуспел в создании способов убийства.

Некоторое время сидели молча. Том курил и смотрел по сторонам, а юноша чертил подобранной палочкой какие-то известные только ему знаки и шептал что-то себе под нос. Жара отступала, не будь воздух совершенно неподвижен, Том бы поклялся, что это из-за ветра.

Маг отложил палку в сторону и довольно потянулся, словно только что выполнил какое-то заклятие.

Хотя, почему «словно»?

Том притянул юношу к себе и, коротко поцеловав в тёмную макушку, шепнул:

- Спасибо.

Тот лишь улыбнулся и поднялся на ноги, правда, тут же пригнувшись, чтобы голова не торчала из окопа.

- Мне пора, - с сожалением произнёс он. – У меня там несколько легкораненых, надо заняться.

-Хреновый из тебя врач, - хмыкнул Том. – Нет в тебе сочувствия и сострадания.

- Оно им не поможет, - пожал плечами юноша, - так почему я должен испытывать эти чувства?

- Чтобы не казаться бездушной машиной?

- Том, я ужасный маг, которому под силу заморозить всю эту чёртову страну, думаешь, меня волнуют, кем меня считают люди?

Мужчина, продолжая усмехаться, лишь махнул рукой. Друг всегда ворчал по этому поводу, но, Том был уверен, в глубине души, юноша не так сильно презирал людей, как хотел это показать.

Сигарета догорела, неприятно обожгла пальцы, и мужчина выбросил окурок. В следующий раз сигареты будут выдавать только через неделю. Опять не получилось сэкономить…

Что случилось в начале: дикий грохот или сильный удар, который выбил весь воздух из лёгких? Том не знал и явно уже не узнает. Он лежал на животе, не в силах подняться, во рту чувствовался железный привкус крови, а пошевелиться не было сил.

О чём думают люди перед смертью? Каждый о чём-то своём, Том же думал о том, что госпиталь специально обстреливать не будут, Билл был в безопасности, насколько это вообще возможно.

Мужчина закрыл глаза, вздохнул в последний раз…

***

И снова открыл глаза, тяжело дыша, не в силах до конца вырваться из власти сна. Том медленно сел в кровати, провёл ладонью по рту, в очередной раз убеждаясь, что крови нет.

Холодный воздух неприятно обжигал, хотелось натянуть поверх тёплой футболки ещё и свитер, что лежал сейчас на стуле, но никак не вставать на ледяной пол ногами и не идти в соседнюю комнату и проверять, что на этот раз случилось с генератором.

Том упал обратно на ещё не успевшую остыть подушку и провёл руками по волосам. Мужчина не верил в ту ерунду про прошлые жизни, что некоторые люди их помнят и прочее. Но как ещё объяснить эти сны?

Он всё-таки поднялся на ноги, натянул башмаки и прошёл к окну. Не нужно было прикасаться к стеклу, чтобы понять, что оно было ледяным. «Хоть не треснуло, - подумал Том, проведя рукой по раме, - было бы совсем кошмарно».

Он не верил в прошлые жизни, но откуда у него такие яркие сны про тот летний вечер? Он, чёрт возьми, никогда не видел ничего подобного. Ни такого синего неба над головой, ни тех цветов, что валялись под ногами солдат, не чувствовал жары…

Когда Том родился, Зима бушевала уже почти год. Наступила она практически в разгар лета, ударила сначала небольшими заморозками, но с каждой неделей они всё усиливались, пока не превратились в настоящие морозы.

Кто-то говорил о новом ледниковом периоде, кто-то просто о конце света, некоторые кричали, что это кара за все грехи человечества, а учёные всего мира бились, пытаясь выяснить причины столь аномальной погоды.

Том был слишком мал, чтобы помнить об этом, но старшее поколение могло рассказать обо всех тех ужасах, что происходили в первые годы Зимы. О том, как люди заживо сгорали в собственных домах и квартирах, в попытке согреться, и, наоборот, замерзали на улицах или в кроватях, когда ударяли особенно сильные морозы.

«Но вот голод, - говорил старый Джек, - голод был намного страшнее. Продукты выдавали по карточкам, и то их никогда на всех не хватало. Тебя могли убить за кусок хлеба, а за сахар… А вот что делали за сахар, вам, детям, лучше не знать»

Том и не стремился узнать про начало Зимы, ни в детстве, ни сейчас. Сейчас его больше волновало, что делать с генератором и в какую сумму ему обойдётся покупка нового, если с нынешним не удаться ничего сделать. А ещё, как растянуть остаток лекарств, если у него трое заболевших детей и откуда достаться несинтетический кальций для сломанной руки Джека.

Но сейчас главное – возобновить подачу тепла, пока он окончательно не замерз.

Рация нашлась на столе, под открытой книгой. «Вино из одуванчиков» было одним из самых любимых произведений Тома. Мужчина не удержался и пробежался взглядом по открытой странице.

«Утро было тихое, город, окутанный мглой, мирно нежился в постели. Пришло лето, и ветер был летний – тёплое дыхание мира, неспешное и ленивое. Стоит лишь встать, высунуться в окошко, и тотчас поймёшь: вот она начинается, настоящая свобода и жизнь, вот оно, первое утро лета»

Том грустно улыбнулся и закрыл книгу. Для него лето жило лишь на страницах и в его воображении.

Рация привычно легла в руку.

- Алекс?

В ответ донеслись лишь одни помехи. Том повысил голос:

- Алекс!

Шипение и хрипы, а после заспанный голос друга:

- Слушаю.

- Это Том, у меня, похоже, снова сломался генератор, холод адский. Посмотришь?

Алекс выругался, но пообещал, что приедет.

Том сунул рацию в карман и натянул свитер. Шерсть приятно колола кожу, щедро делилась теплом. Мужчина наскоро заправил кровать и подошёл к шкафу, пытаясь вспомнить, остались ли у него ещё чистые носки.

Спустя пятнадцать минут, Том уже успел подогреть чайник на газовой плите (а его ещё называли сумасшедшим и предсказывали неизбежный пожар) и даже выпить одну кружку, около его дома остановился большой тёмно-синий внедорожник.

Стояла ясная погода, снег, словно усыпанный драгоценными камнями, блестел пол солнечными лучами, а несильный ветер чуть качал голые ветки деревьев. Тома эти деревья безумно раздражали, всем своим видом напоминая о чём-то несбыточном, но срубить их рука не поднималась. Слишком много в них было жажды жизни, раз уж им даже многолетняя зима безо всякой надежды на лето была ни по чём.