Зато теперь все поют, считая звезды, про дела отцов. Каждый своё, чтобы заработать на прошлом. Для одних это - семьдесят лет великих побед и великий менеджер Берия в голубой тайге забивает золотой костыль светлого будущего. Для других - лишь голубое сало до горизонта. Голубое, голубое, не бывает голубей. Зато какое раздолье для беле-триста и сценариста! Всё стало товаром: патриотизм и ниги-лизм, звёзды и костыли, секс и тайга, ГУЛАГ и бардак. Лишь бы глотали, не жуя. А уж режиссёр, дай ему бюджет, такое наворотит - все Оскары и Кинотавры сольются в экстазе с Никами средь голубой тайги. Не бывает голубей!... Это ветер гудит - бам! На просторах страны - бам! По мозгам обыва-теля - бам! И оскалом ГУЛАГа тайга улыбается нам - бам! И Лилипутин такой молодой! И новый дефолт впереди! Бам-м-м!

Да, как сказал бы протопоп Аввакум, всё сие речение блядь! Язык перестал совпадать с сущностью вещей. Время мертворождённого слова, в нём так нуждается власть. Прошлая и нынешняя. Говорим - Ленин, подразумеваем - тупая масса, послушная воле вождя. Говорим - партия, подразумеваем - культ личности. Говорим великая держава, подразумеваем - тупой советский гигантизм на костях. Говорим - антифашизм, подразумеваем - параноидальный сионизм. Говорим - свет в конце тоннеля, подразумеваем - слепящая тьма!

Всяк человек ложь! Паче других тот, кто у власти и иже с ним. И всё изреченное им - ложь. И всякая власть от человека - ложь!"

Данила Романович с тоской посмотрел на стол с ворохом рукописей и подумал, что и на сей раз победит тот, кто впишется в конъюнктуру - удобная посредственность. По её сценарию на государственные деньги снимут фильм, "объединяющий общество". Кого с кем и во имя чего? Это не важно, был бы повод выпить и погулять в День народного единства. А вот вождь революции считал иначе - прежде чем объединиться, нам нужно размежеваться.

И ведь получилось - размежевались, да ещё как. И до сих пор никакая рыночная экономика, никакие ларьки и вонючие базары на каждом углу что-то не сплачивают богатых и бедных "вокруг партии и правительства". А их всё больше, этих бедных. Наука всё объяснила - общенародное государство "воспроизводит бедных". Отечество славлю, которое есть, но трижды...!

Вот мы и дожили до этого самого отечества, которое трижды... будь оно трижды? Или нет, теперь оно по степеням - За заслуги перед Отечеством IV степени! Что же мы имеем в отечестве IV степени за заслуги? Я достаю из широких штанин... Вот с тех пор только и имеем в своём трижды Отечестве IV степени, ЧТО он тогда достал... Хочешь жни, хочешь куй - всё равно получишь то самое - из широких штанин!

Прозорлив был певец революции, ох, прозорлив! Напророчил в своём Отечестве. И к штыку приравнял перо, да что толку. Лучше бы приравнял к нему, глядя в будущее, президентское кимоно. Убойная сила! Гарант произносит речь, затем выходит в кимоно на ковёр и борется... с бедностью и коррупцией! Веселится и ликует весь народ! Глупый веселится, а хитрый векселится, ибо, как сказал ещё Карл Маркс, вексель - вот истинный Бог еврея и иже с ним.

Эффектный бросок через бедро - кто кого? Неважно, главное участие, а не победа. Ведь победит Дружба! А мы давно дружим с бедностью и коррупцией - они нам близки и понятны. Мне миллионы даёт страна улыбок женских, тонн чугуна! Бедность закаляет, а наркоманию, СПИД и алкоголизм мы победим речами президента - они исцеляют, как тень апостола Петра.

Понимая, что надо всё же начать читать, Данила Романович отложил фотографии и взмолился: "Господи, за что мне этот крест?" И услышал как будто в глубине души тихий голос: "Ты не хочешь нести свой крест?" Он даже оглянулся, но никого не увидел. Тогда он взял какой-то сценарий и лениво стал читать. Осилив две страницы, профессор задремал и скоро заснул. И во сне увидел себя в какой-то большой пещере, все её стены были увешаны крестами. Тот же голос сказал: "Молитва твоя услышана, выбери себе любой крест, по силе твоей ". Данила Романович стал рассматривать окружавшие его кресты - были тут старинные каменные, поросшие мхом, были железные, кое-где покрытые ржавчиной, а в других местах натёртые до блеска телами тех, кто их носил. Были огромные золотые кресты и ажурные серебряные. Наконец он увидел маленький деревянный крестик и спросил: "Могу я взять его?" И голос ответил ему : "Но ведь это и есть твой крест, другие в стократ тяжелее".

В глубине пещеры Данила Романович увидел ещё одни крест - он был так велик, что не вмещался внутрь и, пробив свод, уходил куда-то ввысь, в небо. Задрав голову, профессор едва мог разглядеть его вершину. Это был восьмиконечный деревянный крест-голубец, какие он часто видел в северных монастырях и на крестьянских кладбищах.

- Ты видишь крест России, в которой ты жил, - услышал Данила Романович. - Твой крестик сделан из того же дерева. Ты родился в тот год, когда рухнуло царство, и восстали слепые вожди слепых. Крест дан во спасение, чтобы Россия несла его до последних времён. И если она будет нести его, то и крест понесёт её, и тем спасётся.

В основании креста покоились черепа, источавшие миро. Дивное благоухание изливалось по всей пещере, и душа профессора наполнилась неизреченной сладостью.

- Это новомученики, пострадавшие за веру, - сказал голос. - Они наследуют царство Божие, ибо несли свой крест до конца и сораспялись Христу. На их костях стоит большой крест.

Слева от креста возвышалась гора других черепов, покрытых грязно-серым пеплом. В нём копошились черви и выгрызали на черепах пятиконечные звёзды.

- Эти отвергли Христа и служили бесам революции, - произнёс тот же голос. - По клейму на лбу их узнают на Страшном Суде.

Данила Романович вдруг ощутил смрад гниющих черепов и невольно содрогнулся.

- Возведи от тли живот мой и исторгни мя от гнуса сего, - прошептал он и проснулся.

Уже вечерело. Лениво скользя взглядом по столу, профессор заметил старые соловецкие фото и ... обомлел. Это было невозможно - он не спал, нет, но будто грезил наяву. Он видел тот же самый крест-голубец, будто и не выходил из пещеры. Взяв лупу, Данила Романович с трудом прочёл на нём надпись: "При строителе Пармене поставлен иеромонахом Ефремом 1917 года октября 24".

"Так вот оно что, - подумал он, - тот самый год, сто лет назад. Шестого ноября по новому стилю. Началось. Каждому своё. Почему всё рухнуло? Царь был плох, а временные ещё хуже? "Ослаб великий фетиш", - сказал Розанов. Ничто не вечно в падшем мире. И солнце когда-то погаснет, и небо свернётся как свиток. Претерпевший до конца спасется. Россия шла к своему кресту тысячу лет, сама выбрала тогда в 1917 году, как он свой крестик в пещере, и воздвигла силами этих забытых иноков. И понесла - пусть руками немногих, малого стада, неважно, ибо не стоит село без праведника. И ничто не стоит без него в этом мире - ни классы, ни партии, ни империи, ни вожди-истуканы, всё вотще... Рассказ дурацкий в устах идиота! В нём много шума, мало смысла. Власти приходят и уходят, истлевают в гробах вожди, генсеки и президенты, и гниют на свалках истории кумачи и триколоры."

Ему вдруг вспомнился звенигородский Спас. На голых досках, жёлтых как пески Синая, только лик Христа. Только он. За шестьсот лет все краски вокруг исчезли, как облетела земная суета на ветру вечности - прошли цари и царства, вожди и партии, революции и контрреволюции. Остался лишь Он как древний сфинкс в пустыне мира... Для иудеев соблазн, для эллинов безумие. Приидите ко мне... Иго мое благо и бремя мое легко есть...

А иным - иное бремя. Иудеям - иудейское, варварам - варварское. Пролетарии всех стран - соединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своих цепей. И что же? Что смогли эти несчастные морлоки, усвоившие психологию рабского труда? Одурманенные снами Веры Павловны и марксистским опиумом для народа? Разве соединились, сбросив кандалы? Или, сбившись в стадо под красным флагом, на старые цепи нацепили красные "вериги"? В коммунистическом государстве партийных и советских иезуитов. Во имя безграничной свободы безграничный шиголевский деспотизм. Сбылась мечта идиота!