-Хороши! - с чувством сказала Оля, глядя на то, как мы валяемся на земле, как загнанные борзые.
-Спасибо, - сказал я, с трудом отыскав силы говорить. - Сочтёмся.
-Я раньше не думала, что ты такой дурак, - сказала она, с известной долей восхищения. Аверин встал на ноги, пожирая меня глазами. Какую-то секунду мне казалось: сейчас оно последует, продолжение веселья. Но нет: Санёчек поднял миску и отошёл от нас. Друзья навсегда - подумал я.
-Красавчик! - Рифат поднял руку для приветственного хлопка, но я её проигнорировал. - Не понял, ты что - обиделся?
-Я не слышал, как ты кричишь - держите его...
-Так вы один на один выходили, - очень серьёзно сказал Рифат. - А с чего это я в ваши базары полезу? Так что ты это сейчас зря сказал, не в тему.
-То есть я ещё и виноват, да? - спросил я, но огорчённый татарин поднялся с бревна и гордо удалился. Ну как так получается, а? Женю все полощут, как бельё в проруби, а ему никому и слова сказать нельзя!
Через некоторое время разгорячённые нервы стали остывать, и тело покрылось липким противным потом. Достав из рюкзака полотенце, я спустился к воде, и немного освежился, зачерпывая мутную воду пригоршнями. Постояв немного в раздумьях - стоит ли сейчас подходить к Марине, я решил: была - не была, вот только немного успокоюсь.
Вид у Марины был серьёзный: лоб нахмурен, волосы растрёпаны, внимание полностью поглощено отчётом. Усаживаясь рядом, я сказал:
-Палыч велел провести со мной беседу.
-Да не буду я с тобой разговаривать, - раздражённо ответила Марина, заправляя за ухо упавшую прядь волос. - Зачем это мне? Хочешь быть клоуном - будь им, пожалуйста.
-А может, всё проще? - Я наклонился поближе к её уху. - Может, не надо клоунов натравливать на меня?
-В смысле? - Она подняла на меня взгляд, и в какой-то момент я почти поверил ей. - Я никого на тебя не натравливала. Ты больной, что ли?
-Хочешь сказать - это всё случайность? - Я кивком головы показал в сторону пинающего всё, что попадалось на пути, Аверина.
-Это закономерность. - Проследив за моим взглядом, Марина, как ни в чём не бывало, продолжила чирикать карандашом в марщрутной книжке. - Дело в том, что ты не умеешь себя вести по-человечески.
-Понятно, - В этот момент мне хотелось лишь одного: крепко взять её за плечи, и трясти, пока не отвалится голова. - Значит, ты его на меня натравила, а я же ещё и виноват. Прекрасно. Чудесно.
-Я никого на тебя не натравливала, - повторила она. - И я не считаю, что виноват ты один - оба хороши.
-Спасибо, - поблагодарил я, от всей души, с низким поклоном в пояс. Тут Марину немного проняло, наконец.
-Лукашин, тебе что, кажется, что ты для меня такая большая проблема? Что для того, чтобы тебя отшить, мне нужна посторонняя помощь?
-Вот и вся благодарность, - развёл я руками.
-Вообще-то я тебе уже поблагодарила, - сказала она, наконец-то отложив в сторону свой проклятый блокнот. - Но тебе оказалось мало, и ты увязался за мной в поход. Я снизошла, разрешила. А теперь, вместо того, чтобы сидеть на попе ровно, ты начинаешь меня позорить.
-Что? - замотал я головой, не веря своим ушам. - Я что начинаю? Позорить тебя? А ничего, что мне все вокруг говорят, что ты на меня забила? Думаешь, мне это приятно?
-А я и не обещала, что тебе будет приятно, - невозмутимо сказала Марина. - И разговаривать с тобой я не обещала. Что, нашёл уже ужасную опасность, которая мне угрожает? Ищи - разве не для этого ты сюда шёл?
-Не для этого.
-А для чего?
-Я тебя люблю, - сказал я, не слыша своего голоса: от волнения заложило уши. - Нравится тебе это, или нет.
-Ни то, ни другое. Мне безразлично, - спокойно ответила она, и ничто в её голосе даже не дрогнуло. - Потому, что и ты мне безразличен. Ну да, Лукашин, ты - добрый, ну да - весёлый, с чувством юмора, но на любом базаре таких, как ты - пять рублей пучок. Других конкурентных преимуществ у тебя нет. А теперь отстань от меня, пожалуйста - работать надо.
В принципе, на этом можно было бы закончить. Так хладнокровно меня ещё ни разу в жизни не унижали. Потому и не было опыта, как реагировать на такие вещи. Улыбнуться и уйти со словами: всё равно у нас ничего бы не получилось? Попросить разрешения остаться друзьями? Притвориться, что ничего не понял?
Я выбрал свой вариант. Тот, что подсказало мне сердце, гоняющее пылающую от избытка адреналина кровь по двум закольцованным маршрутам - малому и большому. Мой кулак врезался в дерево, под которым сидела Марина, и чёрные крошки размолотой коры посыпались вниз, на её волосы. Что-то хрустнуло, кажется один из пальцев. Круто, подумал я, кусая губы. Кажется, переправа отменяется по техническим причинам. Какая жалость.
-Пусть так, - ответил я, как только снова обрёл способность говорить. - Пусть всё, что ты говоришь - правда. Но всё равно, у меня есть право иметь к тебе чувства. И никто не смеет отбирать у меня это право, даже ты. Я буду любить тебя всегда, что бы ни случилось. Ясно тебе?
-Звучит, как угроза, - заметила она.
Потом я долго бродил по поляне, там, где чуть раньше выплёскивал обиду на гнилых пеньках мой ушастый друг Саша Аверин. Мозг распался пополам, на два полушария, и у каждого из них была своя правда. Левое говорило, что не стоит быть насильно милым. А правое кричало, что у меня всё получится - вот-вот, и её сердце дрогнет. Это были ужасные минуты, и я очень обрадовался, когда Палыч приказал выдвигаться.
Оля плелась рядом, лениво помахивая сорванным прутиком. От одного вида её рыхлого лица, уродливых хвостиков и перекатывающегося под майкой жира мне хотелось плакать и рвать что-нибудь зубами. Неужели отныне меня ожидает только такая мерзкая действительность, в которой нет места светловолосым девушкам с зелёными глазами? И, как апофеоз этих бессмысленных мучений - возвращение домой, к маме?
А потом - долгая счастливая жизнь.
Не помог мне Хозяин Леса. Выходит, он и впрямь - всего лишь фольклорный персонаж. Фуфло, короче.
Утопиться, что ли, в этой старице?
Наконец, мы остановились на длинной и узкой поляне, в половине пятого, где-то. Палыч снова назначил меня водоносом, и хорошо - Рифат по-прежнему обижался, а кроме него ни с кем говорить не хотелось. Я с жадностью схватил ещё мокрые нейлоновые вёдра, когда остальные лениво копались в рюкзаках. И таскал, таскал, таскал эту воду, не обращая внимания на пульсирующую боль, пока с воем не рухнул на траву: ноги свело судорогой.
-Ты же сейчас убьёшься, - не выдержала Оля. - Из-за кого? Из-за неё, что ли? Она этого не оценит.
-Тебе воды хватит? - морщась от боли, спросил я. Когда-то чистые и вполне новые джинсы превратились в обшарпанные бомжовские портки всего за два дня. К тому же и промокли насквозь - а замены нет, не взял.
-Пока хватит.
-Тогда вари свою гречу, а от меня отстань, пожалуйста...
-Больно надо, - гордо сказала Оля, отворачиваясь к закипающему котелку. А потом добавила, тихо, но так, чтобы я услышал: - Урод...
Скорее всего, так оно и есть, мрачно думал я, пытаясь проглотить вязкий, плохо проварившийся комок каши. Взять остальных, нормальных - все сидят, кушают, негромко общаются. А я, сижу в одиночестве и излучаю в пространство лучи ненависти ко всему живому. Надо что-то менять.
Рифат сидел рядом с нашей палаткой, в компании головастого Лягина. Чуть не в обнимку с ним - кто бы мог подумать. На меня он посмотрел искоса, недоверчиво. Ну, а Лягин даже не поднял на меня белёсых глаз - это уже стало нормой в наших отношениях.
-Риф, извини, я был не прав, - начал я ещё на ходу. - Вот тебе моя рука, брат. Что-то я какой-то дурной стал в последнее время.
-Не просто дурной, а вообще из-за угла мешком прибитый, - сварливо добавил татарин, и, словно прикидывая, можно ли мне верить, подождал немного, зыркая раскосыми глазами. Потом всё-таки пожал протянутую руку. - Женяка, послушай меня: бабы - это зло. Я-то знаю.
-Давай не будем сейчас об этом, - ответил я, так дипломатично, насколько смог. - Чем занимаетесь?
