Прошло три долгих и тоскливых года. Я все так же служил экономом при замке Мюнхгаузенов и полностью ушел в хозяйственную рутину. Закупка провизии, заготовка кормов, счета и финансовые отчеты перед налоговой инспекцией герцогства... Иногда мне даже начинало казаться, что так было всегда, а мои и Мюнхгаузена приключения и путешествия - всего лишь длинный, яркий и приятный сон.
10.2
В конце июня 1800 года судьбе было угодно привести меня в небольшой цветочный магазинчик на окраине Ганновера - ходили слухи, что его владелец, садовник Мюллер, выращивает какие-то совершенно необычные розы. Бернардина-Якобина возжелала, чтобы у нее по утрам теперь всегда были свежесрезанные цветы.
Владелец магазинчика встретил меня с распростертыми объятиями, и тут же принялся с увлечением рассказывать, какие у него имеются замечательные растения.
Он говорил с жаром, весьма увлеченно, - а я вдруг узрел в этом человеке моего друга, барона фон Мюнхгаузена! Не смог сдержаться и сказал ему об этом.
И о чудо! Садовник Мюллер тут же снял шляпу, очки, сорвал наклеенную на лицо бороду, и я в самом деле увидел перед собой Карла Иеронима, того самого Мюнхгаузена, которого знал много лет и с которым так неожиданно и трагично расстался три года назад!
- Барон! Боже мой, это вы!
- Я, Томас, я, - он тоже не смог скрыть своего волнения и даже смахнул с глаза слезу.
- Но как?... Как это возможно? - У меня дрожали губы. - Вас же похоронили... Я сам не раз бывал на вашей могиле!
Карл Иероним горько вздохнул и ответствовал:
- Три года назад по взаимному согласию с моими родственниками и бывшими друзьями я ушел из жизни в мир иной.
Я выпучил глаза. Стоявший передо мной барон был вполне реален и материален и нисколько не походил на призрака из потустороннего мира.
Мюнхгаузен, видимо, угадал мои мысли и немедля пояснил:
- Между мной и Бернардиной-Якобиной с компанией было заключено джентльменское соглашение о том, что ни я их, ни они меня беспокоить не станем... Я забрал Марту, поселился здесь, на окраине Ганновера и превратился в садовника Мюллера. Выращивал цветы, открыл вот этот магазинчик... Два года назад у нас с Мартой родился сын. Мы назвали его Андре - в честь деда.
Он вздохнул и грустно улыбнулся:
- И ты знаешь, меня полностью устраивала такая жизнь - размеренная, спокойная и серенькая...
- Не верю, - я затряс головой. - Вы же барон Мюнхгаузен, герой, путешественник!
- Ошибаешься, Томас. Я стал Мюллером, просто садовником Мюллером... Помнишь наш полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно? Мои работы по созданию ракетной техники?
- Еще бы не помнить! - фыркнул я. - Как будто вчера все было!
- Так вот даже эти работы я прекратил, - с горечью произнес мой друг. - Собрал все чертежи и расчеты и отослал в поместье моего друга барона фон Брауна. С припиской использовать эти наработки не ранее, чем через сто лет. Пусть кто-нибудь из потомков барона все-таки откроет человечеству путь в космос!
Он немного помолчал, грустно вздохнул и продолжил:
- Я сделался типичным образчиком городского мещанина: работа, домашнее хозяйство, семья. Работа, дом, семья. Все по кругу, строго по расписанию, с нашей известной всему миру пунктуальностью... И так длилось три года... Но вчера...
Мюнхгаузен замолчал и опустил взгляд.
- Вчера? Что случилось вчера? - Мое сердце замерло.
- Вчера Марта взяла сына и ушла, - сухо сообщил барон. - Оставила записку, что выходила замуж за путешественника барона Мюнхгаузена, а не за садовника Мюллера, и не намерена больше жить этой мещанской жизнью, без всяких событий и приключений...
- И вы... - У меня перехватило дыхание.
- И я решил вернуться, Томас! - Барон вскинул голову, и в глазах его полыхнули веселые искры. - Нет больше Мюллера! Барон Мюнхгаузен воскрес! Воскрес раз и навсегда!
Я был рад настолько, что не сдержался и немедленно заключил моего старого друга в самые горячие объятия, на которые был способен.
10.3
Известие о "воскрешении" барона Мюнхгаузена взбудоражило город. Радость вылилась на улицу, кто-то даже организовал маскарад и праздничное шествие. В мэрию студентами городского лицея было подано прошение о немедленном переименовании города Ганновера в Мюнхгаузенштадт.
Впрочем, не все разделяли всенародное ликование. Бернардина-Якобина и прочие родственники и бывшие друзья барона подали в суд исковое заявление, в котором объявляли Карла Иеронима самозванцем - дескать, садовник Мюллер сошел с ума и вообразил, что он Мюнхгаузен.
Суд долго вникал в суть вопроса и, в конце концов, решил провести экспертизу. На центральной городской площади установили огромную пушку, ствол которой был направлен едва ли не в зенит: чтобы доказать свою подлинность барону Мюнхгаузену предлагалось совершить полет на пушечном ядре на Луну. На самом деле, в пушку был заложен сырой порох, и после выстрела мой друг под общий хохот присутствующих просто шлепнулся бы на землю.
Но барон почуял неладное, да и фрау Марта - она снова вернулась к Карлу Иерониму, как только он перестал быть садовником Мюллером, - подтвердила, что пушка не готова к настоящей стрельбе.
По настоянию моего друга порох немедленно заменили на сухой.
Карл Иероним окинул присутствующих грустным взглядом, горько улыбнулся краешком рта и сказал:
- Я понял, в чем ваша беда: вы слишком серьезны! Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!
Ответом было молчание. Давящая, тревожная тишина невидимым покрывалом накрыла город. Только ветер шелестел листвой среди ветвей деревьев в городском парке.
Мюнхгаузен вдруг улыбнулся своей обычной озорной улыбкой, в глазах заплясали бешенные огоньки веселья:
- Кстати, три года назад я хотел подарить вам лишний день - тридцать второе мая, но тогда мой подарок не был принят. Так пусть же сегодня, наконец, будет именно этот дополнительный день в году! Тридцать первое июня, господа! Будем считать, что я отправляюсь в путь тридцать первого июня тысяча восьмисотого года! Никто не против?
Мы все словно онемели.
- Я так и знал, - чуть прищурившись, произнес мой друг. - Наш народ всегда славился единодушным одобрением всего и вся!
Он помахал рукой, прощаясь, и по веревочной лестнице стал подниматься к жерлу орудия.
Площадь замерла. Все понимали, что сейчас по всем законам обычной физики должна свершиться трагедия!
Но веревочная лестница, по которой барон взбирался к пушечному стволу, вдруг самым невероятным образом стала вертикально и начала стремительно вытягиваться вверх. Мюнхгаузен же упорно продолжал карабкаться по ней, и вскорости скрылся среди белых пушистых облаков.
- Томас, - позвал меня бургомистр, - вы лучше нас всех знаете барона. Объясните, что, черт возьми, происходит?
- Ничего особенного, - я пожал плечами. - Карл Иероним фон Мюнхгаузен решил не доверяться вашей технике и отправился на Луну пешком - вот по этой самой лестнице!
- Э... - наш градоначальник поперхнулся воздухом. - И никак нельзя вернуть его обратно?
- Увы, нет, - я покачал головой.
- А если мы снарядим экспедицию вдогонку? - встряла в наш разговор Бернардина-Якобина. - Вернем его на Землю принудительно!
- Боюсь, у вас ничего не выйдет, - я развел руками.
- Это еще почему? - подал голос Рампкомф-Хюден. - Я лично готов возглавить погоню!
- Там, - я указал рукой в небо, - там холод космический, цвет неба иной... Вакуум, дышать совершенно нечем... И еще радиационные пояса...
- А как же сам барон? - Любовник бывшей баронессы удивленно захлопал глазами. - Как он может пешком шагать по космосу в таких жутких условиях?
- Так это же барон фон Мюнхгаузен, - я снисходительно улыбнулся. - Он может все!
Лесенка, уходившая в небо, вдруг провисла, начала складываться и вскоре упала к нашим ногам.