К удивлению последнего, Ио любил дурачиться так же, как и его хозяин: он набирал высоту, а потом стремительно падал вниз, заставляя Билла восторженно визжать и ахать, а пролетая под скалами, специально разворачивался так, чтобы хозяина окатило водой с ног до головы. Сурм заливисто смеялся, дергал крылатую кошку за кисточки на ушах и прижимался крепче на особенно крутых виражах.

В этот день Тому открылась простая истина: Биллу не нужны были ни плетка, ни шпоры – они с Ио были одного поля ягодами, и чем бы ни руководствовались мантикоры, выбирая хозяина, Ио сделал единственно правильный выбор. Наблюдая за этими двумя, молодой Софит со всей очевидностью осознал, что женился на ребенке: где-то вредном, где-то славном, где-то глупом, но совершенном ребенке. Том как будто только сейчас открыл глаза и посмотрел на Сурма, не понимая, почему не разглядел этого раньше. Сейчас ему стало ясно, как день: от Билла, также как и от Ио, ничего нельзя добиться силой или принуждением, единственный способ заставить его что-то делать – это стать его другом и разговаривать с ним на равных. Молодой Софит впервые увидел в Билле не объект для поклонения и страстного желания, а совсем юного паренька, потрясающе красивого, но необыкновенно одинокого, живущего в своем, замкнутом мире, где у него был только один настоящий и верный друг.

И это был также первый день со дня их свадьбы, когда Том смеялся. Он улыбался, наблюдая за Биллом и мантикором, одинаково вытягивавшими шеи, чтобы подставить носы встречному ветру, и просто зашелся от хохота, когда, вернувшись домой, они направились мыться к источнику. Мантикор, с удовольствием растянувшись, расправил свои огромные крылья прямо на земле, и Билл был вынужден ползать вокруг, старательно натирая кожистые перепонки губкой, за что время от времени получал от нежащегося под светом лун Ио ласковый поцелуй шершавым языком.

Услышав смех, Билл обернулся, а потом, оглядев себя мокрого, перемазанного, стоящего на коленях, моющего вольготно развалившегося мантикора, тоже прыснул. Они смеялись вместе, и, казалось, этот смех и последовавшее за ним обливание друг друга водой и беготня вокруг настороженно свернувшей крылья кошки, так и норовящей подставить подножку Тому, объединили их сильнее, чем год встреч и полгода совместных выходов в свет. Они больше не были врагами, не таили друг на друга обиду – они просто были вместе и получали от этого удовольствие.

Их пребывание в домике на скале, начиная с этого дня, перестало быть обременительным и мрачным: они вместе готовили еду – точнее, Том готовил, а Билл мешался под ногами, пытаясь помочь, вместе летали вниз, на землю, чтобы собрать плоды деревьев, или лазили по парящим скалам в поисках рачков, которые в изобилии водились в источниках и имели прекрасный, нежный вкус. Они несколько раз спускались и к кипящим грязям, пахнущим заваренными листьями. Горячие потоки, пузырясь и шипя, вырывались из-под земли и стекали с небольшой возвышенности в образовавшиеся в глинистой земле чаши. В этих чашах грязи уже не кипели, но все еще оставались горячими, и Биллу очень нравилось погружаться в них.

После грязевых ванн супруги возвращались к себе на скалу, мылись в источнике, ели, что могли приготовить, и ложились спать в одну постель. Их дни были бы однообразными, если бы оба с интересом не присматривались друг к другу. Оказалось, что им очень легко вместе: оба любили шутить и смеяться, оба чувствовали, когда стоит говорить, а когда лучше помолчать, и обоим нравилось дотрагиваться друг до друга. Не сказать, что раньше они не делали этого, но теперь даже совсем невинные прикосновения приобрели для них совершенно иное значение: они были наполнены тем пылким жаром и стеснением, которыми бывают отмечены только первые, несмелые попытки взаимного сближения.

Шли последние дни медового месяца, и Том с тоской думал о скором возвращении в столицу. Он боялся, что только обретенное хрупкое взаимопонимание, установившееся между ним и Биллом, разрушится, если вмешается безжалостная, холодная реальность и ежедневные обязанности, которые так презирал его молодой супруг. Оба были немного сбиты с толку теми чувствами, которые родились за этот короткий промежуток времени и в которых ни один из них еще не успел разобраться, каждый был как будто замкнут сам в себе, но при этом робко тянулся к другому.

На кипящие грязи они отправились и в один из последних дней, стараясь не показывать подступающего волнения и не желая нарушать привычное времяпрепровождение. Сурм с удовольствием нежился в одной из грязевых чаш, переворачиваясь и дразня мужчину гибким желанным телом, измазанным грязью. Том развалился рядом; загребая руками жидкую грязь, время от времени он как бы невзначай касался бока Билл, заставляя того почему-то смущаться и краснеть.

Очередной раз развернувшись, Том потерял равновесие и почти плюхнулся на Сурма, который вдруг не предпринял никаких мер, чтобы избежать его объятий. Том секунду вглядывался мужу в глаза, а затем наклонился и поцеловал его прямо в губы. Он не углублял поцелуя, боясь, что Билл оттолкнет его, но этого не случилось – наоборот, Сурм разомкнул губы, впуская язык Тома, отвечая на поцелуй раскованно и умело. Мужчина скользнул языком по горячим вкусным губам, проникая глубже, поглаживая, ощупывая все внутри жаркого, влажного рта, исполняя свою давешнюю мечту, стараясь быть нежным, чтобы не напугать мужа.

Но едва мысль о том, что этот поцелуй для Билла далеко не первый и что он весьма искусен в подобных ласках, дошла до Софита, он немедленно отстранился. Следующая мысль, посетившая его голову, была еще более неприятной и пугающей: возможно, его супруг умеет не только целоваться, но успел познать и другие плотские утехи?

Тому стало страшно. Всю дорогу до дома и все время купания в источнике он даже не смотрел на смущенного такой реакцией на поцелуй Билла. Он с ужасом думал о том, что его супруг не девственник и, может, даже носит под сердцем ребенка от другого мужчины.

Софит не представлял себе, что будет делать в этом случае: следует ли ему признать ребенка или потребовать расторжения брака? Он все накручивал себя, представляя самое худшее, нервничая и не замечая, как притих Билл.

Сурм смешался, он был опьянен поцелуем: Штефан никогда не целовал его так бережно, нежно, как будто пробуя на вкус, губы Тома были такими необыкновенно мягкими и теплыми, ласковыми и влажными, что хотелось купаться в этом удовольствии.

Он был обескуражен, когда муж вдруг прервал поцелуй и выглядел при этом отнюдь не довольным происходящим. Билл не знал, почему Том хмурится и молчит, отворачиваясь. Юноша боялся, что сделал что-то не так, опять чем-то обидел Тома, но спросить расстроенного супруга, что же случилось, не решался.

За ужином каждый смотрел в свою тарелку, оба чувствовали себя ужасно. В конце концов, бледный, успевший напридумывать Боги знают что, Том задал мучивший его все это время вопрос:

- Билл, ты когда-нибудь был с мужчиной?

В ту же секунду, когда до юноши дошло, о чем спрашивает муж, краска смущения залила все его лицо. Он не мог поднять взгляда от тарелки и, покачав головой, еле выдавил:

- Нет, - и после непродолжительной паузы добавил. – Я хотел подождать до свадьбы…

- Со мной? - горько усмехнулся Том, заставив Билла еще сильнее смутиться и опять покачать головой.

Софит вздохнул, но облегчение от сознания того, что Сурм сохранил невинность, не приходило. Он чувствовал себя глупо, пытаясь строить отношения с человеком, о котором совсем ничего не знает, и боялся, что его фантазии опять сыграют с ним ужасную шутку.

- Билл, - решившись, позвал он. – Я хочу попросить тебя, точнее, я хотел бы договориться с тобой… Я, наверное, готов забыть, как начался наш брак, но я хочу быть уверенным кое в чем… Я знаю, ты не клялся мне тогда всерьез… Но я думаю, если ты пообещаешь мне сейчас, я поверю… - Том немного запинался, волнуясь и торопясь изложить свою мысль. – Я просто хочу сказать, что не переживу, если ты изменишь мне, – наконец, выпалил он.