Синеющая вдали, гладь пока не тронутого льдом озера теперь приобрела еще более глубокие оттенки и не отпускала от себя, завороженно всматривающихся в этот ультрамарин глаз. Скрываясь здесь от всего насущного, я ощущал покой и не дичился, вдруг заполнявшей меня до краев пустоты. Это была моя аномальная зона, где я запросто терялся и желал, чтобы меня как можно дольше не нашли. Лишь здесь наверху, было способно выполняться так требуемое мне условие – безграничная тишина снаружи и полный штиль внутри.

Я вполне мог всё это сам для себя выдумать, безропотно следуя за потерявшемся в лабиринте фантазий разумом. И называть мои душевные трансформации тоже можно было по-разному, но факт оставался для меня фактом. Давно не верящий в сказки и россказни, я простодушно поверил тому, кто однажды сказал мне, что это место вполне может вылечить.

Стоя у падающего вниз обрыва, я будто превращался в чистый лист, готовый к принятию любой истории, какую бы ни взялась писать моя судьба. Я жадно вдыхал пьянящий голову воздух и словно делал глоток, неведомой и недоступной мне обычно свободы. От бесконечных раздумий и преследующих по пятам сомнений, являющихся бессмысленными по своей сути, но не желающими меня покидать.

Хотя, я привык... Смирился с тем, что однажды исчезнув, он никуда не делся и просто продолжал быть. Словно застрявший в исковерканной плоти острый осколок, парень с кофейного цвета глазами накрепко засел в моих мыслях. Не было ещё такого дня, чтобы мне удалось забыться и ни разу о нём не подумать. Сделать спокойный вдох и лишенный только лишь мне известного умысла выдох.

Вернувшая прежний уклад, моя жизнь не изменила присущего ей размеренного ритма. Всё оставалось на своих местах и было таким же, каким и всегда. До него. Те же, давно знакомые мне люди, не приносящие сюрпризов события и рутинные, порой набивающие оскомину своей обыденностью дела.

Мятеж был во мне. Билл что-то сломал, неожиданно появившись, а потом также исчезнув из моей жизни. Я бестолково метался, барахтаясь в водовороте тянущих меня по разным берегам чувств и никак не мог с собой договориться. Наверное, помимо самого меня, одному Богу было известно, как яростно я хотел его забыть! Выдрать из себя с мясом, упрямо преследующий во сне и наяву образ, не выпускающий из пут памяти своей необыкновенностью и какой-то необъяснимой притягательностью. Во всём, чем мне довелось за это время насладиться. Руководствуясь здравым смыслом и пытаясь спастись, я гнал от себя любые, связанные с ним мысли и ими же упивался, дивясь тому, как тщательно храню и в себе же их консервирую. Противоречащие друг другу, эти чувства замыкались в цикл и с головой топили меня в своем нещадном омуте.

А здесь, замерев на уходящей из под ног земле, я будто делал глоток свежего, кристально чистого воздуха и со всем примирялся. Я брал тайм аут для своей израненной души и мне на какое-то время становилось равнозначным – всплывать к поверхности или идти ко дну.

С наступлением зимы и обычных в нашей местности холодов уже в самом её начале, посетителей в «Дух барсуках» закономерно прибавлялось. Лишенный излюбленной возни в своих садах, люд стремился туда, где можно было согреться, скоротать ничем не занятое время за разговорами и перекусить. Жители нашей деревеньки любили не только вкусно и плотно поесть, но и посудачить, передавая из уст в уста последние новости, если таковые имелись. О покинувшем нас и многим здесь полюбившемся, известном писателе тоже по-началу говорили, но вскоре забыли, найдя для пересудов более насущные темы.

Даже Ева, которая долго сокрушалась по его отъезду и отказывалась верить в естественность этого события, теперь, казалось, не помнила его и в помине. Поэтому, когда сегодня утром, она плюхнулась на стоящий перед барной стойкой стул и деловито выложила на столешницу сложенный вдвое лист, я не почуял никакого подвоха. Развернув бумагу и пробежав глазами по имеющейся на ней единственной, состоящей из букв и символов строчке, я в изумлении уставился на сестру:

- Что это?

- Электронный адрес. Напиши ему.

Опешив, я смотрел на заставшую меня врасплох кузину и понимал, что зная её всю свою жизнь, я явно что-то упустил и теперь недооценивал.

- Ева, он вернулся в свою жизнь, понимаешь? - напомнил я, когда моя речь соизволила вернуться. - О чём я могу ему написать?

- О чём угодно. Например о том, как сильно ты похудел и оброс.

Ухмыльнувшись, я неосознанно коснулся пальцами стремительно распространявшейся по моему лицу растительности и отвернулся к призывно пищащему и требующему внимания кофейному аппарату.

- На тебя смотреть страшно, - не сдавалась сестра, продолжая говорить мне в спину, - выглядишь, как смертельно больной. Ты ел сегодня?

- Нет ещё.

Чувствуя всё возрастающее во мне напряжение, я продолжал возиться с машиной, хотя она того уже не требовала. Сейчас мне стали понятны эти странные и пристальные взгляды, которыми меня то и дело одаривали мои женщины. В последнее время, они частенько замолкали, когда я неожиданно входил в занятое ими помещение и принимались, вот прямо как и я, за несуществующие дела. Тетушка зачастила с семейными обедами и ужинами, грозясь до конца своих дней на меня обидеться, если я проигнорирую приглашение и не соизволю прийти. По сему получалось, что старательно мною изображаемое спокойствие таковым не выглядело и актер из меня выходил никудышный.

- Если ты не напишешь, я сделаю это сама. Не могу смотреть, как ты мучаешься!

Зло зыркнув на поставившую мне глупейший ультиматум девушку, я скомкал лист с адресом и зашвырнул его в мусорную корзину.

- Не смей, Ева.

Недовольно фыркнув дрогнувшими в гневе ноздрями, сестра залилась краской и была теперь похожа на вспыхнувший от малейшей искры факел.

- А ты просил его остаться? - повысив голос, выпалила она.

Посмотрев на неё с опаской, я потупил взгляд, вдруг осознав, что не имею никаких сил для продолжения этой бестолковой тяжбы.

- Если, это так можно назвать, - усмехнувшись, я устало опустился на стул и уткнулся лбом в сложенные перед собой руки.

- Том, я чего-то не знаю? - искренне удивившись, Ева сменила гнев на милость и погладила меня по ссутулившейся спине.

Я кивал, не сумев поднять словно налитой свинцом головы и пытался предположить, что последует за намеревавшимся сорваться с моих уст признанием.

- У вас... Что-то было?

Не ожидав такого стремительного вывода, я замешкался с ответом и, вместо запутавшихся в моих мыслях «Да» и «Нет», просто пожал плечами.

- Чёрт тебя дери, Том! Говори уже! - снова вспылив, сестра с силой пихнула меня в плечо, заставив подняться и встретиться со сгораемым от любопытства взглядом.

- Я его поцеловал.

- Ну? И?

- Ничего, - мои плечи вновь поползли вверх, а губы непроизвольно скривились, совершив безуспешную попытку растянуться в улыбке.