- Идиот... Боже, почему я такой идиот? - впиваясь пальцами в гудящие виски, я жаждал знать, почему Создатель подсунул мне брак и обделил мою черепную коробку нормальными мозгами.

      Сомнений не было – своей несдержанностью, я искалечил то, что вряд ли подлежало восстановлению. Украв этот поцелуй, я поверг парня в шок и наверняка обидел или даже оскорбил. Других вариантов, у меня, к сожалению, не было. Я попросил его меня простить и готов был извиняться бесконечно, но стыд, был ни единственным, сгрызаемым меня сейчас чувством.

      Неожиданно поддавшись нахлынувшему на меня наваждению, я словно расставил точки, над подвешенном в воздухе «i». И они оказались вовсе не теми, о которых я тайком, даже от самого себя грезил. Моя, так громогласно вопившая изначально, интуиция в какой-то момент притихла, совершенно опрометчиво оставив меня один на один со влекущей в свою пучину пропастью. И я шагнул в неё. Забыв о губительной высоте и дарованном нам при появлении на этот свет чувстве самосохранения. Я поддался этому коварному искушению, забыв и том, как больно бывает падать.

      И сейчас, сидя в кромешной темноте, я рукоплескал своей глупости и умолял замолчать скребущееся в груди сердце. Оно жестоко обманулось и не снискав взаимности, теперь болезненно ныло. Мне казалось, что кто-то правящий нами наверху, злорадствующе потешался и вновь пытался преподать мне так и не выученный когда-то урок. И даже сосны, клонящие свои стволы от вдруг налетевшего порывистого ветра, казались неодобрительными и махались в мою сторону колючими ветками.

      Жалеть о чём-то и припоминать себе о звонящей когда-то в колокола осторожности, было слишком поздно. Обладатель глаз цвета крепкого кофе, уже занял в моём сердце своё царственное место и свергнуть его с этого пьедестала мне было теперь не под силу.

      Спать я ложился совершенно измотанным и разбитым. Перевернувшись с боку на бок больше десятка раз, я закрывал глаза в надежде на встречу с проглотившей бы меня темнотой, но вместо своей спасительницы, продолжал видеть одно и то же. Стоящий передо мной как наяву, этот образ сбивал едва-едва успокоившееся дыхание и манил меня всё дальше от обещающего забвение сна. Я не смел его прогнать, раз за разом переживая этот шквал немыслимой силы эмоций, который подталкивал меня вновь и вновь оказываться на освещенной ночным светилом дороге.

      Проваливаясь в тяжелый сон, я неожиданно осознал, что абсолютно не поддаюсь жизненной дрессуре и, вероятно, от природы являюсь мазохистом. Во мне сиреной выло понимание того, что доведись случиться чуду в виде дарованной мне возможности заново пережить этот вечер, я принял бы предложение и прожил его без каких-либо изменений.

      Воскресенье для меня началось уже после полудня. Вместе с довольно мучительным пробуждением, ко мне настойчиво возвращались будоражащие и без того воспаленное сознание мысли и я сам для себя сказался больным. Словно вторя моему поганому самочувствию, природа за окном тоже буйствовала, штурмуя моё жилище ураганной силы ветром и хлеща по крыше и стеклам проливным дождем. Не удосужившись подняться с постели, я смотрел на лижущие окно косые струи и думал о том, что с моим диагнозом, любой, даже самый квалифицированный врач абсолютно бесполезен.

      Погрязший в собственных переживаниях, я ловил себя на мысли, что отдал бы всё у меня имеющееся, лишь бы узнать, о чём сейчас думает Билл. И как бы мне ни хотелось ясности, я был рад имеющемуся у нас запасу времени, в течение которого можно было остыть и поразмыслить. В данный же момент, мне не хватало трезвости ума и здравости мысли и я совершенно не представлял, как мне себя с ним вести, случись прямо сейчас увидеться. Я изо всех сил старался отвлечься, но сам того не желая, весь остаток дня писал в голове сценарии к нашей будущей встрече. Прикидывал, что и как ему скажу, перебирал в памяти его жесты и взгляды, ища в них помощи и, быть может, подсказку.

      Утро понедельника встретило меня хоть и поутихшей, но все той же промозглостью. Разящий с ног, вчерашний ливень, сменился на затяжной, монотонно шипящий в лужах небесный поток. Сопровождавшая меня фоном, эта мелодия переплеталась со звуками работающих дворников и, вопреки расхожему мнению, не успокаивала, а только нагнетала. Сжимая влажными пальцами рулевое колесо, я направлялся в «Два барсука», где по моим ощущениям, меня ждала не обыденная рутина, а как минимум гильотина или палач.

      Но, ни моим опасениям, ни питающим меня надеждам, в этот день сбыться уготовано не было. Писатель в «Двух барсуках» не появился, ловко возмутив во мне противоречащие друг другу чувства. Проведя весть день как на иголках, к вечеру, я негодовал и злился, одновременно с этим испытывая невероятное облегчение. Моя «казнь» не состоялась и я всё еще мог надеяться на милость того, кто мог бы уже сегодня рубить с моего плеча. Немного успокоившись, я списал отсутствие парня на моросящий добрую половину дня дождь, хотя отлично помнил, что зонтом и сапогами молодой человек пользоваться умел.

      Следующим утром была не моя смена, но ища с ним встречи, я проявлял завидное упорство и на рабочем месте появился в урочное для Билла время. Тем более, что небеса над нами сжалились и очень кстати угомонились, прекратив посылать на наши головы свои заунывные рыдания. Привыкшая к моему не совсем адекватному в последнее время поведению, зевающая Ева совсем не удивилась моему появлению и не сказав и слова, продолжила расставлять салфетницы на столы.

      Билл не пришел, ни в обычные для него девять, ни в десять, ни в одиннадцать часов... Теперь мне было совершенно очевидным, что виною всему был не бесчинствующий несколько часов к ряду дождь, а я, который выставил себя последним на этой земле идиотом. Молодой человек совершенно справедливо меня избегал, не желая больше иметь дела с кидающимся на него невпопад придурком. К такому повороту событий, я был не то чтобы не готов, просто до последнего надеялся на иной, мало-мальски благополучный для меня исход.

      Словно застигнутый этим откровением врасплох, я предпочитал прикидываться тенью и пребывал в сковавшей меня по рукам и ногам растерянности. Во мне свербила ярая потребность с ним поговорить, пусть бы этот разговор состоял сплошь из моих извинений. Меня ломало и было некомфортно физически. Как лишенный дозы зависимый, я был готов довольствоваться тем самым малым, какое хотя бы частично, могло облегчить мою ничтожную участь.

      Заметив к полудню моё не совсем здоровое состояние, Ева гнала меня домой, обвиняя в носительстве болезнетворных вирусов и почти преступном желании всех здесь заразить. Игнорируя возмущенное бормотание сестры, я решил, что терять мне особо нечего и добровольно отправился на растерзание.

- Ева, ты Билла давно видела?

- Вчера, - не задумываясь ответила она и на всякий случай отодвинулась от меня подальше.

- Где?

- На почте, а потом в лавке у Фишера, - не понимая сути моих вопросов, сестра смотрела со все возрастающим подозрением. - А что?

- Он второй день не приходит завтракать.

- Ты чего, соскучился что ли? - просияв и растеряв всякую мнительность, девушка ринулась обратно, а я приготовился к тому, что сейчас из меня вытрясут душу.