Вскоре после этого сэр Джеффри откланялся и, пока не подали чай, оставшиеся живо обсуждали последние новости. Затем раздался стук в дверь, и все замерли в ожидании очередного гостя, но несколько минут спустя вошел дворецкий с запиской, которую принес посыльный со Стейна. Письмо было от Уорта; граф просил юношу навестить его завтра утром, дабы обсудить условия брачного контракта. Джудит выслушала, как оно было прочитано вслух, после чего отвернулась и взяла со столика подле софы роман под названием «Самообладание»[104]. Но даже описание путешествия Лауры вниз по Амазонке не смогло заинтересовать ее. Было очевидно, что Уорт не желает ее видеть; в противном случае он назначил бы встречу с Перегрином на Марина-Парейд.
Разговор, состоявшийся на следующее утро, привел Перегрина в благодушное расположение духа. Уорт вновь превратился в приличного малого и, если его резкость в Какфилде не была забыта окончательно, то он явно ступил на путь к прощению.
Первым, с кем Перегрин поделился хорошими новостями, стал мистер Бернард Тавернер, коего юноша повстречал на Ист-стрит, у входа в почтовое отделение. После истории с несостоявшейся дуэлью Перегрин относился к своему кузену с нескрываемой холодностью, но сейчас от счастья он готов был обнять и злейшего врага, что и побудило его пригласить мистера Тавернера на чай к ним в особняк на Марина-Парейд нынче же вечером. Приглашение было принято, и вскоре после девяти часов мистер Тавернер постучал в дверь; его провели в гостиную, где он принялся развлекать дам рассказами о скачках, на которых побывал днем. При этом он не забыл пожелать Перегрину счастья и вел себя настолько любезно и дружелюбно, что даже миссис Скаттергуд была вынуждена отдать должное изящным манерам мистера Тавернера, почти сожалея о том, что жизненные обстоятельства сделали его столь неподходящим претендентом на руку Джудит. Он никогда не пользовался особой ее благосклонностью, но она признала: Бернард с честью выдержал удар, узнав о приближающейся свадьбе своего кузена – во всяком случае, куда лучше адмирала, которого они имели сомнительное удовольствие лицезреть уже на следующий день.
Вполне естественно, основной темой их семейных разговоров стала женитьба Перегрина. А тот пребывал в приподнятом настроении и, поделившись с сестрой собственными планами, принялся насмехаться над ней – Джудит вынуждена смириться с тем, что он женится раньше, чем она выходит замуж. Перегрин не преминул недвусмысленно намекнуть сестре, что уже совсем скоро и она последует за ним к алтарю.
– Обойдемся без имен, – зубоскалил Перегрин. – Молчу-молчу! Впрочем, можно смело сказать, это не будет некий джентльмен, предпочитающий море суше, и не высокий худой человек незнатного происхождения с длинными ногами, равно как и не та эксцентричная личность, что водила тебя с Марией в Британскую галерею…
– Как ты можешь так говорить, Перри? – перебила его сестра, смущенно отворачиваясь.
– О, можешь быть покойна: я не выдам тебя никому! – продолжал издеваться Перегрин. – Если тебе по душе красный мундир, то я не вижу в этом ничего плохого! Красный мундир для женщины – это все, а если среди твоих знакомых и есть некий офицер, своей галантностью и остроумием затмивший всех остальных, то я уверен, что никто не догадывается, кто он таков!
Своим натужным остроумием Перегрин изрядно смутил ее, и она не знала, куда девать глаза под пристальным взглядом кузена. Миссис Скаттергуд начала ворчать, поскольку подобные развеселые разговоры претили ее чувству приличия, но Перри разошелся не на шутку, и ее упреки возымели совершенно противоположное действие. В конце концов мистеру Тавернеру пришлось направить разговор в другое русло, что он и сделал, внезапно заявив:
– Кстати, Перри, все эти разговоры о женитьбе напомнили мне кое о чем. Смею предположить, вам понадобятся слуги. Не надобен ли вам, часом, еще один грум? Уже скоро я должен буду рассчитать некоего славного малого и потому с радостью подыскал бы ему достойное место. Нет, он ничем передо мной не провинился, просто я продаю экипаж и, в отличие от вас, хочу сократить штат своей прислуги.
– Продаете экипаж! – воскликнул Перегрин, мысли которого моментально приняли иное направление. – Но почему? Только не говорите мне, что у вас в карманах ветер гуляет!
– Все не так плохо, – с легкой улыбкой ответил мистер Тавернер. – Но я люблю предвосхищать события, когда могу, разумеется, и потому решил по возможности сократить собственные расходы. Мой отец свой экипаж оставляет, естественно, поэтому не думайте, будто отныне мне придется ходить пешком. Но, если у вас в конюшне найдется место для моего работника, то я с радостью готов рекомендовать его вам.
– О да, конечно, еще для одного грума всегда найдется работа, – радушно отозвался Перегрин. – Пусть приходит, я поговорю с ним. Пожалуй, я готов нанять его уже ради того, чтобы Хинксон проникся к вам благодарностью!
– Охотно верю, что уж кому-кому, а ему дорога в Уортинг прискучила, – с лукавой улыбкой добавил мистер Тавернер.
Будь на то воля Перегрина, Хинксон вообще не слезал бы с облучка, но, к счастью для него, сэр Джеффри Фэйрфорд еще не настолько воспылал привязанностью к своему будущему зятю, чтобы лицезреть его в своем доме каждый день. Он поставил за правило, что Перегрин может навещать Гарриет только по понедельникам и четвергам, однако, поскольку озабоченность леди Фэйрфорд не позволяла ему разрешить Перегрину возвращаться в Брайтон после наступления темноты, эти визиты растягивались до следующего дня, так что влюбленных жалеть было, в общем-то, не за что.
А мистер Тавернер полагал: пожалеть следует, скорее, Джудит, и однажды вечером на ассамблее в гостинице «Замок» так и сказал ей об этом:
– Перри совсем забыл о вас. Он думает только о том, как бы поскорее попасть в Уортинг.
– Уверяю вас, меня это совершенно не задевает. А с его стороны подобное поведение вполне естественно.
– Когда он женится, вы будете чувствовать себя одинокой.
– Разве что совсем немного. Но это меня не тревожит.
Он, приняв из ее рук пустой бокал из-под лимонада, поставил его на стол.
– Перегрин должен считать себя счастливчиком, раз у него есть такая сестра. – Взяв ее шаль, осторожно укутал ею плечи девушки. – Я намерен кое-что сказать вам, Джудит. В вашем доме рядом с вами неизменно находится миссис Скаттергуд; мне не удается остаться с вами наедине. Вы не хотите прогуляться со мной по саду? Ночь очень теплая; вы не замерзнете.
Сердце у нее упало, и она в смятении ответила:
– Я бы предпочла… то есть, для подобного уединения нет причин, кузен.
– Не отказывайте мне! – сказал он. – Неужели я не заслуживаю того, чтобы вы побыли со мной наедине хотя бы пять минут?
– Вы заслуживаете много большего, – ответила она. – Вы сама доброта, но, поверьте, вы ничего не добьетесь… тем, что предлагаете.
Они стояли в одной из комнат по соседству с бальной залой, и, поскольку там вот-вот должен был начаться очередной танец, в помещении, кроме них, больше никого не было. Мистер Тавернер огляделся по сторонам, а потом, взяв руку Джудит в свои, произнес:
– Тогда позвольте мне высказать вам все прямо сейчас, поскольку я более не могу молчать! Джудит – дорогая, милая моя кузина! – неужели для меня нет надежды? Но вы не смо́трите на меня! Вы отворачиваетесь! Господь свидетель, мне нечего предложить вам: нечего, кроме сердца, которое принадлежит вам с того самого момента, когда я впервые увидел вас! Ваше положение и мое – увы, слишком различное – требовало от меня молчания, но так дальше продолжаться не может! Будь что будет! Я видел, как другие домогаются того, о чем я не осмеливаюсь просить. Однако человек не в силах вынести такого! Джудит, умоляю вас, посмотрите на меня!
Она подняла глаза на его лицо, но ответила ему с нескрываемым волнением:
– Прошу вас не говорить более ни слова! Дорогой мой кузен, за вашу дружбу я буду вам всегда вечно благодарна, но если я (невольно, поверьте) внушила вам надежду на более нежные отношения… – Голос девушки прервался; она жестом призвала его к молчанию.