– Мой Император, – вперед вышла Королева Лэйтилен и поклонилась государю, – я не рассчитывала, что вы так быстро закончите экскурсию.
– Я не нуждаюсь в экскурсиях, я здесь ради Турнира Чемпионов. А вот вы, видимо, уверены в своей победе, раз продолжаете заниматься делами региона, будучи осведомленной о моем присутствии. Это некрасиво, вы показываете свое неуважение ко мне!
– Ни в коем случае, Император. Эта встреча была запланирована еще за месяц. Кораблестроители прибыли со всех концов Мейрилии. Здесь показаны макеты не только военных, но и торговых кораблей.
– Не оправдывайтесь, вам это не идет. Заканчивайте, я зайду к вам вечером, а пока пойду, пообедаю, мне рассказывали, что здесь превосходные морские блюда, – направляясь к выходу, бросил Торрас.
Королева Лэйтилен от наглости Императора была вне себя от злости – еще никогда с ней так резко не разговаривали, причем в присутствии гостей. Все обаяние и добродушие пропало, она сухо выбрала два макета, тем самым одобряя строительство.
– Заседание окончено, об этапах строительства прошу сообщать немедля, – придерживаясь этикета, но еле сдерживающая себя, резким голосом проговорила Королева.
Гости, ошарашенные произошедшим, молча кивнули и удалились из зала быстрым шагом.
Лэйтилен открыла створки окон и посмотрела на морской пейзаж. Цветочные клумбы на подоконниках домов дарили неописуемый аромат, отчего Королева понемногу приходила в себя. Мысли о том, что ничем хорошим визит нового Императора не закончится, не покидали голову. Невольно Лэйтилен вспомнила прошлого Императора Арканы – Гварраса, человека, который никогда не позволял себе показать свою власть и давление на своих подчиненных и единомышленников. Для него все люди были равны, к каждому он относился с уважением, несмотря на его статус и положение в обществе. Из-за этого Гварраса почитали и любили везде, где бы он ни бывал. Гваррас никогда не показывал свое преимущество над другими, хотя объединение и создание Империи дело именно его рук. Манеры же его наследника просто поражали Королеву, он не смущался показывать свою власть, его не смущали ни возраст, ни статус. Не боясь ничего, он мог сказать все, что вздумается ему в голову, считая себя выше других.
***
В это время Саррас находился в трактире «Берлога», как к нему подсел мужчина, его лицо было закрыто капюшоном. Человек был в зеленой куртке, черных кожаных штанах, на поясе висел кривой кинжал. Черный капюшон закрывал лицо наполовину, была видна только щетина светлого цвета. Саррас проговорил собеседнику:
– Кого опасаешься, Швард? Здесь все свои!
– Шварда не будет, как раз об этом я и пришел поговорить, – ответил собеседник, снимая капюшон, один глаз у него закрывала черная повязка. Длинные светлые волосы небрежно падали на плечи.
– Лестер? Я рад тебя видеть, что со Швардом?
– Моего брата посадили в тюрьму! – грустно сообщил Лестер.
– Как? За что?
– За убийство. Для чего ты нас звал?
– Жди здесь, я сейчас позову Виору и Боргара, они должны тоже все знать, – вставая из-за стола, предупредил Саррас и направился к выходу.
– Я пока возьму эля, – вслед прокричал Лестер.
Примерно через полчаса, Саррас вместе с Виорой и Боргаром вернулись в трактир. Лестер сидел в одиночестве за дальним столиком, рядом с камином. Он нервно озирался по сторонам, как будто ожидая какой-то западни.
– Что тревожит тебя, мой друг? – спросил Саррас, хлопая по плечу Лестера.
– Я нахожусь в розыске. Мне повезло, что сюда добрался без происшествий, передвигался только по лесным тропам и только ночью, – ответил Лестер.
– Как же так произошло, что ты в розыске, а Швард уже за решеткой? Вы же в одной деревне живете, – округленными глазами посмотрела на юношу Виора.
– После окончания Школы Лезвий, мы переехали в Дарскрай. В глухой деревеньке продавался дом, там требовались охотники, так как в деревню стали каждую ночь наведываться волки и резать овец в страшном количестве. За отстрел волков предлагали неплохие деньги, вот мы с братом и согласились. Летом их было сложно отыскать, в чаще скроются, поди, найди. Осенью ставили привады, а когда волкам зимой жрать было нечего, кроме как в деревню наведываться, расставляли вместе с привадами капканы и ловили их. В деревне волков тоже немало мы отстреливали, но самая охота все-таки зимой шла. За первые два года мы подстрелили более тридцати зверюг. За каждую шкуру взрослого волка нам давали в селе по пятьдесят монет, так что мы быстро устроили хозяйство, купили две коровы и десяток кур. Волков становилось все меньше, работы все же не убавлялось. Волки стали хитрее, уже так не попадались на капканы, да и за овцами стали значительно реже забегать, – начал свой рассказ Лестер.
– Ну, понятно, припугнули Вы их, что дальше то? – внимательно слушая, сгорал от нетерпения Саррас.
– А дальше вот что. Приехал как-то в деревню какой-то известный охотник, видимо тоже решил разжиться. Стал нам устраивать конкуренцию, причем так нагло, взрослых волков ловил мало, а разживался в основном волчатами. Мы знали, что волки устраивали норы и лежанки на болотах, мелких никогда не брали, хотя три волчонка приравнивались к одному взрослому по цене. Звали этого охотника Тубиар. Наладился он мелких собирать, а волки обозлились на него, да и на всех людей вообще. Стали более нагло себя вести, могли и загрызть человека. И вот, как-то я приболел, и Швард пошел расставлять привады в одиночку. Как потом он мне рассказывал, видит, что Тубиар опять несет мешок с пойманными волчатами. Остановился возле брата и стал расспрашивать, мол, как охота идет? Брат ему и сказал, что глухо все, молодняков не берем специально, а на матерых рано пока идти. Тубиар его обсмеял, принципиальный, мол, такой. Поругались, в общем, они, да так, что брат не выдержал, да и кинжалом распорол его мешок, и все волчата с визгом разбежались. Тубиар на брата налетел, хотел заколоть от злости. От визга волчат, к этому месту сразу сбежалась стая волков и налетела на них. Швард кинжалом двух волков заколол, видит, обидчика почти загрызли, достал свой лук, еще пару волков застрелил, остальные сами разбежались. Смотрит на Тубиара и понимает, не жилец он, лежит, кровью захлебывается, но живой еще. Решил брат добить его, чтобы не мучился. Закопал его под рябиной, собрал убитых волков и пошел обратно в село. А через неделю приезжает батя этого дуралея, стал разнюхивать, что, как и почему сынок его пропал. Жирная морда, да наглая к тому же еще, просто жуть.
– И что же, нашли?
– А то нет, поднял на уши всю деревню, сам являлся в былое время следопытом. Нашли значит могилку, и видят, что тело наполовину покусано, вот только смерть не от волков наступила, дыра от кинжала смертельная была в груди-то. На нас сразу вышли, поскольку только мы втроем охотились в лесу, а кинжалы такие у нас еще со Школы Лезвий остались. Пришли значит к нам, а мне тяжко было, брат сразу все и рассказал. Сказали ему, собирайся, мол, поедем в город. Он попросил подождать до праздника, денька три, мне, мол, получше станет и поедет. «Жирная морда» всех деревенских выгнал из дома, и говорит, подождать он может, но не за просто так. Пришлось брату отдать ему все вырученные монеты, да и корову в довесок. Но за это брату нельзя было выходить в лес и за пределы своего двора. Подходил праздник, Звериная ночь, и по деревне стали расставлять разукрашенные тыквы со страшными мордами. Этот праздник праздновался в конце первого месяца лета. По поверьям дарскрайцев, Звериная Ночь означала поклонение волку. Дарскрайцы даже клялись именем волка: «Пусть меня покарает волк, если я обманываю». Эта клятва для дарскрайцев была убедительней, чем честное слово или клятва именем Богов. В этот день никто не ходил в лес, а ночь проводили на улице, угощая детей сладостями, рассказывая друг другу страшные истории. Если же в деревне или городе в эту ночь появлялся волк, это означало скорую беду или предупреждение трагедии, если же утром находили мертвого зверя – несчастье. На второй день я уже почти был здоров, денег не было, и я решил пойти на охоту, пока брат хозяйственными делами занимался. Взял с собой кинжал, лук со стрелами, мешок, да и сала с хлебом. Пошел на болото, и наткнулся на волчат, как раз тех самых, что убежали от Тубиара. Взрослые видимо волки, были на охоте. В общем, нужда заставила, схватил я пятерых волчат и посадил в мешок. Волчата скулили, пытались кусаться, но я всех с собой унес. Выходя из леса, почувствовал на себе взгляд, сверлящий спину. Оглянулся, а на меня из-за кустов волчица смотрит, зло так, мол, отомщу я тебе за деток. Отнес я добычу в село, получил монету и отправился домой. Дома брат растопил баньку, и мы от души попарились в ней. Вскоре за братом приехали, остался я один. Погоревал я, и в полдень после бани вышел во двор, дом наш был самый крайний, прям у леса. Стал я думать, как брата вызволять, и вижу, за дальними елями на меня глаза таращит волчица. Пристально так смотрела на меня, а затем скрылась в лесу. Я был в шоке, ребят.
