Мы обернулись.

– Масбез, – я пожал протянутую руку Корчмаря.

– Уже оперколон.

– Ох. Сорри, – я почувствовал, что краснею.

– Не в первый раз перевожусь с понижением, – отмахнулся Корчмарь. У него были простенькие сигареты без зажигалки, и ему пришлось поджечь свою сигарету о кончик олеговской. Некоторое время оба курильщика портили свое здоровье молча. Мы с Ленкой переглянулись, та развела руками. Не будь рядом Корчмаря, я бы напомнил Крапивнику, что регулярные медосмотры никто не отменял. Но в присутствии «лисовина» чувствовал неловкость.

– Корчмарь, – наконец нарушил я тишину.

– Ау, – благодушно отозвался тот.

– Слышали про Хабаровск?

Экс-«лисовин» помрачнел. Не отвечая, докурил. Отошел на другой край крыльца, жестом поманив меня за собой.

– У тебя родня в полисе? – прямо спросил он.

– Родители с сестрой, – подтвердил я. – Как думаете, чем это повернется?

Корчмарь потер скрипнувший подбородок.

– Бывал я в хабаровской Самозащите. Оборону Хабара затачивали с расчетом на чосонские страйкеры, схолколон. А все, что есть у таблигитов – старье, которое алланезикам было стыдно выставлять по музеям. Даже тамошняя Самозащита положит любые силы, что эти отморозки переведут через границу, на месте. А если подключатся линейщики – одна наша платформа остеклует все от Пекина до Харбина без ухода на перезарядку. Не волнуйся.

– А если это и есть провокация корейцев? – задал я тот же вопрос, что и Крапивнику.

– Ха, – глаза Корчмаря насмешливо блеснули. – Я смотрю, ты политически подкован, паренек. Вот что я тебе скажу – если Пхеньян и впрямь хочет пригласить нас разводящими в свои разборки, нашему директорату это как бы не на руку. И уж если корейцы решились на такое – они каждый нюанс этого фейерверка по двадцать раз согласовали с Красноярском! Оставь, парень. Пусть об этих вещах голова болит у дипломатов, – добавил он. И, шагнув в сторону Ленки и Крапивника, сказал: – Чего я хотел вам показать. Гляньте-ка на восток.

Мы дружно повернулись в ту сторону, куда указывал палец Корчмаря. В проеме между соседними кампусами, над изломанным краем горного хребта поблескивала четвертушка лунного диска, в стороне пламенело зарево от бесчисленных прожекторов Взлетного. Больше ничего примечательного в указанном направлении не наблюдалось. Скользили по небу, помигивая габаритами, два кольцевика, ползли по орбите звездочки спутников. Тусклый огонек Лагранжа горел рядом с лунным серпиком.

– Да левее же. Градусов на десять северней и на тридцать – выше, – поправил нас оперколон.

Я усилил чувствительность очков – и наконец различил над верхушкой дерева крохотную светлую черточку. Чуть вытянутый в длину тусклый огонек. Удивительно, как Корчмарь рассмотрел его невооруженным глазом.

– Это?.. – Рыжая приглушенно ахнула, не договорив.

– Да, – с непривычной для него мягкостью в голосе, пожалуй, даже благоговением произнес Корчмарь. – Это «Семя».

На секунду я забыл и о таблигитском кризисе, и о сожженных плечах, и обо всем на свете. По спине пробежали мурашки.

Да, я знал, что межзвездный корабль, который доставит нас на Кементари, будет огромен – он и должен быть огромен, чтобы вместить всю непредставимую массу топлива, которая понадобится для полета. Но при виде того, как восходит над деревьями рукотворный астероид, уже достаточно большой, чтобы разглядеть его с расстояния в сорок миллионов километров, я впервые даже не то что понял – нутром прочувствовал подлинность той безумной затеи, в которой подписался участвовать. Осознал вложенную в нее массу ресурсов, денег и труда миллионов людей. Отчаянную храбрость, которая была нужна, чтобы сделать это безумие реальностью.

У меня закружилась голова. Звездная пропасть с плывущим сквозь нее кораблем нависала над нами, и мне казалось, что вот-вот наши ноги оторвутся от тротуара, и мы рухнем к этим бесчисленным солнцам. Я мог подключиться к АС, и светлая черточка оказалась бы снабжена подробным описанием – монтаж колец двигателя завершен на столько-то процентов… монтаж радиаторов завершен на столько-то процентов… монтаж осевого киля на столько-то…

– Ладно, – Корчмарь отбросил окурок в утилиз, попрощался с нами и пружинистым шагом ушел куда-то в сторону кампуса медгруппы. Олег докурил свою зажигалку, запрокинул голову, снова взглянув на слабо мерцающее в небе «Семя».

– Еще два года, и мы отправимся на этой штуке к черту на рога, – бросил он. – Оставив за кормой земные проблемы и войны. Что бы ни творилось с Республикой, да и со всей нашей злосчастной планетой, это будут уже не наши заботы. Мы неплохо устроились, верно?

– Не трави душу, Крапивник, – хмуро ответил я. – Ешкина мышь, помнится мне, в Нориле ты был готов глотки рвать директорату! Что же теперь, сам за них переживаешь?

– Димер, – Олег полоснул меня взглядом. – Ты прикидываешься, что ли? Или правда не видишь разницу между Республикой и админами?

– Все я вижу, – я сплюнул. – У самого противное чувство на душе. А толку-то? Ну что от нас зависит? Корчмарь вон вообще считает, что Красноярску это только на пользу. Или мы чего-то о тебе не знаем, и Республика прибегает к услугам непобедимого Оптимата-Крапивника при каждом международном кризисе?

– Катись к каипоре, – проворчал Крапивник, уже более добродушно. – Брр, я озяб. Ленок, пошли в комнату.

– Даже не буду спрашивать, что ты с таким интересом там рассматриваешь, – язвительно заметил чуть позже Геккон, застав меня разглядывающим через окно ночное небо. – Хотя подозреваю, подключись я к твоему входящему потоку, увидел бы немало способного вогнать в краску. О мой красноярский друг, позволь напомнить тебе о двух вещах. Во-первых, такое увлечение эдалт-трехмерками чревато для тебя серьезными проблемами в отношениях с противоположным полом и с пунктом Контракта 14-5. Во-вторых, насколько мне известно из заслуживающих доверия источников, кое-кто из проживающих в этой комнате самым бессовестным образом игнорирует выданное опертрейном Зумой задание.

– Господи, – я смущенно отключил запись с внешних камер ХЕПОСа. Висящее в пустоте гигантское двигательное кольцо, величиной больше самой станции, замерцало и растаяло. – Ты еще и взялся следить за нашей подготовкой?

– Должен же в этой экспедиции быть хоть один здравомыслящий человек, – довольно заявил Геккон, извлекая из раздатчика исходящую паром тарелку. – Жрать хочешь? С тебя три койна за обслуживание.

– Между прочим, я бы посоветовал тебе самому побеспокоиться насчет вышеупомянутой проблемы. Девушку, достаточно сумасшедшую, чтобы выдержать твою болтовню больше пяти минут, руководство Орбитали вряд ли сочтет пригодной по психопрофилю для межзвездного путешествия.

– О-о! – Геккон воздел палец и расширил глаза. – Исторический момент! Спустя пять минут наш сибиряк придумал ответную шутку! Жаль губить на корню твои трогательные в своей неуклюжести порывы, но, боюсь, схолколон Деверо не согласна с твоим столь ценным для нас мнением.

– Оливер, а ты в курсе, что законы Орбитали запрещают втайне подсыпать девушкам секс-наркотики? – с легким деланным беспокойством проговорил я.

– Что? – с ужасом переспросил Геккон. – Вторая шутка за три минуты? Жди здесь, никуда не уходи! Я немедленно вызываю медслужбу! Постарайся вспомнить, что попало в твой организм? Это было на занятиях? Или ты надышался сырой пряжи?

– На Кементари я тебя пристрелю, – поклялся я, упал на кровать и натянул на голову подушку.

Шаг. Шаг. Шаг.

Ветер гонит красно-бурый песок к горизонту. Солнечный диск медленно, словно нехотя ползет по белесому небосклону.

Шаг. Шаг. Шаг.

Не надо считать шаги. Так тяжелее. Вообще не надо думать. Просто иди. Забудь о мозолях на ногах, о давящем на плечо шесте, о качающейся впереди спине Крапивника. О языке и губах, превратившихся в высушенную подметку. О пробирающемся под куртку холоде.

Мой взгляд падает на многоцветную шевелюру Филис. Странно. Прошло уже четыре века с тех пор, как начались активные эксперименты с человеческим геномом, а все, чего наша цивилизация добилась – это чисто косметические модификации. Адаптировать под задачу психологический профиль или физические характеристики? Пожалуйста, но не вздумайте выходить за пределы естественного разброса параметров, иначе взаимосвязанные и усиливающие друг друга побочные эффекты трансформаций к моменту полового созревания превратят будущего генетического раба или супервоина в существо, неспособное выжить вне инкубатора. Научить клетки синтезировать необходимые организму белки? Без проблем, пожалуйста, укажите, в каком возрасте вы планируете заболеть пневмонией, а в каком – заразиться взрывным анкилозом. Вырастить оторванную руку? Любые ваши пожелания, приходите еще, когда задумаетесь об ее ампутации. Профилактика генетических заболеваний? Ограниченная коррекция внешности и психопрофиля? Продление срока жизни до ста двадцати лет? Что же, здесь у нас есть реальные результаты, если вам не жаль потратить немалые деньги и время ради здоровья и долгой жизни. Остальные задачи, связанные с методами коррекции человеческого генотипа, куда проще решать наноагентикой и продвинутой биохимией. Слишком сложную систему представляет собой человеческий – да и любого млекопитающего – геном и эпигеном, слишком много завязанных друг на друга факторов приходится удерживать в строжайшем равновесии.