Нет. Отвлеченные размышления о закономерностях развития технологии помогают слабо. Воздух сушит слизистую, хорошо еще, привыкший к эквадорскому высокогорью организм не протестует против скачка давления. На горизонте высится громада шестикилометровой горы с непроизносимым названием.

Самар что-то хрипло напевает без слов. Или постанывает. Сколько до точки эвакуации? Два дня, три? Карта хранится у Лазарева, а айдимы и очки остались в кольцевике. Первый день мы чувствовали себя слегка дезориентированными, на второй стало не до такой ерунды – марш-бросок в условиях жесткой экономии воды на тридцать километров, несмотря на все тренировки, не оставлял в голове места для посторонних мыслей.

Я периодически переводил взгляд на восходящее на белесый небосклон солнце. Оно неторопливо поднималось из-за синеющих вдалеке вершин гор. Холод отступал, но слишком, на мой вкус, медленно. Знание, что ближе к полудню он сменится изнуряющей жарой, не слишком согревало.

Через какое-то – довольно долгое – время на горизонте показались слишком правильно расположенные, чтобы быть естественной игрой рельефа, неровности. По мере того, как мы приближались к ним, наша догадка подтверждалась – останцы все как один имели форму ровных четырехугольников, а когда мы поравнялись с ними, стали видны и остатки приближающегося к селению с севера растрескавшегося и истершегося дорожного полотна. Посередине руин громоздились остатки какого-то чуть лучше сохранившегося здания – или двух, стоящих рядом, белела сохранившаяся мраморная колоннада.

Оперколон вскинул руку, останавливая колонну. Я опустился на придорожный камень, радуясь минутке отдыха. Краем глаза я видел, как Лазарев о чем-то совещается с Элгарием, соотечественником Геккона и в прежней жизни фанатом походов по пустыне, и Нидлером, старшим в нашей группе пятидесятилетним чернокожим уроженцем Фриско. Стерни и калитекс задумчиво рассматривали карту.

– Я рад, что мы числимся в Сельскохозяйственной секции, – на меня упала тень Крапивника.

– Да? – хрипло откликнулся я.

– Да. Разведчикам такие приключения, говорят, выпадают по нескольку раз в месяц.

Я пожал плечами. Солнце забиралось все выше, холод отступил, и я раскинулся на камнях, радуясь теплу, будто ящерица. Горло требовало хотя бы глотка воды, но я помнил, что теплой и солоноватой жидкости в моей фляжке должно хватить на три следующих дня.

– Подъем, – прервал отдых голос владиросца. – Хорошие новости. Эта дорога выведет не совсем к точке эвакуации, но достаточно близко от нее. И мы сэкономим время, идя по асфальту.

– Может, остановимся на привал в развалинах? – Дофия, бывший микоагентщик РосариАгро, указала на обветренные остатки древнего поселения. – Здесь может оказаться даже колодец.

– Помнишь, из-за чего сбежало местное население? – возразил ее супруг, Мигель. – Я бы не рискнул пить эту воду.

– С тех пор прошли сотни лет, – возразил Нидлер. – И здесь есть укрытие от солнца. Что скажете, оперколон? – старому калитексу было тяжело выдержать заданный группой темп, несмотря на завидное телосложение, но недовольства он не выказывал.

– Отметается, – Владимир покачал головой. – Мы теряем темп, колоны. Вы же знаете, что наша задача – уложиться в трехдневный срок. Не сделаем – будут неприятности. Мы не можем ждать обеда в тенечке. Построиться!

Мы с Крапивником подхватили баул с четвертью нашего запаса продуктов, взвалили шест на плечи. Ветер бросил пыль в глаза, я закашлялся. Заскрипел песок под ногами.

– Если тут и был колодец, его давно засыпало песком, – услышал я негромкое замечание Элгария. Вот кто держался молодцом, невзирая на тяжелый рюкзак и жажду. Даже начал насвистывать в такт шуму ветра среди полурассыпавшейся кирпичной кладки.

Медленно, но верно руины поселка скрылись за придорожными возвышенностями. И вновь потянулась серо-желтая равнина, кое-где вздыбленная холмами и увалами. В низинах из песка пробивались черные жесткие ветви. Я знал, что местным растениям хватает скудной росы, слегка увлажняющей за ночь камни и кору, да дождя, проходящего здесь несколько раз за год. И все равно удивлялся этой потрясающей демонстрации живучести.

Песок скрипел под ногами, поклажа давила на плечи. Похоже, я все-таки задремал стоя, потому что вернулся к реальности, лишь услышав ожесточенную перебранку в хвосте колонны. Вскинул глаза, ища источник шума.

– Да провались оно все в глубокий блок! – яростно выкрикнул Самар. В руке католика была зажата явная улика – фляжка с отвинченной пробкой. – Мне виднее, когда выпить эти капли! Иисус и Мария, если я сейчас не глотну воды – не смогу пройти и шага! Какого дьявола вы мной распоряжаетесь?

Парагваец был на голову выше Лазарева и пошире его в плечах. Если дойдет до мордобоя на маршруте… Не то, чтобы я сочувствовал владиросцу, но понимал, как такой эксцесс скажется на всей группе. Рядом находилось не меньше десяти человек – и все выпученными глазами смотрели на неслыханное зрелище, схолколона, посмевшего повысить голос на старшего по рангу админа.

Я и Крапивник переглянулись, без слов поняв друг друга. Мы стояли достаточно близко, чтобы повиснуть у Самара на плечах.

Но не успели.

Лазарев шагнул вперед. Он не замахивался на здоровенного Самара, не делал ни единого угрожающего движения. Но Самар резко попятился от владиросца, запутался в собственных ногах и, потеряв равновесие, рухнул на песок. Нелепо взмахнув рукой, сжимавшей флягу.

Точнее, только что сжимавшей. Мгновенное движение Владимира, и Самар, сидя на растрескавшемся асфальте, ошалело уставился на свою пустую руку. Фляга покоилась в ладони Лазарева. На песок между кусками дорожного покрытия упало лишь несколько капель, тут же им проглоченных – и мокрых пятен не осталось.

– Если ты выпьешь свою норму сейчас, – спокойно проговорил Лазарев, – а ты ее выпьешь, потому что тебе захочется еще и еще – тебе не хватит воды, чтобы продержаться до конца маршрута. Ты начнешь слабеть, последует тепловой удар. Кому-то придется нести тебя, потому что мы не станем бросать тебя в пустыне только из-за того, что ты дурак. Это задержит всю группу. Мы не уложимся в установленный срок. Либо другим придется отдавать тебе воду, а мы и так держимся на грани обезвоживания. И ты снова подведешь всех товарищей. Все из-за того, что тебе не по силам вытерпеть какие-то три часа ходьбы. Вставай, – он резко рванул католика за плечо, небрежно поставив того на ноги. – Мэо, забери его воду. Выдашь дневную порцию во время обеда.

– Оперколон, – наигранно бодро отозвался скрипти. – Что-то я не уверен, что сам удержусь от искушения. Что, если собрать все запасы и передать кому-то одному из надежных людей?

– Инициатива наказуема исполнением, – глаза Владимира блеснули. – Вот ты этим и займешься. Колоны, прошу всех сдать фляги колону Самаши и разобрать его груз.

Крапивник шумно выдохнул. Я успокаивающе похлопал его по руке. Протянул Самаши свою фляжку.

– Вперед, – Лазарев отвернулся от скрипевшего зубами Самара и направился в голову колонны.

На ночевке нам с Крапивником выпало возиться с одним из пяти влаголовов. Хрупкое сооружение из шелка и палок постоянно норовило завалиться набок даже от легкого ветерка.

– Гены моих предков-ссыльных вопиют от негодования, глядя на вашу криворукость, – Геккон опустился на колени рядом с нами. В руках он держал пару булыжников. – Вот так и так.

Он придавил камнями тонкие рейки. Снова налетел ветер, сооружение колыхнулось, но устояло.

– За консультацию будете должны, – насмешливо проговорил он.

– Интересно, мои руки достаточно кривые, чтобы воткнуть тебя головой в песок? – Крапивник подставил под влаголов биопластиковую миску.

– О, людская неблагодарность, – Геккон изобразил на лице мировую скорбь.

– Спасибо за помощь, – пробормотал я. – Мы здорово устали за этот переход.

– Хорошо иметь друга-«конфуция», – криво улыбнулся Крапивник. – Ладно, сочтемся, Геккон. Спокойной ночи, схолколоны.