С этого момента Дунстан мог оказывать некоторое влияние на общественные дела, но влияние это возросло до огромной степени, когда после смерти Эдмунда он стал руководящим советником вступившего на престол Эдреда, брата Эдмунда. Следы его руки чувствуются в торжественном манифесте о коронации короля Англии. Избрание Эдреда было первым национальным избранием, в котором участвовали и бритты, и датчане, и англичане; его коронация была делом общенациональным, так как в ее праздновании впервые участвовали примасы севера и юга, возлагая совместно корону на голову того, чьи владения теперь простирались от Форта до Ла-Манша. Вспыхнувшее два года спустя восстание на севере было подавлено, а при взрыве нового архиепископ Йоркский Вульфстан был заключен в тюрьму, и в 954 году, с полным подчинением Дейнло, дело дома Альфреда могло считаться законченным.

Каким бы ни было упорным сопротивление датчан, но в конце концов они должны были признать себя побежденными. Со времени абсолютного торжества Эдреда всякое сопротивление прекратилось; север полностью вошел в общеанглийскую государственную организацию, а нортумбрийское вице-королевство превратилось в графство, правителем которого был назначен Освульф. Новая сила королевской власти нашла выражение в пышных титулах, принятых Эдредом; он называл себя уже не королем англосаксов, а «цезарем всей Британии».

Со смертью Эдреда снова начались политические раздоры. Королем Эдвигом, еще мальчиком, руководила знатная дама Этельгифу, ссора которой с прежними советниками короля перешла в явное столкновение во время коронационных празднеств. Король забылся до такой степени, что ушел с праздника в комнату Этельгифу, и Дунстан по приказу уитанов вытащил его оттуда насильно и привел назад. Но не прошло после этого и года, как гнев мальчика короля проявился настолько, что Дунстан должен был бежать за море, а вместе с ним исчезла и вся его система. Торжество Этельгифу увенчалось браком короля с ее дочерью. Этот брак противоречил церковным канонам, и в 958 году архиепископ Одо торжественно разлучил супругов; восставшие в то же время мерсийцы и нортумбрийцы провозгласили своим королем брата Эдвига — Эдгара и снова призвали Дунстана, который и занял последовательно кафедры в Уорчестере и Лондоне.

Рис. Дунстан (архиепископ Кентерберийский).

Смерть Эдвига снова объединила государство, Уэссекс подчинился уже признанному севером королю, а Дунстан сделался архиепископом Кентерберийским и в продолжение целых шестнадцати лет был министром Эдгара, т.е. в сущности главным светским и духовным правителем государства. Никогда еще Англия не была так могущественна и не жила так спокойно и мирно, как в то время. Ее флот совершенно очистил берега от пиратов, ирландские датчане превратились из врагов в друзей, и, как гласит предание, восемь вассальных королей гребли веслами во время прогулки короля в лодке по Ди. Умиротворение севера доказало разумность того направления, какое Дунстан дал администрации королевства. По-видимому, с самого начала он следовал скорее национальной, чем западносаксонской политике. Впоследствии его обвиняли в том, что он предоставлял слишком много власти датчанам, слишком сильно любил иностранцев, но это-то и служит лучшим доказательством беспристрастия его администрации.

Он принимал датчан на государственную службу, продвигал их на высшие государственные и церковные должности и в обнародованном им своде законов оставил за ними все прежние права. Его «сильная рука» восстановила право и порядок, а забота о процветании торговли выразилась в законах, регулировавших монету, и в актах об общих для всего государства весах и мерах. Когда на Танете береговые разбойники ограбили купеческий корабль из Йорка, то остров подвергся опустошению. Торговля потекла широким потоком, и на улицах Лондона показались купцы из Нижней Лотарингии, прирейнских стран и Руана. Со времен Дунстана Лондон получил торговое значение, которое он сохраняет и в наши дни.

Но труды министра-примаса не ограничивались только заботами о материальном благосостоянии государства и улучшении его правления: не меньшее внимание обращал он и на народное образование, совершенно заглохшее со времен Альфреда; ни одной новой книги не было издано с тех пор, и само духовенство снова погрузилось в мирскую суету и невежество. Дунстан вернулся к этой задаче если не с широкими целями Альфреда, то, по крайней мере, в духе великого администратора. Реформа монашества, начавшаяся в аббатстве Клюни, пробудила рвение английского духовенства, и сам Эдгар выражал желание ввести ее в Англии. С его же помощью Этельвольд, епископ Уинчестерский, ввел в своей епархии новое монашество, а несколько лет спустя Освальд, епископ Уорчестера, ввел монахов в свой кафедральный город.

Предание приписывало Эдгару основание сорока новых монастырей, и впоследствии английское монашество считало его время началом своего постоянного существования. Но, невзирая на все усилия, монастыри прочно утвердились только в Уэссексе и Восточной Англии, совершенно не прививаясь в Нортумбрии и в большей части Мерсии. Сам Дунстан принимал в этом мало участия, но оно очень сильно чувствовалось в литературном оживлении, шедшем рука об руку с оживлением религиозным. Он сам, когда был аббатом, славился как учитель, а его великий сотрудник Этельвольд создал в Абингдоне школу, уступавшую лишь школе в Глэстонбери. Другой не менее великий сподвижник Дунстана, Освальд, положил основание исторической школе в Уорчестере. По приглашению примаса прибыл также из Флери самый знаменитый в то время ученый в Галлии —Аббон.

Потомки с любовью обращались к так называемому «Закону Эдгара», другими словами, к английской конституции в той ее форме, которую она получила в руках его министра. Ряд влияний сильно изменил древний строй, установившийся вслед за английским завоеванием. Рабство постепенно исчезало перед усилиями церкви, Феодор отказывал в христианском погребении «похитителям детей» и запрещал продажу детей их родителями с семилетнего возраста. Эгберт Йоркский наказывал лишением причастия за всякую продажу детей или родственников. Убийство раба господином или госпожой не считалось преступлением по уголовному кодексу, но составляло все-таки грех, за который налагалась церковная епитимья. Рабы освобождались от обязательной работы в воскресные и праздничные дни, и то здесь, то там прикреплялись к земле, вместе с которой только и могли продаваться; иногда раб приобретал участок земли, и ему позволяли заработать себе средства для выкупа.

Этельстан и на рабов распространил обычай взаимной ответственности за преступления —обычай, служивший основой порядка между свободными людьми. Церковь не довольствовалась этим постепенным возвышением рабов; Уилфрид подал пример эмансипации, освободив двести пятьдесят рабов в принадлежавшем ему имении в Селси. Случаи освобождения рабов по духовным завещаниям участились, когда духовенство начало учить, что такие деяния значат весьма много для спасения души. На соборе в Челси епископы обязались освобождать перед смертью в своих имениях всех рабов, попавших в рабство за преступления и по нужде. Обычно раб получал свободу перед алтарем или на церковной паперти и на поля Евангелия заносился акт о его освобождении. Иногда господин приводил раба к месту, где сходились четыре дороги, и приказывал ему идти куда угодно.

В наиболее торжественных случаях господин в собрании графства брал раба за руку, указывал ему на открытые дорогу и дверь и дарил ему копье и меч «фримена» (свободного человека). Работорговля была запрещена в английских портах, но этот запрет долго не действовал, и еще через сто лет после Дунстана многие английские дворяне, говорят, составляли себе состояние разведением рабов для продажи; лишь в царствование первого нормандского короля проповедь Вульфстана и влияние Ланфранка уничтожили работорговлю в ее последнем убежище — бристольском порту.