«…осмос через полупроницаемую мембрану… осмотическое давление… тургор». Ботаника совсем не пустяковый предмет, оказывается.

Единственное, что надо зубрить и/или делать шпоры – это т. н. геохронология (мезозой, кайнозой, ерунда какая-то). Но я не зубрила и не писала шпор, я решила, что этот вопрос мне не достанется, а если вдруг достанется, то… обязательно вспомню что-нибудь! Впервые встречаюсь с термином «пойкилотермный», первый раз слышу такое слово. А уж тем более «гомойотермный»! Все знают, а я нет; странно очень… Но ничего, теперь и я знаю!

По химии занятия проходят в клиническом корпусе, в большой, светлой аудитории с высокими окнами. Почему-то помню фамилию преподавателя – Ярославцева; это уж, конечно, совершенно лишнее. Ставлю нашу учительницу, Валентину Васильевну, на её место – получается даже лучше. Мысленно ставлю себе на вступительном экзамене 4 или даже 5 и успокаиваюсь. Как ни странно, и здесь находится такое, чего я не слышала ни разу – понятие о кислотности среды (pН). Но это же не входит в программу средней школы! Зачем тогда и упоминают!

Физика. Мы занимаемся в главном корпусе, в обычной маленькой аудитории. Преподаватель – молодая, очень красивая женщина; сейчас я понимаю, что еврейка. Да какая же она умница! Да как понятно всё объясняет! Я от этого понятного объяснения просто в шоке. Буквально дважды два – четыре! Я вдруг понимаю, как обокрали нас в нашей деревенской школе. Если бы мне всё время так объясняли физику, мне не нужна была бы никакая Москва, я бы и в Новосибирске нашла себе место. А теперь, конечно, поздно…

Вспоминаю школу: волновая природа света, дифракция, интерференция световой волны; директор даже график на доске нарисовал; точно такой же в учебнике. Но мне совершенно непонятно; спрашиваю. Минимум, максимум волны: мне кажется, что минимум находится в нижней точке параболы, но оказывается, что минимум – в точке пересечения графика с осью х. «Ребята, я не могу объяснить, но это так, она неправильно говорит (это про меня), поверьте мне». Вот и всё, что у него было для нас в качестве объяснения. Одно слово не мог сказать – максимум отклонения от нулевого значения в ту или иную сторону от нулевого значения. Отклонения! Пришлось мне самой потом догадываться; такие знания, говорят, самые прочные, основательные…

Дома я пожаловалась папе на директора: непонятно объясняет новый материал. (Хотя учитель предпочитал вовсе никак не объяснять: разными способами изворачивался; нам в физике всё было непонятно.) Папа попросил у меня учебник физики, забыл про меня и весь вечер читал его… У нас был дома учебник «Элементарная физика» Ландсберга, в 3-х томах, ещё Женин, я его даже иногда почитывала, но потом все три тома постепенно потерялись.

Папа помогал мне по математике до 8-го класса, я уже училась заочно в физматшколе при Новосибирском университете, и он иногда подсказывал мне, как можно решить задачу.

Русский язык. Я вполне грамотная, или, как сегодня говорят, продвинутая; хожу на занятия сама не знаю, зачем. Скорее всего, это – своеобразный отдых, смена впечатлений. Преподаватель замечает меня, часто обращается ко мне. Мне эти «промежуточные результаты» безразличны, я очень-очень хочу поступить! Цыплят по осени считают. Но совершенно неожиданный укол по самолюбию – диктант.

Знакомый текст из Гоголя, из «Старосветских помещиков»: «На дощатой веранде веснушчатая вдова Агриппина Саввична…». Знала бы, что будут диктовать, внимательнее читала бы, сокрушаюсь я; вспоминаю, что недавно перечитывала. Уверена, что не сделаю ни одной ошибки, внимательно проверяю. Я не умею делать ошибки! Три ошибки. Но этого никак не может быть! Раздают нам наши «труды» – да, вот они, ошибочки, на месте, всё правильно.

Таня Соловьёва успокаивает меня, даже укоряет: «Офицеры по 100 ошибок в этом отрывке делают!» Да это такой отрывок, любой нормальный человек может в нём запросто сто ошибок сделать («яствами», «асессор», «Саввична»). Настоящая ошибка здесь одна: я написала «явствами», не могла уж подумать! Она прибавляется к тем пяти, сделанным в стенах школы. Во втором классе я написала «ящереца», мама так меня ругала, я даже помню, где мы шли: мы шли с мамой среди сосен мимо яслей, и мама как сильно меня ругала, рассердилась на меня, что я пишу с ошибками! Ещё я написала в диктанте так: «литцо», Анастасия Фёдоровна за тот диктант про дедушку Ленина поставила мне 2; кое-кто злорадствовал.

В третьем классе словарные слова мы записывали в словарик, это такая разрезанная по длине тетрадка. Я невзлюбила слово «расчёска», делала в этом слове много ошибок, не помогал и словарик. В сочинении на выпускном экзамене я умудрилась сделать всего две ошибки, но обе в одном слове: «бессребреник», а я написала «бессеребряник». Слово это библейское, где мне знать его! Вы же видите, что я написала его, как могла. «Он был настоящий бессеребряник, Женька Столетов!» – писала я восторженно, немного повторяя автора (по памяти, разумеется)…

Девчонки из соседней комнаты пригласили меня однажды задачу решить по химии – они не могли. И я загадала, оказывается, я суеверная, решу: значит поступлю! А задача-то оказалась трудная, необычная; не простая, а на сообразительность. В ней всего что-то одно дано; вот и решай! Но я исхитрилась понять её суть, и решила! Они смотрят на меня с уважением, а то уж я было привыкла, что Танька Миллер в нашей комнате всегда на меня плохо смотрит, как мне это надоело.

По воскресеньям я не занимаюсь и ничего не учу, а отдыхаю и гуляю по Москве. Я повторяю маршруты наших с мамой прогулок, так сказать, закрепляю пройденное. Да это же классика: Третьяковская галерея, Красная площадь, улица Горького, ВДНХ. Мне всё очень нравится, и я пройду этими улицами ещё сто раз; никто в группе не будет так интересоваться Москвой, и никто не будет знать Москву лучше меня.

История ветеринарной академии не знает, конечно, сослагательного наклонения, но если бы летом 1975 года мама не показывала мне в течение 4-х дней Москву, то ещё неизвестно, как бы всё получилось. Смотрите: музей в Филях и Бородинская панорама, Исторический музей, Мавзолей, Третьяковская галерея, Кремль, Александровский сад. Мама ушла в ГУМ за туфлями, а меня оставила там ждать. Мне казалось очень долго, и я то и дело покупала кофе с пирожными. Я там полдня провела!!!!! Я пошла и сфотографировалась на Красной площади одна, с проспектами в руках; капроновые ленты в хвостиках жёлтые! Но это уже чуть позже, поскольку на мне новые мамины туфельки: мама велела мне разносить их. (Это точно на том же месте, чуть-чуть подальше, где мы втроём с Ларисой и Леной академию вспоминали пять, нет шесть с половиной лет назад!)

Мне очень понравилась Москва.

Путеводители «Три часа в Москве», купленные для меня мамой в прошлый наш приезд в Москву, буквально запали мне в душу. Сейчас у меня их с собой нет, но я хожу, и хожу, и хожу по улицам города, и всё вспоминается само. По улице Кирова с Комсомольской площади к памятнику Дзержинскому, а от него по улице 25-го Октября прямо к Историческому музею. Я вспоминаю, как мама рассказывала мне о Кутузове, о его разговоре с французским послом («Какая в Париже погода? Что носят женщины?»), и как потом толпа посетителей музея разочарованно отхлынула от нас: это не экскурсовод…

Но и Кузьминки, наша будущая «малая родина» – это тоже интересно. Памятник С.А. Есенину какой-то близкий и родной, свой. Всё время мимо, на автобусе; промелькнёт, нет, чтоб сойти с автобуса и разглядеть. Бывает, пешком идёшь до метро – ну, так не по той же стороне Волгоградского проспекта! Да ещё у кинотеатра «Высота» некий памятный знак: здесь, в парке «Кузьминки», отдыхал вездесущий Ленин. Ещё бы! Наш парк – прекрасное место для отдыха, это все знают. Первый наш кинотеатр в Москве – это кинотеатр «Высота», затем «Восход», «Ташкент» и так далее до плюс бесконечности. (Забыла, как называется киноконцертный зал на метро «Ждановская». Как-то необычно! Мы всего один раз с Наташкой там были. Но как он называется?! Что мы там смотрели?! «Карнавал?»)