— А ты говорил без костра, — усмехнулся Скахет. — На Каменном погода переменчива как настроение юной девы, — он подхватил топор и принялся рубить доски.

Но Колин его уже не слушал. Ему вдруг стало интересно, сможет ли он повторить тот же трюк с огненными шариками не в стрессовой ситуации, а в спокойной обстановке. Скрестив ноги, он положил ладони на колени и попытался напитать их энергией. Ничего не вышло. Открыл глаза и встряхнул кистями рук. Снова закрыл и как в прошлый раз стал дышать глубоко и часто, насыщая кровь кислородом. После дыхательной гимнастики тепло в груди не заставило себя ждать.

А Скахет закончил рубить и уселся напротив, с любопытством наблюдая за действиями спутника. Ему ещё не приходилось видеть, как работает настоящий маг. Вот над правой ладонью Колина засветилась яркая точка и медленно стала увеличиваться в размере. Сержант открыл глаза и протянул руку к дровам. Ярко-оранжевый шарик сорвался с ладони и врезался в расставленные шалашиком доски.

Эффект превзошёл все ожидания. С оглушительным хлопком огненный пузырь взорвался, разметав дрова. Деревяшки устлали пол горящими факелами, а на их месте образовалось небольшое углубление. Ослеплённый яркой вспышкой Скахет едва успел отскочить.

— Скажи а для того чтобы поджечь костёр обязательно его взрывать? — поинтересовался он когда зрение восстановилось.

— Извини, — виновато произнёс сержант, глядя, как Скахет затаптывает огоньки. — Ещё недавно я и так-то не умел...

Он поднял горящую деревяшку и сунул внутрь вновь собранного костра. Огонёк весело перекинулся на сухое дерево и, уже через несколько минут, в маяке стало значительно теплей.

— Странный ты, — сказал Скахет, блаженно протягивая босые ноги к огню. — С виду вроде мой ровесник, а ведёшь себя, словно младенец. Многого не знаешь, мало что умеешь. А может ты не случайно оказался на моём пути?

Колин было напрягся, но Скахет как ни в чём ни бывало, продолжил размышлять вслух:

— С одной стороны, ты сложён как воин, но боец из тебя, как из дерьма копьё. Хотя надо признать ножички кидаешь отменно. С другой — ты, несомненно, маг, но ведёшь себя будто и не маг вовсе, — Скахет окинул взглядом напряжённого спутника. — Так кто же ты на самом деле, Колин? Если тебя действительно так зовут.

От взгляда сержанта не ускользнуло движение его руки, которая небрежно легла подле рукояти меча. Колин сглотнул подступивший ком, глубоко вздохнул и решился.

— Пообещай взять меня с собой на материк, если расскажу, кто я на самом деле.

Скахет некоторое время молча играл желваками, но наконец, произнёс, словно топором рубанул:

— Обещаю.

Колин решил рассказать всё, что приключилось с ним за последнее время. И начал рассказ с того момента, как получил приказ о патрулировании космопорта. Чем дольше он говорил, тем легче становилось на душе. Будто слова прорвали какую-то незримую плотину, освободив память, где лежали мёртвым грузом.

Скахет слушал с интересом, изредка задавая уточняющие вопросы о местности или об ощущениях сержанта, а когда Колин закончил, молча развязал мешок и достал свёрток с вяленым мясом.

Колин благодарно кивнул, смочил пересохшее горло длинным глотком и принялся отрывать зубами полоски жёсткой солонины. Рассказав свою историю, он словно скинул тяжёлую ношу с плеч, и больше не думая о том, поверил ему воин или нет, полностью отдался занятию мясом.

Всё это время Скахет молча смотрел в огонь и теребил шейный платок. На лице застыло задумчивое выражение. Колин давно покончил с мясом, а воин всё сидел и не шевелился. Наконец, когда сержант решил устраиваться на ночлег, Скахет тихо заговорил:

— Своего отца я никогда не знал, так как всё, на что его хватило, это обрюхатить мою мать в портовой таверне славного Свериша. Возможно, он был одним из купцов, что нескончаемым потоком идут через порт Сумарского Халифата, а может кем-то из тех, кто продаёт меч за звонкую монету. Так или иначе, я родился в таверне и с трёх лет драил полы в проклятой забегаловке, пока однажды мать не подхватила проказу. Невзирая на мольбы, хозяин тут же выставил её на улицу, и она испустила дух в одной из грязных подворотен. Улица встретила несмышлёного юнца с распростёртыми объятьями. За те два года, что я прожил среди отбросов, мне выпало хлебнуть изрядно дерьма: от попрошайничества и мелких краж, до разбоя и убийств. Но всему когда-то приходит конец. Однажды я попытался срезать кошель у изрядно подпившего моряка, но на мою беду тот оказался весьма проворен. Поймав меня, он не отдал страже, а потащил на свой корабль и уже к вечеру мы вышли в море. Той же ночью я понял, зачем он это сделал. Моряк оказался из тех, кто женской ласке предпочитает слабых мальчиков. Но он не учёл, что меня воспитала улица, за что жестоко поплатился. Я ударил его табуретом по голове. Этот гад упал, а я всё бил и не мог остановиться. Когда кровавая пелена спала с глаз, каюта была полна матросов. Команда жаждала мести, и капитану едва удалось удержать их от расправы. Весь дальнейший путь я провёл у него в каюте. Через дюжину дней мы вошли в порт Каменного острова. Вся команда спустилась на берег пополнить запасы провизии и пресной воды, а капитан тайно отвёл меня в одну из таверн на окраине. Там он переговорил с каким-то человеком в глухом капюшоне и за увесистый мешочек передал меня ему...

Скахет замолчал и смахнул со лба выступивший пот. На протяжении всего рассказа он ни разу не сменил позы, оставаясь в напряжении, словно взведённый арбалет. Колину показалось, будто воин заново переживает события детства, упрятанные в самом потаённом уголке души. Его ли собственным рассказом было вызвано такое откровение или чем-либо другим, но сержант решил не упускать шанса и узнать окончание истории.

— И кто тебя купил?

Скахет глубоко вздохнул и продолжил:

— Не знаю. Но он привёл меня в Храм Теней и там я, наконец, смог нормально поесть, — воин усмехнулся. — Дальше началось обучение и больше мы не встречались.

— А что за странный ритуал с куском верёвки, кинжалом и чёрной коробочкой?

— Фаурис, или выбор смерти. Воину, имеющему заслуги перед Храмом, но ставшему по какой-либо причине неугодным, предоставляется право выбора собственной смерти. Варианта три: удушение, поединок и смерть от укуса песчаного унура. Он-то и сидит в той проклятой коробке, — Скахета передёрнуло, — весьма мерзкая смерть, скажу я тебе.