Иветта смотрела, как острые колосья огня прорезают халцедоновые стены, как камни под ее ногами становятся влажными от потока хрустальной воды, чьи капли стеклом орошают реки, в водах которой перекатываются крупные турмалиновые каменья. И капли, объединяясь в полноводный поток, звучали как музыка полных вином стеклянных бокалов. Громадное пламя ударило по земле, и лианы лавы оплетали агатовую ширь небес, преграждая свет серебристо-фиолетовой луны, отчего застонал весь мир. Девочка отступила, но не гонимая страхом, а зовом, что отдавался эхом от взгляда совершенного красного. Удавы пламени кидались покрывалом огненных осенних листьев на плечи, и кристальный град буравил землю, оставляя голые равнины и вздымая песочную пыль над златыми руинами древних городов, но стихийные бедствия не причинили ей вреда. Стужа и бриллиантовый снег овевали ее в защитном коконе, словно на нее накинули величественную багряницу червленого оттенка, осыпанную россыпью звездных камней, что сверкали ярче алмазов. Шрамы на щеках зажили, ожоги сошли, как сходит акварель, растворяясь в водном течении. И она изумленно взглянула на волка, что продолжал сидеть, выжидая медленного приближения красного чудовища, чья тень изгибалось, как еще одно бессмертное существо. Иветта испуганно дышала, но каждый вдох приносил облегчение, унося с собой печаль и горе, от которого подкашивались колени, словно не по собственной воле она стояла и решалась сделать шаг назад, чтобы прыгнуть в воду. Девочка вновь посмотрела вниз, прикрывая золотые кудри темным высоким капюшоном, и увидела в воде отражение зимнего ночного неба и расстилающееся северное сияние. Она шумно вдохнула, когда заметила, что вода в подземном водоеме поднимается и бурлит из-за несущихся под ее стопами бьющих изгибающихся ключей, холодных, как лед, и кончики пальцев тронул знакомый озноб. Отчаяние, пробуждающееся в сердце, объявшее со всех сторон, с низким и нежеланным рычанием покинуло тело. На губах ее была сладость меда, и мелодия воздуха гнала к все ближе к заостренному краю, и, двигаясь все ближе к обрыву, она ощущала кровь на коже ног. Волк поднял голову к показавшейся бледной луне и завыл, и вой его принес с собой снежные смерчи. Иветта покачнулась, сильнее запахиваясь в черную плащаницу, но воздух, бьющий в спину, подталкивал.
Иветта в нерешительности оглянулась на черного зверя, и в это же мгновение он оскалился, показав белоснежные клыки, и зарычав ей в лицо, он послал к ней власть северных ветров. Волосы ее взметнулись вверх, рассыпаясь золотым огнем, и янтарною тенью, с губ ее сорвался неслышный вздох, и колени не выдержали. Иветта упала спиной вниз, и широко раскрыв глаза, она увидела высоко поднимающуюся луну, что вернула свою прежнюю белизну и чистоту, как снег, что той далекой ночью падал на ее лицо, тая на щеках, и стекаясь слезами по подбородку. Светло-серые облака огибали полный диск луны, сверкая отражением в тысячах осколках в ее изумрудных глазах. Она не закричала, не проронила ни звука, лишь заворожено вглядывалась в очертания сивой ладьи, и был застывший челн белоснежней тонких берез, колышущихся на ветру в степи ночного леса. Когда вода поймала в свои безмятежные объятия, закрыв под прозрачно-сапфировой толщей лицо, покрыв медно-песочные локоны, Иветта продолжала дышать и смотреть на луну, приобретающую цвета темного фианита и яхонта. И бутоны жасмина расцветали на поверхности воды, поднимались кремовые лепестки с чернильного дна, которого девушка не видела, но она ощущала аромат, столь явственным был чарующий запах, что от блаженства невольно пришлось прикрыть глаза. И засыпая, она думала, что жасмин это тот самый цветок, чье истинное благоухание раскрывается в ночи. Поцелуй мальвы и адониса коснулся ее губ, златая хна усыпала длинные ресницы. Этой ночью, Иветта не боялась сумеречного мрака, поглощающего в свои дебри, и душа ее растворилась в туманной тьме.
Когда же она открыла свои глаза, льющийся свет из витражных стекол ослеплял, таким ярким и чистым было теплое сияние солнечных лучей. Она несколько раз моргнула, и тяжело вздохнув, плотнее завернулась под шелковые белоснежные простыни, от которых исходил слабый аромат жасмина, который она так любила, и готова была вдыхать его вечность. Девушка прижимала к обнаженной груди руки, в блаженстве прикрывая густые угольные ресницы, думая о том, что прежде никогда так сладко не спала. Перины были настолько мягкими, что ей казалось, что ложе ее сродни кучевым облакам, но проходили минуты, долгие мгновения, и Иветта резко распахнув глаза, поднявшись на постели и подбирая под себя белоснежные простыни. Длинные черные локоны рассыпались по оголенной спине, и Иветта подняла руку, чтобы рассмотреть пальцы, и слабый выдох снизошел с алых уст. Кожа все еще была оттенка темной бронзы, горела под пламенем солнца, и жизнь продолжала течь по жилам красной кровью. Иветта обняла себя за дрожащие плечи, смотря застывшим взглядом на белые покрывала с золотою вышивкой небесных драконов и струящихся вдоль чешуйчатых тел расцветших лотосов. Она обернула вокруг себя одеяло, прижимая ткань к ключицам, и осторожно обвела взглядом комнату, затопленную в белизне и свете. Мираж, что так отличается от привидевшегося во снах зыбкого кошмара, что засасывал в горячий и жидкий металл. Она очутилась на кровати, на которой могли убраться пять взрослых и крепких мужчин, и шелковый красный балдахин свисал с искусных карнизов и золотых столбов, каждый из которых образовывал ангельские крылья, и грифоны сходили с высоких изогнутых ножек. Полированные мраморные белоснежные плиты отливали серебром, пестрые арабески выписывали на потолке узоры из алмазов, на трех золотых столах-консолях с крышками из богатого розового корунда стояли раскрытые малахитовые лари с мазями и сушеными травами. На центральном столе возвышалась огромная ваза глубокого рубинового цвета, и округлую чашу поддерживали сирени с обвивающими основание хвостами, и от прозрачной жидкости, доходящей до самых краев, исходил пар и сладковатый аромат. Рядом лежали сложенные стопкой чистые махровые полотенца и стеклянные острые инструменты в золотых пеналах с изумрудно-зелеными вставками, что использовали для врачевания и отсекания тканей, разрыва костных структур. Иветта кинула опасный и настороженный взор на высокие стеклянные двери, и немного сощурив глаза, чтобы лучше приглядеться, заметила блеск золотых иероглифов, тянущихся вдоль сапфировой рамы, и поспешно опустила босые ноги на нагретый пол — дверь была запечатана сильным заклятием снаружи. Кто бы ни был тот человек, что привел ее в белоснежные спальни, он явно не хотел, чтобы она покидала стены дворцовых комнат. Но только она перенесла вес тела на левую ногу, как рухнула лицом на каменное покрытие, больно ударившись подбородком, и шипя от досады и разочарования, девушка посмотрела на аккуратно перевязанные голени. Через белую тесьму выступила кровь, текущая из разорванных ран от натянувшейся кожи, ужаливших лодыжки, как змеиные резцы сочащиеся ядом. Хныча от боли и сдерживаемых слез, Иветта потянулась к ногам, чтобы затянуть перевязку, но кровавых разводов было так много, что они образовывали широкие и протяженные ручьи, и ее руки мгновенно омрачились в пурпурном оводе. Девушка оперлась на скользкие от крови ладони и попыталась встать, но не могла пошевелить ногами, мышцы словно окаменели. И глубоко вобрав грудью кислород, от приторности которого закружилась голова, она поползла в сторону огромных окон из прозрачного стекла, но замерла и не двинулась с места, когда услышала позади себя, как раздвигаются запертые двери. Воздух вбирал в себя древность произнесенных заклятий, и из призрачных златых полос солнца взмывали к бриллиантовым люстрам кремово-туманные драконы с белыми крыльями, в которых отражались сцены былых войн и праздных церемоний прославленных побед, что огибали выстроенные драгоценные шпалеры, по которым плелись лозы гортензии и лилий. В отраженных гранях нефритовых изогнутых рогов танцевали поднебесные девы, кружась под водопадом лепестков нарцисса и крокуса, образуя величественное ритуальное поклонение луне и звездам. Длинные же серебристо-зеленые когти, цепляющиеся за белоснежную одежду, призвавшего духов господина, были зеркалом прудов и озер, и небесным покровом васильковым, украшенных анфиладой облаков.
