Деб, залившись краской, махнула Парсонс, чтобы та проводила Куинна из палаты. Он оглянулся, перед тем как за ними закрылась дверь. Деб покачала головой:

– Почему ты мне не сказала, что это была часть твоего плана? Я пошла тебе навстречу, а ты меня обманула.

– Извини. – Я вытерла щеку. – Но у меня осталось всего несколько дней. Я ведь не знаю, сколько еще его будут держать на искусственной вентиляции. Я ничего не планировала: все вышло само собой.

Деб облокотилась на мой матрас и опустила голову на руку:

– Расскажи мне что-нибудь еще из твоего сна.

– Ты правда хочешь? – всхлипнула я.

Она кивнула, посмотрев на меня с искренним интересом.

– Мы с Джошем только что развесили у себя картины.

– Правда? Я думала, ты не любишь дырявить стены.

– Просто раньше я не считала эту квартиру своей. Джош тоже не понял, почему я так радуюсь, глядя, как он орудует молотком. – У меня перехватило дыхание. – А я потому радовалась, что мы сделали из моей квартиры наш дом. – (Деб кивнула.) – Еще Джош успел собрать кроватку. Он хотел оформить детскую самолетиками из мультфильма. – Я состроила гримасу. – В итоге мы сошлись на розово-серых пожарных машинках и машинках «скорой помощи». – Я потрогала свой плоский живот. – Он был так горд своим будущим отцовством. А теперь не сможет взять нашу дочку на руки. И я не смогу. И его, наверное, не смогу обнять.

– Ты действительно так его любишь, что готова ради него вернуться в кому?

– Понимаю, звучит как полный бред, но, Деб, это не моя жизнь.

– Я тебе верю.

– Веришь?

Она кивнула:

– Но вернуться ты не сможешь. Лучше постараемся, чтобы Джош пришел в себя.

– Как?

Она покачала головой, не поднимаясь с моей кровати:

– Каждый день после физиотерапии я буду тебя к нему возить. Однажды ты его так уболтала, что он на тебе женился. Ты сможешь уговорить его проснуться.

Вот уже десять дней как я очнулась от сна, который считала своей настоящей жизнью. Физиотерапия оказалась мучением. За полтора месяца неподвижности мои мышцы совсем зачахли, но я проявляла упорство и крепла день ото дня, надеясь, что выйду из больницы вместе с мужем. И все-таки мое сердце было разбито. Любовь, которую я потеряла, казалась такой реальной.

Каждый день после занятий Деб возила меня к Джошу. Его тело по-прежнему оставалось неподвижным. Это была лишь оболочка моего мужа. Мне было больно видеть его таким исхудавшим и слабым, но я часами с ним разговаривала. Рассказывала о нашей жизни, которую мы могли начать сначала – только бы он проснулся. Я держала его за руку, прекрасно зная, какие слухи ходят по больнице. Доктор Уивер назначила Джошу повторные анализы, заметив, что его мозг активизируется, когда я рядом.

– Я так хочу поскорее забрать тебя домой и как следует накормить, – сказала тетя Эллен, беря меня за руку и ласково ее сжимая. – Ты так высохла!

Я постаралась убедительно улыбнуться. Она потратила свои сбережения, чтобы приехать ко мне, и я была благодарна ей за помощь.

– Мне бы еще раз повидать Джоша. Вы не скажете Деб, когда она вернется?

– Сегодня ты два часа у него просидела, милая.

Стараясь удерживать на лице улыбку, я почувствовала, что сейчас мои истертые швы разойдутся, если я не увижу его опять. Во взгляде тети Эллен читалось сомнение.

– Завтра меня выписывают. Это последний день.

– Но ты сможешь приходить, когда выйдешь на работу, – сказала тетя Эллен, заправляя прядь волос мне за ухо.

– Сразу после выписки меня к работе не допустят. И машины у меня нет. Неизвестно, когда я смогу выйти на дежурство.

– Ты что-нибудь придумаешь.

Как и все, тетя Эллен меня не понимала. Она надеялась, что я забуду другую жизнь. Надеялась, что, если я стану реже видеть Джоша, моя любовь к нему угаснет вместе с воспоминаниями о нашем счастье. Но она ошибалась.

– Мне нужно зайти к нему сейчас, до обеда, – сказала я, искушая судьбу.

Больничные сплетни наверняка не обошли тетю Эллен стороной. На всякий случай я прикрылась отговоркой:

– Авария произошла по моей вине. По-моему, теперь я обязана его поддержать.

Она неохотно подставила мне руку, но я, отмахнувшись, сама оттолкнулась и встала. Мое тело казалось деревянным, после физиотерапии все ныло, однако физическая боль была ерундой по сравнению с болью в сердце.

Со слезами на глазах я схватила матово-серебристую рукоятку трости, которая помогала мне удерживать равновесие. С каждым шагом переламывая себя, я выбралась из палаты и пошла по коридору. Как ни тяжела была физиотерапия, я радовалась, что теперь могу сама ходить к Джошу, ни от кого не завися.

Перед его палатой я остановилась, чтобы перевести дух. Куинн вышел мне навстречу и закрыл за собой дверь.

– Перемены есть? – с надеждой спросила я.

Он едва заметно качнул головой:

– Нет. Без тебя – абсолютно ничего. Как только ты выходишь, его мозг вырубается.

Я посмотрела на смешные тапки с розовыми заячьими мордочками, которые мне принесла Деб.

– Он очнется, – выдохнула я и смахнула одинокую слезинку.

– Эйвери, наверное, я должен тебе кое-что сказать. Вчера приходил его отец, – Куинн сунул руки в карманы, – и решил…

Он шагнул вперед и замолчал, когда мне на плечо легла тетина рука.

– Привет, Куинн. Рада тебя снова видеть.

– Здравствуйте, миссис Коллинз, – кивнул он.

– Эйвери завтра выписывают. Она хочет попрощаться с Джошем.

– Не попрощаться! – сказала я.

– Попрощаться на некоторое время, – поправилась тетя Эллен.

Посмотрев ей в лицо, Куинн сглотнул и промолчал.

– Эйвери, желаю тебе побыстрее поправиться. Надеюсь, скоро увидимся на дежурстве.

Он развернулся и быстро исчез в коридоре. Я заставила себя сделать еще несколько шагов, потом приложила ладонь к двери и мысленно произнесла короткую молитву.

В палате уже сидел какой-то мужчина. Услышав стук моей палки о пол, он повернул голову, и я узнала человека, которого полюбила в другой жизни.

– Здравствуйте, мистер Эйвери. Я Эйвери… – собственная фамилия показалась мне чужой, и я запнулась, – Джейкобс.

Отец Джоша встал со стула, обогнул кровать и протянул руки:

– Я рад, что с вами все в порядке. Я рад…

Он замолчал, силясь совладать с эмоциями, и привлек меня к себе. Почувствовав в нем что-то родное, я не стала противиться.

– Мне так жаль, – прошептала я.

Он выглядел немножко иначе, чем я его помнила, но запах машинного масла был тот же. Я несколько раз всхлипнула. Мистер Эйвери затрясся, обнимая меня. Я положила руку ему на спину и закрыла глаза, стараясь не позволить нам обоим провалиться в яму отчаяния.

В открытую дверь постучали. Как только мы отстранились друг от друга, в палату вошел доктор Розенберг, загорелый и отдохнувший. Он улыбнулся мне:

– Здравствуйте, Эйвери. Ваша тетя сказала мне, что вы здесь. Сожалею, что не смог заглянуть к вам раньше: возил семью на Фиджи.

– Хорошо, – сказала я, сделав над собой усилие, чтобы не отпрянуть от него.

Доктор Розенберг просмотрел историю болезни Джоша и повернулся к его отцу:

– Мистер Эйвери, я говорил с доктором Уивер о вашем решении. Мы можем обсудить его позже.

Розенберг кивнул мне и приветливо улыбнулся, намекая, что я должна выйти, но я шагнула вперед:

– О каком решении? – Теперь мистер Эйвери показался мне еще более раздавленным. Мои глаза забегали между ним и доктором, а потом я испуганно посмотрела на Джоша. – Какое решение вы приняли?

– Эйвери… – Розенберг ласково опустил ладонь мне на плечо.

Я отшатнулась. Вдруг на одном из мониторов кривая пошла вверх. Все мы замерли.

– Видите? – произнесла я и, хромая, подошла к стулу возле кровати. Уронив свою палку, я взяла Джоша за руку. – Он слышит нас. Он знает, что мы рядом. Ему просто нужно еще немного времени. Я проснулась, и он проснется, когда будет готов.

Доктор Розенберг грустно на меня посмотрел и нажал кнопку громкой связи. Раздался резкий голос медсестры: