– Это оружие твоего деда: он им пользовался почти всю жизнь, – дар наставника Медо в честь завершения обучения, – с гордостью пояснил Фин. – Он всегда предпочитал бронзу, потому что она тяжелее железа и стали, хотя и не может оставаться столь же острой и твердой. Мало кому удавалось поднять этот меч даже двумя руками, а твой дед сражался одной.

Мата полностью вытащил клинок из ножен и несколько раз взмахнул им, взяв в одну руку. Лезвие с легкостью рассекало воздух, отражая свет словно цветущая хризантема, и он ощутил на лице дуновение ветерка.

Мата восхитила балансировка и тяжесть клинка. Большинство стальных мечей, с которыми он тренировался, были слишком легкими, их тонкие лезвия казались чересчур хрупкими, но этот словно был создан для него.

– Ты двигаешься прямо как дед, – тихо заметил Фин.

Мата потрогал лезвие большим пальцем: даже после стольких лет все еще острое, ни одной зазубрины на клинке, – и вопросительно посмотрел на дядю.

– По этому поводу есть одна история, – сказал Фин. – Когда твоего дядю назначили маршалом Кокру, как-то раз, в один чудесный зимний день, король Тото прибыл на Таноа, приказал соорудить церемониальный помост в виде куба с гранями по девяносто девять футов и, поднявшись на него, чтобы все могли это видеть, трижды поклонился твоему деду Дадзу.

– Король склонился перед дедом?

– Да, – с нескрываемой гордостью подтвердил Фин. – Таков был древний обычай королей Тиро. Вступление маршала в должность было торжественным событием: ведь король доверял ему армию, самую сильную в стране. Король склоняется всего раз, но владениям нашего клана посчастливилось увидеть больше таких церемоний, чем любому другому месту островов Дара.

Мата кивнул, вдруг почувствовав на своих плечах бремя истории: он всего лишь звено в длинной цепи прославленных воинов, перед которыми склоняли голову короли.

– Вот бы и мне увидеть такую церемонию, – мечтательно произнес юноша.

– Так и будет, – уверил его Фин, похлопав по спине. – Как символ маршальской власти король Тото вручил Дадзу новый меч из тысячекратно выкованной стали, прочнейшего из всех металлов, что научились выплавлять люди, но твой дед не хотел расставаться со старым, который считал талисманом, знаком признания наставником его мастерства воина.

Мата понимал, что такое долг уважения к наставнику: ведь именно наставник является образцом навыков и умений, – в то время как отец служит примером облика и поведения. Древние обязательства помогали удерживать мир в равновесии, и эти личные узы столь же важны и прочны, как обязанности по отношению к своему господину и королю. Мата вдруг ясно увидел дилемму, перед которой оказался десятилетия назад Дадзу Цзинду.

Мапидэрэ пытался уничтожить личные узы, чтобы сделать долг перед императором выше всех других, и поэтому его империя обратилась в хаос и утратила справедливость. Нет сомнений, что Мапидэрэ не склонял голову перед своими маршалами.

– Так и не решив, каким оружием следует пользоваться, – продолжил между тем Фин, – твой дед отправился в Риму, чтобы отыскать Сума Джи, лучшего оружейника во всем Дара, и спросить у него совета. Три дня и три ночи молился Фитовео Сума Джи, чтобы тот помог ему принять правильное решение, и было ему озарение, которое и привело к появлению нового метода создания клинков.

Мастер-оружейник расплавил новый меч маршала и, оставив старый в качестве основы, слой за слоем оборачивал его в тысячекратно кованную сталь, создавая клинок, сочетавший в себе тяжесть бронзы с твердостью и остротой стали. Когда ковка была завершена, Сума Джи закалил меч в крови волка, священного зверя Фитовео.

Мата нежно провел рукой по холодному клинку. Интересно, кровь скольких людей омыла его за все прошедшие годы?

– Как он называется?

– Сума Джи нарек его На-ароэнной.

– «Конец сомнений», – перевел Мата с классического ано.

Фин кивнул.

– Всякий раз, когда обнажал клинок, твой дед не сомневался, что одержит победу.

Мата крепко сжал рукоять меча и поклялся себе, что постарается быть достойным такого оружия.

Потом юноша принялся изучать другое оружие, висевшее на стене. Его взгляд скользил по копьям, мечам, хлыстам, лукам, но Мата понимал, что ни один из них не может стать подходящим спутником для На-ароэнны. Наконец его глаза остановились на нижнем ряду.

Мата увидел дубинку из железного дерева. Рукоять толщиной с его запястье была обернута белым шелком, потемневшим за долгие годы от крови и пота. Дубинка расширялась, и у дальнего конца ее окаймлял ряд белых зубов.

– Это оружие генерала Ксаны Рио Котумо, который, как говорят, обладал силой десяти человек, – пояснил Фин.

Мата повертел в руках дубинку, любуясь светом, который отражался от кончиков зубов. Некоторые из них он узнал: волк, акула, другие – возможно, крубен. Часть зубов была испачкана кровью. Сколько шлемов и черепов разбило это оружие?

– Твой дед и Рио Котумо бились пять дней на берегу Лиру, но не могли выявить победителя. Наконец, на шестой день, Котумо споткнулся, потому что его нога скользнула по поверхности камня, и твой дед сумел отрубить ему голову, однако всегда считал ту победу незаслуженной. Честь Котумо он оказал устроив ему роскошные похороны, а оружие его оставил себе на память.

– У него есть имя? – спросил Мата.

Фин покачал головой.

– Если дубинка как-то и называлась, то твой дед этого так и не узнал.

– Тогда я назову его Горемау, спутником На-ароэнны.

– Ты будешь пользоваться дубинкой как щитом?

Мата презрительно фыркнул.

– Зачем мне щит, если все мои враги умрут еще до того, как я нанесу три удара?

Он поднял правой рукой меч и ударил им по дубинке, зажатой в левой руке. Раздался долгий звучный звон, гулким эхом отразившийся от каменных стен замка.

Фин и Мата с боем вышли из замка.

Теперь, когда Мата пролил первую кровь, им овладела жажда убийства. Он был подобен акуле, оказавшейся среди стада тюленей. В узких коридорах замка солдаты не могли воспользоваться преимуществом в численности, и Мата методично расправлялся с ними, когда они подбегали к нему парами или по одному. Он наносил такие сильные удары На-ароэнной, что клинок пробивал щиты и руки, поднятые в тщетной надежде защититься, а удары Горемау получались такими могучими, что черепа солдат вбивались в торс.

Гарнизон замка состоял из двухсот человек. В тот день Мата убил сто семьдесят три солдата. С остальными двадцатью семью разобрался Фин Цзинду, который смеялся от радости, глядя на сражавшегося рядом с ним юного племянника, узнавая в нем великого Дадзу Цзинду, своего отца.

На следующий день Мата поднял над замком флаг Кокру: красное поле с двумя воронами, черным и белым, – а на дверях замка вновь появилась хризантема – герб клана Цзинду. Весть о победе над гарнизоном Ксаны мгновенно разнеслась по округе, превращаясь в легенду, а потом и по всем островам Таноа. Даже дети узнали имена На-ароэнна и Горемау.

– Кокру вернулся, – шепотом говорили друг другу жители островов Таноа, которые все еще помнили легенды о доблести Дадзу Цзинду.

Внук выглядел рядом с ним достойно, и, быть может, восстание имело шансы на победу.

Мужчины собирались у замка Цзинду, чтобы сражаться за Кокру, и очень скоро армия Цзинду насчитывала восемьсот солдат.

Заканчивался девятый месяц; прошло два месяца с тех пор, как Хуно Крима и Дзапа Шигин нашли пророчество в рыбьем брюхе.

Еще вчера под началом Куни Гару находилось пятьдесят узников – несколько человек из Дзуди, но большинство издалека, – совершивших разного рода преступления, за что их приговорили к каторжным работам.

Осужденные двигались медленно, потому что один из них хромал, и не успевали вовремя добраться до следующего города, поэтому Куни решил разбить лагерь в горах.